Иосиф Флавий. История про историка - Петр Ефимович Люкимсон

Второго выражает собственную позицию — уже тогда он был убежден, что восстание против Рима бессмысленно, поскольку обречено на поражение и чревато самыми тяжелыми последствиями для его народа[30]. Но то, что Иосиф вместе с другими стоял и слушал эту речь, внимательно наблюдая за реакцией окружающих, сомнений не вызывает.

Отношение же Иосифа к Агриппе — в тот момент или задним числом, во время написания книги, — никак не назовешь комплементарным. Скорее наоборот: он презирает царя за нерешительность и чрезмерную озабоченность своими интересами в ущерб интересам нации.

«Судя по настроению народа, можно было видеть ясно, что, если ему будет отказано в отправлении депутации, он не останется в покое, — пишет Иосиф Флавий. — Но Агриппа рассчитал, что назначение послов для обжалования Флора создаст ему врагов; с другой же стороны, он отлично понимал, как невыгодно будет для него, если он допустит, чтобы военная вспышка, охватившая иудеев, разгорелась в пламя» (ИВ, 2:15:3).

Сама речь Агриппы, произнесенная на арамейском, была построена в лучших традициях греческого и римского ораторского искусства — видно, что он этому учился и немало потрудился, готовя выступление на языке, бывшем ему по большому счету чужим. Современным политикам и спичрайтерам, безусловно, есть чему поучиться у него, чтобы повысить силу своего влияния на любую аудиторию.

Царь начал с того, что выразил уверенность в мирном настроении большинства народа, а заодно буквально одной-двумя фразами посеял сомнение в чистоте намерений тех, кто призывает к восстанию против римлян: «Если бы я видел, что вы все без исключения настаиваете на войне против римлян, а не наоборот, что лучшая и благонадежная часть населения твердо стоит за мир, то я бы не выступил теперь перед вами и не взял бы на себя смелость предложить вам свой совет. Ибо всякое слово о том, что следовало бы делать, бесполезно, когда гибельное решение принято заранее единогласно. Но так как войны домогается одна лишь партия, подстрекаемая отчасти страстностью молодежи, не изведавшей еще на опыте бедствий войны, отчасти — неразумной надеждой на свободу, отчасти также — личной корыстью и расчетом, что, когда все пойдет вверх дном, они сумеют эксплуатировать слабых, — то я счел своим долгом собрать вас всех сюда и сказать, что именно я считаю за лучшее, дабы люди разумные опомнились и переменили свой образ мыслей и добрые не пострадали из-за немногих безрассудных».

Затем он предложил разобрать суть претензий народа к римлянам по пунктам. Он утверждал, что если ими движет желание освободиться от власти Рима, то начинать восстание из-за желания сменить прокуратора нелепо: даже самый мягкий прокуратор все равно будет воплощать эту власть. Если же они хотят начать войну только из-за прокуратора, то это еще глупее, поскольку «нелепо из-за одного человека бороться со многими, из-за ничтожных причин — воевать с такой великой державой».

Далее Агриппа сделал экскурс в историю, напомнил, что евреи сами виноваты в потере независимости, так как сами пригласили римлян на свою землю, и далее стал напоминать о мощи Рима и о том, сколько народов, куда более многочисленных и обладающих куда большей территорией, ресурсами и воинственностью, чем евреи, вынуждены были склонить голову перед этой мощью. Один пример показательнее другого следовал за другим, и, наконец, Агриппа добрался до соседнего Египта, который поистине огромен, защищен со всех сторон и тем не менее, кроме денег, покорно снабжает Рим продовольствием:

«Но все это бессильно против счастья римлян; два легиона, расположенные в городе, обуздывают далеко простирающуюся египетскую страну точно так же, как и родовую македонскую честь. Где же вы думаете найти союзников против римлян? В необитаемой ли части земли? Ведь на обитаемой земле все принадлежит Риму. Или, быть может, кто-либо из вас перенесется мыслью за Евфрат и будет мечтать о том, что наши соплеменники из Адиабены поспешат к нам на помощь? Но они, во-первых, без основательного повода не дадут себя втянуть в такую войну; а если бы даже они и приняли такое безрассудное решение, то их выступлению воспрепятствуют парфяне, потому что в интересах последних лежит сохранение мира с римлянами, которые всякую вылазку парфянских подданных против них будут считать нарушением мирного договора. Таким образом, ничего больше не остается, кроме надежды на Бога. Но и он стоит на стороне римлян, ибо без Бога невозможно же воздвигнуть такое государство. Подумайте дальше, как трудно станет вам даже в борьбе с легкопобедимым врагом сохранить чистоту вашего богослужения; обязанности, соблюдение которых вам больше всего внушает надежду на помощь Бога, вы будете вынуждены переступать и этим навлечете на себя его немилость».

Таким образом, из его спича следовало, что сам Всевышний в данный момент истории находится на стороне римлян и выступать против них бессмысленно.

Завершил Агриппа речь призывом задуматься над теми бедствиями, которые навлечет за собой восстание как на евреев, живущих на своей земле, так и на тех, кто живет в других странах, и результаты его будут поистине катастрофическими: «Никто же из вас не станет надеяться, что римляне будут вести с вами войну на каких-то условиях и что когда они победят вас, то будут милостиво властвовать над вами. Нет, они для устрашения других наций превратят в пепел священный город и сотрут с лица земли весь ваш род; ибо даже тот, который спасется бегством, нигде не найдет для себя убежища, так как все народы или подвластны римлянам, или боятся подпасть под их владычество. И опасность постигает тогда не только здешних, но и иноземных иудеев — ведь ни одного народа нет на всей земле, в среде которого не жила бы часть ваших. Всех их неприятель истребит из-за вашего восстания; из-за несчастного решения немногих из вас иудейская кровь будет литься потоками в каждом городе и каждый будет иметь возможность безнаказанно так поступать. Если же иудеи будут пощажены, то подумайте, какими недостойными окажетесь вы, что подняли оружие против такого гуманного народа. Имейте сожаление если не к своим женам и детям, то по крайней мере к этой столице и святым местам! Пожалейте эти досточтимые места, сохраните себе храм с его святынями! Ибо и их не пощадят победоносные римляне, если за неоднократную уже пощаду храма вы отплатите теперь неблагодарностью. Я призываю в свидетели вашу Святая Святых, святых ангелов господних и нашу общую отчизну, что я ничего не упустил для вашего спасения. Если вы теперь примете правильное решение, то вместе со мной будете пользоваться благами мира, а если вы последуете обуревающим вас страстям, то вы это сделаете без меня, на ваш