Моя мать смеется - Шанталь Акерман

такой близости не было, разве что в фейсбуке и немного после. Чуть-чуть после, но всё равно не такой. Это было нормально, они были разные, и С. была так молода. Значит, и близость была разная. Я не могу этого отрицать. Итак, другая была близость. Потом что-то постепенно исчезло. Пришло что-то другое. Потом всё закончилось. К счастью, С. не могла читать мои мысли издалека. Я сказала себе, на этот раз ее здесь нет. К счастью.

Сестра сказала, Л. тоже могла бы приехать, потому что она член семьи.

Но не С. Я сказала, понимаю, затем разозлилась на себя за это, но я понимала сестру. Сестра хотела, чтобы всё прошло хорошо. И все, кого пригласили, были частью этого, но не С.

После я попыталась немного потанцевать, чтобы быть как все. Я обычно всегда так делала на свадьбах, когда была молодая и когда был жив отец.

Сестра сказала мужчинам, мальчикам, что меня надо посадить на стул, который несколько раз поднимали и опускали.

Потом я вернулась к матери. Глаза у нее были пустые. Платье висело с одной стороны из-за сломанного плеча.

Думаю, что у нее даже не было сил порадоваться свадьбе, а бабушка должна радоваться. О чем она думала? Вероятно, о том, что у нее болело. Время от времени она заламывала руки. Я не могла на это смотреть.

Раньше она так любила танцевать на свадьбах и не только на свадьбах, во время отпуска в Италии или где-то еще, и она хорошо танцевала.

В Нью-Йорке С. написала несколько писем, в частности, нашей квартирной хозяйке, молодой женщине. Позднее мы встретились с ней и с ее матерью, очень элегантной женщиной в шляпе. С. написала, что в квартире есть кое-какие проблемы и что она только что видела мышь в коридоре, ведущем в гостиную. Совсем маленькая мышка, но всё же мышка, а она не привыкла к мышам и думала, что едва ли когда-нибудь к ним привыкнет; если потребуется, привыкнет, но надеется, что больше их не увидит.

Она знала, что мыши могут размножаться, но тогда, даже если потребуется привыкнуть, она привыкать не собирается. В детстве она читала книгу о Гарлеме, где на бедняков нападали крысы, и сказала себе, что если мыши появились, то, возможно, когда-нибудь появятся и крысы. Она видела, как мышь выскочила из дыры около батареи, и ей удалось заткнуть эту дыру. Но были и другие дыры, а она не могла всю свою жизнь затыкать дыры.

Она также написала, что стиральная машинка плохо работала: когда она останавливается, в барабане остается вода, а это ненормально.

Но чем С. еще занималась в Нью-Йорке в полном одиночестве? Я позвонила ей, она сказала, кажется, у тебя всё очень плохо. В самом деле. Я не отдавала себе отчета. В сущности хорошо, что она не приехала, потому что на ужине перед свадьбой я смеялась с молоденьким мальчиком, который меня смешил. Только и всего.

Ей бы это не понравилось. Она бы сказала, что это флирт. Но для меня это был пустяк, мне просто хотелось посмеяться. Посмеяться посреди объявленной катастрофы. Посмеяться на вулкане. Все удивлялись, что я так много смеюсь, и удивлялись, что я в таком хорошем настроении. Однако С. сказала мне по телефону, кажется, у тебя всё очень плохо. Она издалека почувствовала, что скрывается за этим смехом. Но, к счастью, сам смех она не слышала, иначе она бы оскорбилась. Сейчас я говорю «оскорбилась», а тогда бы сказала «ревновала», ревновала по пустякам. Как будто у меня нет права немного посмеяться.

Было хорошее вино, хорошая еда и смешной молодой человек рядом со мной, и я смеялась, я его подначивала, и мы смеялись от души. Я уже давно так не смеялась. Настолько давно, что уже и не помню, что можно так смеяться.

В Нью-Йорке мне нужно быть осторожной, когда я смеюсь. Я еще иногда смеялась, но гораздо меньше обычного. И мне этого не хватало, я мрачнела и уходила звонить с улицы, чтобы успокоиться.

Там было плохо слышно из-за шума, но я смеялась, и мне было приятно.

Звонила своим друзьям в Париж, и было приятно.

Кто-то сказал сестре, я и не знал, что у тебя такая сестра, такая смешливая.

Ну да, сказала сестра, почему бы и нет.

Недолго я смеялась. Со следующего дня мне уже будет не до смеха.

Я сказала себе, хорошо, что сестра сказала, что для приезда С. момент неподходящий. Моя сестра часто бывает права. И в этот раз она была права, как никогда, впрочем, я знала, что она была права, я не стала настаивать, когда она сказала, что для приезда С. момент неподходящий. В любом случае, не на свадьбу ее дочери. Я не настаивала, и на самом деле я была довольна, хотя и злилась на себя за это. Да, злилась, но говорила себе: тем хуже. И потом была уверена, что С. здесь не понравилось бы, к тому же она была робкой, но не понравилось бы ей не поэтому.

С десяти часов в день свадьбы они уже все были там.

Народу в доме было битком. Фотографы, парикмахеры, визажисты, все были там, и все суетились. Фотографировалось всё, каждая секунда жизни.

Малейший жест, улыбка, остановка на лестнице. Или где-то еще, всё фотографировалось, и нужно было всё время улыбаться.

Моя племянница стояла наверху лестницы. На ней поправляли свадебное платье.

Платье было великолепное, племянница была великолепна и улыбалась. Клара надевала ей фату на голову. Она принимала одну позу, потом другую. И всё, абсолютно всё фотографировалось.

Через какое-то время я почувствовала, что меня достали эти фотографы. Племянница сказала, что это только начало. Сухо сказала, возможно, или с юмором и немного отстраненно. Но, скорее всего, с юмором, ну или я ничего не понимаю. Что я там делала. Всю свою жизнь я была против такого. При этом я побывала на многих свадьбах, особенно в молодости, и каждый раз я пыталась прилично выглядеть и иметь очень радостный и очень молодой вид ради отца. Я еще не знала, что он знает, что я другого жанра, и понимала, что он надеется, что однажды наступит и моя очередь.

Почему, если я была так против, я побывала на стольких свадьбах, а это всегда целая история, потому что на свадьбу нужно наряжаться, и так меня меньше замечали и