Хозяин теней. 3 (СИ) - Екатерина Насута

времени, а на ложке еда оставалась. Как было не воспользоваться случаем?

— Чудо, что ещё крошки со скатерти было собирать не стал…

Была мысль. Но отказался, сообразил, что это как-то слегка чересчур. А вот с ложкой да, с ложкой прокололся. Я вот даже задумался над тем, облизывал ли я ложки там, в прошлом мире, потому как вроде и случалось бывать и на вечерах званых, и на банкетах всяких, но вот хоть убей… ладно, если и облизывал, то желающих указать мне на неправильность сего действа не находилось.

— … и вообще не удивлюсь, если он в носовой платок сморкаться станет!

А что с ним ещё делать-то⁈

Я хотел спросить, но поймал предостерегающий взгляд Тимохи. Ясно. Точнее не совсем ясно, что там не так с платками, но лучше помолчать.

Так мы и молчали сперва до пруда, а потом до знакомой уже колючей стены, которая этими самыми колючками приветливо помахала.

— Ты его и сюда таскал? — возмутилась Татьяна, но как-то без былого вдохновения. — Ох… я уже и забыла, как тут. Тимоха, ты вперёд иди, и ты тоже… а я вот… может… просто постою. Прогуляюсь.

— Чулки порвать боится, — Тимоха фыркнул. — Тань, а помнишь, раньше ты прям напролом лезла…

— Когда это было.

— Было.

Она закатила глаза.

— Ладно… но если что, платье будешь штопать ты!

— Сама ж не доверишь, — Тимофей действительно коснулся лозы и та услужливо скаталась клубком, освобождая путь.

— Дамы вперед, — сказал я Татьяне. И та не стала спорить. Она вовсе молчала до самого убежища, а в нём вдруг втянула воздух резко и со свистом, как бывает, когда долго-долго сдерживаешься перед вдохом.

— Иногда мне кажется, что они правы… и дед действительно сходит с ума. И ты тоже… и я с вами… что эта подозрительность ненормальна, — Татьяна прошлась вдоль стены. А убежище, как мне кажется, стало чуть больше. Нет. Глубже. Точно. Вон, ступенька прибавилась.

Или всё-таки кажется?

Надо было сосчитать.

— Они — это кто?

— Дамы из благотворительного комитета… знаешь, меня приглашали Никольские. Они на воды собираются…

— На зиму?

— Вот и меня удивило. А они с собой зовут. Мы довольно дружны с Лизонькой. Это их старшая. И она прямо каждый раз теперь… вчера вот снова написала. В Кисловодск собираются. Отбывают через неделю.

Тимоха ничего не говорит. А я прохожусь, отмечая, что одеял стало больше. Лежат, свернутые тугими скатками. И вот фляги появились. Вода? Вино? Тянет заглянуть. Пара коробов. И свертки из плотной промасленной бумаги.

— Прямо умоляет отправиться… это даже неприлично, такая настойчивость.

— Может, стоит?

— Нет, — Татьяна покачала головой. — Когда там, с ними, сидишь и пьёшь чай. Обсуждаешь… поэзию или вот музыку… кажется, что вот оно, настоящее. А вот здесь, с вами, мрак какой-то.

Она одёрнула руку.

— Я думала согласиться. В конце концов, почему бы и нет… я даже сказала Лизоньке, что с дедом переговорю. Обещала завтра ответ дать. Она так обрадовалась. И матушка её обрадовалась. Сказала, что даже расходы готовы возместить. И это странно, верно?

А на меня чего смотреть? Я понятия не имею, что тут странно, а что нормально. Вроде и язык тот же, и люди те же, а вот порой такое всё другое, что прямо слов нет описать.

— А к нынешнему Лизонькиному письму её матушка своё приложила. Знаешь, такое сочувствующее. И что, мол, в моём положении лучше нет, чем обстановку сменить. У них свой дом имеется. И я их нисколько не стесню. И Лизонька будет рада. И можно до самой весны отдыхать. Лизонька живопись изучает, ей даже наставника выписали. Из Италии. И я могу присоединиться.

— Ты же всегда хотела.

— И хочу. Только… знаешь, наверное, будь всё иначе, я бы согласилась с радостью. Дед отпустил бы…

Он и сейчас отпустит, если это даст хоть малейший шанс вывести Татьяну из-под удара.

— Но я слишком долго жила рядом с ним, чтобы просто взять и поверить. Откуда они узнали о разрыве помолвки? Я сама письмо только-только получила. Как и вы… да не врите, знаю, что дед вам сказал. И Лизонька… она хорошая, искренняя, но в прошлом году мы не были особо близки. А тут она первой начала подходить, писать… и матушка её такая добрая, ласковая. Прямо до приторности.

Татьяна стиснула кулаки.

— Ещё у Лизоньки появился кузен. Вдруг. Я не помню, чтобы она о нём прежде упоминала.

А сестрица у меня не промах. И головой пользоваться умеет.

— Теперь же только и разговоров о том, какой он замечательный…

— Может быть совпадением, — сказал Тимоха, но как-то так, что стало ясно — сам он в такие совпадения не верит.

— Может. Только какое-то очень своевременное. Кто едет к морю на зиму? Учиться? Об учёбе тоже договариваются заранее… и мои акварели, которые якобы отправили итальянцу. Те, что я Лизоньке подарила… но я ей не дарила. Я акварель вовсе не люблю, мне уголь больше по вкусу. Мелочи… я уже давно перестала обращать внимание на то, что в моих вещах копаются. Уверена, что и письма читают…

Тимоха кивает.

Согласен?

— Но сейчас это делать стали как-то… чаще… наглее? То же серебро… мы давно договорились, когда его чистить. Это есть в плане хозяйственных работ, который мы составляли и расписывали на каждый день, — улыбка у Татьяны нервная.

Но с такой-то жизнью этому ли удивляться.

— Значит, мелкий не ошибся, — устало произнёс Тимофей.

Я не мелкий!

Ладно. Пока ещё мелкий, но…

— Зачем им я? — Татьяна обняла себя. — Я ведь не могу наследовать…

Это да. Это мы уже прошли.

Женщины здесь совсем не так уж бесправны, но вот возглавить род они не могут.

— Может, это и не надо? — Тимоха опустился на лавку, вытянув ногу. — Ноет и ноет сегодня.

— Это хорошо, — я сел рядом.

— Чем же?

— Значит, мышцы живые и работают… а так…

Мозаика хренова. Вот… опять не стыкуется. Если Громовых хотят вырезать, то зачем им Татьяна? Или… Моровских извели, но не под корень. Наследник есть. Матушка его. Сидят под покровительством Романовых и никому не мешают. Татьяна тоже не будет. Она же, перейдя в род мужа, утратит право на фамилию Громовых. С детьми сложнее… их могут восстановить в правах.

Может, в этом дело?

В будущих детях?

Как-то… зыбко всё. Нужны были бы дети, тогда стоило бы погодить пяток лет. Пусть бы вышла замуж за этого жлоба, родила, а там уж и войну устраиваться. История-то эта, с вырезанием родов, уже полтора десятка лет тянется как минимум, если не