Вечерний час - Людмила Семенова

отчаянием сказал Паша. — Тэя, мы, конечно, надеемся на лучшее, но вдруг что-то пойдет не так? С этой обстановкой, с этими ужасными дорогами может произойти все что угодно! Если, не дай бог, спасатели не доедут или опоздают?

— А за себя тебе совсем не страшно?

— За себя — нет, потому что я мужчина...

— А я женщина, — коротко ответила Тэя. — И я соглашусь только если ты поедешь со мной. Идет?

— Что же ты творишь, Тэя, — безнадежно вздохнул Паша и обнял девушку. Тут даже Чабела взглянула на них чуть добрее, а тетя Мириам ласково улыбалась. Наконец сборы были окончены: все ценное горожане зарыли в землю у домов, чтобы не брать лишнего груза, запаслись водой и полотенцами. Многие от напряжения совсем обессилели и уснули едва погрузившись в кузов.

Паше и самому на мгновение ужасно захотелось спать, и этот прилив слабости его испугал. Он знал, что нервы — штука очень непредсказуемая, способная ударить по любой системе органов, сколько ты ни храбрись. И если вдруг он отключится из-за непривычной нагрузки, что будет делать Тэя? Нет, раз уж эти люди доверились ему, белому мальчишке, приехавшему из благополучного города, он просто не имеет права терять голову. И все-таки внутри саднило от неизвестности, от ожидания и чувства беспомощности, от невозможности перевести дух и забыться. Ему очень не хватало привычной жизни, но в этом странном и опасном мире была Тэя, и уже поэтому Паша ничего не хотел вернуть назад.

Впрочем, скоро сонливость с него спала. К запаху горелого Паша успел привыкнуть, хотя теперь уже постоянно дышал сквозь мокрую тряпку, но теперь он почувствовал что-то еще более зловещее. Воздух становился все более горячим и тяжелым, а небо наливалось багрянцем, на фоне которого отчетливо виднелся черный дым. Они укрылись в доме Мехара и сели на пол — так стало чуть легче дышать.

— Похоже, пламя приближается, — тихо сказал Паша Хиллару. — Ты уже когда-нибудь видел лесные пожары?

— Я нет, но отец видел, когда был маленьким. Он рассказывал, что звери убегали от огня прямо по дорогам, где ездили автомобили, налетали на них и ломали своей массой. Тогда произошло много аварий, на дорогах оставались просто кровавые лужи. Животные спасались от огня, а погибли совсем от другого, да еще и людей за собой потянули.

— А мой однажды рассказал, как на его глазах выгорело несколько домов в деревне, — это ночью случилось, до их хижины огонь чудом не дошел. Пожар тушили все вместе, и землей, и песком, и тряпками, но нескольких человек все-таки не удалось спасти. Они наглотались дыма и уже просто не могли выбраться. Один дом был сложен из металлических листов, и люди внутри, можно сказать, поджарились заживо. Он потом много лет не мог забыть крики...

— Кошмар! Это он вот так тебе и сказал?

— Ну, не мне, конечно, я для такого был еще мал, а моей матери. Но я всякий раз подслушивал, когда они говорили про Африку, — хитро улыбнулся Паша. Воспоминание о родных людях неожиданно подхлестнуло его и придало сил, будто они стояли у него за спиной. Однако ожидание становилось все более невыносимым из-за тревоги за Тэю и за тех, кто остался дома, в Питере. Все, что он сказал любимой, когда она отказалась уезжать, вновь предательски всплыло в памяти и обожгло подобно удару тока. А если спасатели до них действительно не доберутся? Или приедут, когда спасать уже будет некого? И они разделят судьбу тех несчастных, которые сгорели в деревне отца. Нет, нет, ни в коем случае нельзя выдать этих мыслей перед Тэей и Хилларом, надо держаться...

Время еле тянулось, воцарившаяся тишина будто сгущалась — с улицы не доносилось ни единого звука из тех, к которым Паша привык с приезда в Эфиопию. То ли сердце билось слишком шумно, то ли сознание уже было затуманено, но порой ему казалось, что он слышит стук метронома. Словно тяжелые песчинки одна за другой падали в груду на дне стеклянных часов, отсчитывая время до огня. Они с Тэей уже не сидели, а полулежали, так было чуть прохладнее, но Паша очень боялся, что забвение его одолеет. Порой он почти засыпал на пару секунд и какой-то неведомый инстинкт встряхивал его, заставлял крепче сжать руку девушки. Она вроде бы держалась даже чуть бодрее. Через окно пробивались бледные лучи заходящего солнца, отбрасывающие блики на ее пухлых темных щеках, отражающиеся в глазах, будто свет лампы в чашке кофе. Паше вдруг показалось, что вместо дыма повеяло чем-то домашним и родным, и он усилием воли сбросил с себя болезненный морок.

— Тэя, — тихо сказал он, — а что будет потом, после пожара?

— Я думаю, все будет хорошо, — шепнула девушка. — Сначала мы приедем ко мне и станем пить твой любимый кофе со сгущенкой, а дальше время покажет.

— Точно, — улыбнулся Паша. На серьезный разговор у него, разумеется, не хватало сил, но он до смерти нуждался в том, чтобы сознавать: это «потом» непременно будет.

Вдруг с улицы послышались звуки, которые он сначала принял за стрекотание гигантских кузнечиков. Потом Паша подумал, что огонь подобрался ближе, а возможно, уже охватил постройки, и крепче сжал руку Тэи, будто желая спрятать ее от опасности. Но в следующий момент надрывно раздалась пожарная сирена, а за окном сверкнули странные огни.

— Вставай, Тэя, — позвал Паша, но тут кто-то постучал в дверь и крикнул по-амхарски:

— Есть тут кто? Поднимайтесь и быстро сюда, на сборы времени не тратить!

Паша с усилием размял затекшие руки и ноги и помог подняться Тэе, следом шли Мехар с сыном. За дверью их ожидали пожарные машины и грузовики для эвакуации, а в небе, которое уже стало темно-серым от дыма, блеснул сигнальный огонь вертолета. Среди спасателей Паша с изумлением увидел и того мужчину, с которым разговаривал в Дыре-Дауа.

— Теперь, парень, поезжай в безопасное место и отдыхай, остальное наша работа, — твердо сказал он Паше. — Ты большой молодец, кланяюсь твоим родителям.

От усталости и напряжения Паша не смог вымолвить ни слова, боясь, что потекут слезы, и только благодарно кивнул. Спасатель потрепал его по плечу, улыбнулся Тэе и указал им, куда садиться. Обратная дорога показалась гораздо быстрее, но Паше то и дело чудилось, что огненный шар катится вслед за ними.

Мехар и Хиллар сошли