Вечерний час - Людмила Семенова

и остается от тех времен, что фотографии, пленки со школьных праздников, старые тетради, поделки...

— Скорее всего ты будешь очень хорошим папой, — ответила Тэя.

Она впервые за день улыбнулась по-прежнему, открыто, жизнерадостно и чуть вызывающе, что особенно пленяло в ней юношу. Он неожиданно опустил глаза, ощутив какую-то новую растерянность, от которой стало и страшно, и хорошо. Сейчас «кровоточащая любовь» не ласкала слух песнями, не доносилась ароматами кофеен, в которых коротали время счастливые парочки, не напоминала о себе на афишах в кино, картинах и обложках романов, — она переполняла изнутри, дразнила и щекотала соленым кровяным привкусом, который появляется на губах, когда ждать больше нет сил.

— А где твои братья и сестра? — вдруг спросил он.

— Сестру мама оставила дежурить в кафе, много людей сейчас хотят передохнуть и поесть, а домой им далеко добираться. А братья спят в маминой комнате. Хочешь, я покажу тебе, где живу?

Паша несмело кивнул, и Тэя привела его в комнатушку, где стояли два деревянных топчана с матрасами и пестрыми покрывалами. Было заметно, что здесь живут девушки: стены украшали постеры с западными бойз-бендами, вырезанные из каких-то журналов, картинки с животными, нитки разноцветных бус и еще какие-то причудливые амулеты. Светила только одна лампа — торшер под матерчатым синим абажуром. На широком подоконнике сгрудились разномастные статуэтки, декоративные свечки, раковинки и даже яркие фигурки из «киндер-сюрпризов».

— Сюда точно никто не придет? — спросил Паша, удивляясь не столько собственной прямолинейности, сколько тому, как спокойно Тэя покачала головой в ответ.

Она присела на один из топчанов и провела рукой по пледу, безмолвно приглашая его. Секунду поколебавшись, Паша сел рядом и бережно обнял ее за тонкие плечи, потом поцеловал в губы — сначала осторожно, просительно, затем все увереннее и алчнее. Тэя обхватила его за талию и с удовольствием отозвалась на эту требовательную ласку, потом перебралась к нему на колени. Некоторое время они целовались, попадая то в щеки, то в подбородок, то в шею, и все больше смелели. Он запускал пальцы в гущу ее волос, она касалась его разгоряченной кожи под одеждой.

Паше на миг почудилось, что все вокруг снова заволокло дымом, но не тем, что он видел в призрачном лесу, а разноцветным, праздничным, с которым встречают весну в некоторых восточных странах. От Тэи пахло чем-то свежим и удивительно знакомым и родным: земляничным джемом, нагретым песком на пляже, полевыми цветами. Невиданное чувство блаженства даже испугало его, на миг показалось чем-то неправильным, неуместным в такой день, когда в ее родном городе беда и кому-то приходится хоронить близких. Неужели это просто первобытное буйство гормонов на фоне безумного стресса, когда чем страшнее и безнадежнее, тем больше тянет плоть к плоти?

Но Тэя обнадеживающе посмотрела ему в глаза и улыбнулась с какой-то удивительно зрелой мудростью. Теперь он уже точно знал, что притяжение их душ было куда важнее, чем все, что происходило с телами, что их влекла не покорность инстинктам, а внутреннее родство, которое они почувствовали с первой встречи.

— Ты, может быть, думаешь, что у меня это первый раз? Поэтому боишься? — вдруг спросила она осторожно.

— Нет, дело в другом: это у меня первый раз, — усмехнулся Паша. — Я бы не сказал, что боюсь, просто должен, наверное, предупредить, что если ты ждешь чего-то особенного...

— Ну ты чего? — тихо рассмеялась девушка. — Наоборот, это же здорово! Ты хороший, Павел, очень хороший...

Не дожидаясь ответа, она снова прильнула к его губам и оба будто растворились в общем тепле и забвении. Тэя чуть отстранилась и сняла кофточку, затем расстегнула бюстгальтер и взяла в руки его ладони. Он бережно погладил ее грудь, потом сжал чуть смелее и прикоснулся губами к шелковистой темной коже. От блаженства девушка прикрыла глаза и вздохнула, Паша прижался щекой к ее груди, ощущая, как пульсирует растревоженное сердце.

Решившись, он стянул футболку и Тэя обняла его за гладкие плечи, которые от загара приобрели оттенок гречишного меда, провела по некрупным, но твердым бицепсам и красивым, крепким кистям рук. Затем она робко поцеловала его шею, ключицы, ямочку между грудными мышцами, и он, невольно растрогавшись, погладил ее растрепавшиеся смоляные кудри. Удивительно, но Паша совсем не ощущал какой-то особой торжественности момента: близость и уют девичьего тела казались ему давно знакомыми и родными, и хотелось просто прикрыть глаза и плыть по течению нежности и страсти, в котором они оба самозабвенно купались.

Паша помог ей лечь и стал целовать ее шею и плечи, понемногу спускаясь к поясу шорт. Когда волнение совсем вытеснило страх и стыд, он снял джинсы и оставил их на полу вместе с кроссовками, укрыл ее и себя пледом до пояса. Тэя не пыталась направлять его, только безмолвно подбадривала прикосновениями и трепетными поцелуями, и он быстро преодолел секундный мандраж. Оттого, что оба напряглись, первое мгновение вышло болезненным, но очень скоро прилив удовольствия смыл боль. Девушка прикрыла глаза, прижалась щекой к его шее, потерлась о нее словно ласковый черный котенок. Почувствовав, что наслаждение вот-вот достигнет пика, и вспомнив, что они не озаботились защитой, Паша с усилием заставил себя остановиться и поцеловал Тэю в щеку.

— Прости, но я сейчас не могу подвергать тебя риску, хотя мне с тобой очень хорошо, — сказал он ласково, но твердо.

Девушка без всяких пререканий кивнула и благодарно улыбнулась. Они немного полежали рядом молча, просто прижимаясь друг к другу, гладя волосы, плечи и бедра, затем стали одеваться.

— Тебе действительно было хорошо? — наконец спросила Тэя.

— Конечно! С тобой мне по-всякому хорошо, что бы мы ни делали.

— А я и не знала, что так бывает, — задумчиво сказала девушка, — ну, что парни интересуются не только постелью...

— Все парни разные, Тэя, и мы, как видишь, не рождаемся уже со списком любовных побед. Есть, конечно, и такие, но знаешь, меня больше всего бесят мужики вроде тех, которых я в первый день видел у вас в кафе. Они от женщины хотят и целомудрия, и умения ублажать, хотя это в принципе не может сочетаться, а по сути — просто относятся к ней как к вещи: захотел — так поставил, захотел — этак. И когда «вещь» начинает возражать, обычно впадают в ступор.

— Вот и я всегда так думала, — вздохнула Тэя. — Но никогда не встречала мужчин, которые со мной согласны. И