Надувной доброволец - Стив Айлетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно ядерные твари, Эдди.
— Особенно крупные. Зубы как унитазы, брат.
— Теперь успокойся.
- Весь день гладил кошку и говорил страшные вещи, представь. Вот что они со мной сделали.
— Конечно, Эдди.
— Представь всё спокойно.
— Знакомая картина.
— И тут они встают и бросаются на меня.
- На сколько попал?
— Не банкноты брат — набрасывайся на меня, когда я хотя бы морально готов. Вот к чему было их предыдущее поведение — подготовить почву для последующего омерзения.
— Ты хотел сказать — острого облегчения.
— Так я и считаю.
— Значит, когда они бросились, они застали тебя врасплох. Ты звал на помощь?
— Да. И к ним прибыло подкрепление.
— Что имело место быть, Эдди? Избавь меня от ловко выведенных деталей.
— В гостиной озеро крови. Ну, не озеро, но…
— Понимаю, о чём ты.
— Интересное дело. Раздался звон, и я увидел, что стрелки часов напоминают руки человека; гробящего собственные возможности.
— Думаешь, Фред оставил сообщение.
— Он любитель таких дел. Заговоры среди бесконечности. Не смущается размера.
— Знакомо. Звяканье и клики вырастающего лица пропускали удары и эдакую грохочущую ухмылку. Примитивная техника ужаса. Товарищи перепугались до усрачки. Фред стал выдающимся человеком, и не заметив того.
— Я не испугался.
— О, я сохраню твой секрет, брат.
— И я пошёл на пруд. В воде плавали звери, похожие на рыб.
— Думаю, выяснится, что это и были рыбы, Эдди.
— Рыбы, говоришь? Можешь хранить своё мнение в сухом прохладном месте, брат. Потому что они говорили со мной ртами.
— Ты уверен, что это были не карпы, Эдди?
— Не карпы, брат. И они сказали, что я Избранный, и должен отправиться в Хаунд и там встретиться с каким-то Эмиссаром.
— Грейхаунд в Бромли?
— Так я и решил.
— И отправился?
— Конечно, нет, ты что, псих? Так бы мой труп и нашли в Бромли.
— Ну, это целых полторы истории, Эдди, мне хорошо — ощущаю просветление, можно сказать.
— На что я и надеялся, брат.
Значит, старый танцор забрал Пустого Фреда за мои грехи — ни с того ни с сего, или с того и с сего. Не понимаю, почему Джон Сатана наточил на меня такой зуб — готов поклясться, что не пользовался больше зеркалом из галереи Эдди. Конечно, потом я понял, что Эдди продал его Минотавру, тот выставил его в Магазине Ярости, где я купил его с целью отправиться с Эдди в гости к Жнецу. Такие истории рассказывают внукам. Более того, вышло, что Эдди всё время был в курсе, но не понял важности, ничего не понял.
Решил, что надо посоветоваться с Минотавром.
— Не мешай подготовке, — сказал он, ужаснувшись, едва я вошёл. Он держал вырывающуюся курицу.
— Думаю, ты называешь это услугой роду человеческому.
— А ты как называешь?
- Трусостью — это млекопитающее не может дать сдачи.
— Млекопитающее? Совсем свихнулся?
— Ну ящерица — всё равно это мелкая скотина, которую ты, наверно, застал врасплох, вот к чему я веду.
— Я объяснял этой красавице не одну неделю — разве я не любил?
Курица угрюмо подняла взгляд.
Вот — теперь ты убеждён, брат?
— Да — в том, что ты псих.
— Ха-ха — сильно сказано.
— Вообще-то, я пришёл потому, что на старину Фреда напало его собственное жилище.
- Ядерные твари, а? Не могу сказать, что страшно удивлён. Этот ублюдок заигрывал с опасностью не первый месяц.
— Ты о чём?
— Пошли, покажу.
Бросив курицу в стальную бочку, он захлопнул крышку и пошёл к печи. Едва откинулась заслонка, разлился невыносимый жар. Погрузив промышленные щипцы в пламя, он осторожно достал уголь размером с колесо и водрузил его на наковальню. Когда дым Рассеялся я обнаружил на обгоревшей поверхности вырезанное лицо матери Фреда.
— И к чему эта фиговина?
— Это пирог, — агрессивно сказал Минотавр. — Со дня рождения Фреда.
— Когда?
— Где-то в прошлом году.
— В прошлом году? Ты о чём вообще? Испытываешь моё терпение? Объясни, какую жуткую херню ты говоришь с этой гадской курицей, где она вообще? — Я вытащил курицу из бочки. — Глянь на несчастную скотину.
— Знаю. Прекрасная, правда?
— Ты вообще ебанулся, — сказал я. — Надо сказать, вполне милая.
По правде говоря, она была восхитительна. И как я раньше не замечал. Надо было вытаскивать её оттуда — и остаться с ней наедине.
— А слушай, брат — я знаю, ты из кожи вон лезешь, пытаясь спасти Фреда из когтей дьявола и так далее — я разберусь с курицей вместо тебя, а… если честно, с удовольствием.
— Готов спорить, что с ним, — ответил он, одёргивая меня едким взглядом. — Братья по камере смертников на свидании с мечтой, горизонт ранит не хуже ножа, булыжники накатывают мутным шёпотом — и прочие предумышленные чудеса. Не пытайся наебать меня, брат.
Я снова принялся разбирать по пунктам, смешивая всё с иным использованием текучего стекла.
Обнаружил, что забрёл в эдакий водоворот красных кишок, эктоплазматический, хотя не оставляет пятен на моей рубашке, и вообще ни на чём. Дьявол был там же, рожа — как мешок гаечных ключей, жабры исходят красным. И Жнец — скалил голову, говорил сквозь зубы, все дела. Они увлечённо играли в карты на полу. Фред оглядывался, вспучиваясь из яйцеподобной техники.
— Церемония — не смотри.
— Видел всё и раньше, брат. Что с тобой случилось?
— Ядерные твари. Клыки пылают прокатной невинностью и всякая фигня. Завалили комнату резиной, нацарапали сетку на сердце, своеобразные крики и тишина. И посмотри на меня в новом метастазе агонии, брат.
Карьера скелета Фреда достигла крещендо — он так свернулся, что стал похож на вымоченный в море аммонит.
— Да. Местная мораль двухфокусна.
— Расскажи поподробнее — очень грубая.
— Всегда такой была. Неизменное меню.
— Даже здесь.
— Разочаровывает, правда?
— Ага Было очень приятно поговорить с тобой, брат, — сказал он, — но новый череп подглядывает сбоку… — И он показал на гребень на спине, и выступы челюстей как рябь на хроме. С этого момента считайте меня погибшим, договорились?
— Как скажешь.
Всё венчала панель лба.
— Вот так мы становимся мужчинами, вопреки природа — сказал он напоследок.
“Опыт, — подумал я, — вместо мудрости”.
— Что думаешь? — спросил Джон Сатана, поднимая глаза от карт. ~ Пустой Фред дорого заплатил за твои грехи, а?
— Может, в самый раз, кто его знает.
— Что, думаешь, ты лучше всех?
— Нет-нет. Я просто не тёмный дверной материал.
— Глубже и глубже гложет голод, — пролязгал Жнец, тоже поднимая глаза.
— Действительно, — сказал я, намереваясь уйти. — Так и есть. Ладно, мне пора…
— Расскажи мне историк? чудес, — продолжил он.
Про пойманное волшебство, принцев в надувных брюках осуждённых на плавание к неизвестным температурам, дорогие раны, собак с накрашенными губами,
жертвы.
— А? О, что я рассказывал этому старому рыбороту.
Так то было давным-давно. — Но они настаивали, и я напрягся, вспоминая, что тогда нёс. — Ну, всё началось, сказал я, — когда…
— Да? — многозначительно спросил дьявол.
И я побежал, о братья мои. Исторгся из зеркала в ресторане и начал жарить и распугивать жизнь из всех подряд — горячие искры разлетались из почерневших; останков, неразличимых за угловыми столами, крики, кордит и общее ощущение хода вещей — полиция и скорая помощь, проблемы. У меня в голове всё смешалось.
Эдди продал зеркало этому учреждению за пятёрку и был весь довольный, пока я не вывалился там в пылающем рванье.
— У нас ночная гулянка, а?
— Предлагаю тебе усилить охрану, Эдди.
— А ещё у нас бред, не так ли?
И я лукаво подумал, как тебе будет хуёво в скорой помощи.
Кстати, дело о поджоге мной машины дошло до суда. Это был карнавал, почти точь-в-точь мои привычные кошмары. Судья пытался подавить меня тем, что возомнил о себе. Мне стало так скучно, что я принялся звонить, как часы — древние, дедовские, в сумрачном свете запылённой потомственной прихожей. У него по коже мурашки побежали. Но изящный ход, как говорят, был, когда я прыгнул на присяжных и начал выцарапывать им глаза ногтями. Я был сердцем спектакля. Эта надо было видеть. Правда, они всё видели иначе — а некоторые больше не видели вообще.
Проблемы с интервьюером
— И что ты тогда сделал?
— Надел броню и отправился на каникулы.
— И больше в заключение ты ничего не хочешь мне сказать, ты, прожигающий время ублюдок? У меня были и более жизненно важные дела в прошедшие четыре часа.
— Ты не говорил.
— О Боже, знаю, что не говорил. О Боже.
— Ты себя чувствуешь так себе? И ты станешь серым и тупоглазым трупом, прежде чем я возжажду вашей работы.