Загадочная Коко Шанель - Марсель Эдрих

Если бы судьба не выбрала Коко, чтобы сделать из нее Великую Мадемуазель, привело бы приключение с Боем Кейпелом к серьезным последствиям? Оставалось бы в ряду других, даже до Бальсана?.. Кое-кто и сейчас повторяет, что Бальсан отнял ее у своего капитана, другие — у адъютанта.

Что бы вы звать доверие к своим версиям, они добавляют, что в «своем» кафешантане в Мулене Коко пела песенку, которая кончалась так: «Клико, о-о-о-оо!».

Я упоминаю эти слухи, чтобы отдать должное Бою Кейпелу. В жизни Коко он был одним из редких, если не единственным, мужчиной, о котором она вспоминала с волнением и из-за которого (мы это еще увидим), как сама признавалась, много плакала.

Сколько ему было лет? Она говорила:

«Двадцать семь, двадцать восемь. Он сам создал свое состояние. И еще находил время писать. Его очень занимали проблемы потустороннего мира. Он довольно долго прожил в Индии. Все эзотерическое его чрезвычайно интересовало. Меня тоже, потому что я не могла смириться с тем, что его может занимать что-то, что не касалось бы и меня».

В ее устах это звучало как признание в любви: его не может занимать что-то, что не касалось бы и меня. Она говорила о своих чувствах сдержанно, чуть ли не стыдливо, в границах светских приличий. Когда она осуждала нашего общего друга за вульгарность — он сказал женщине, что желает ее — я принялся его защищать:

— Мне кажется, женщине должно быть очень приятно, что она желанна, не так ли?

— Вы старый уéуé[87], — ответила она. — Мне это кажется, скорее, оскорбительным. В мое время мужчина никогда не позволил бы себе ничего подобного. Я бы выставила его за дверь, если бы он так со мной говорил.

Я был ошеломлен. Старый уéуé, это мне показалось, скорее, уничижительным. Так называли молодых певцов стиля Джонни Холлидея[88]. Какое-то время она сохраняла за мной это прозвище, которое потом дала и генералу де Голлю.

— Я рассмешила американцев, когда назвала его великим уéуé, — говорила она.

Ее коньком были рукава, их покрой, то, как они вшиты, — так, чтобы можно было двигать руками, поднимать их, разводить в стороны. Когда она как-то, демонстрируя модель, увидела себя в зеркале с поднятыми руками, образующими букву V, как у де Голля, приветствующего толпу, она заметила, засмеявшись:

— Ах! если бы я одевала де Голля!

О Бое Кейпеле она говорила:

«Он читал, писал, создал состояние и находил время заниматься мной. Он даже находил время, чтобы изменять мне каждый день, что оставляло меня глубоко равнодушной. Это не имело никакого значения. Я была уверена, что он любит только меня. Мне было безразлично, что он спит с замужними женщинами. Я испытывала некоторую брезгливость, мне казалось это нечистым, но, в общем, было на это наплевать».

Все это она говорила с недовольной гримаской. Куда девалась ее стыдливость? Она вырывала редкостные цветы из своего сада. Ничего не хотела хранить ни в руках, ни в сердце.

Что принес ей Кейпел?

Прежде всего, веру, веру в себя. После четырех лет, проведенных с Бальсаном (кажется, она познакомилась с Кейпелом в 1907-м), Коко задавалась вопросом: что станется со мной? Ее высоко ценил, относился к ней с уважением глава семьи — летчик Жак Бальсан.

— Он был на десять лет старше Этьена, который был десятью годами старше меня, — говорила она.

На самом деле Жак был старше Этьена на шесть, а Этьен старше Коко всего на пять лет. Но что за важность, она в свои 25 выглядела такой юной, что все ей казались старыми.

— Почему вы не выходите замуж за Этьена? — спросил ее Жак Бальсан.

— Я не люблю его! — отвечала она.

Она воздевала руки к небесам, показывая, как это сделал Жак Бальсан:

— Что за важность!

Она говорила:

«Я думала: какое чудовище! Сразу видно, что старый. Он читал мне нотации:

— Вы плохо кончите, дитя мое. Кем вы станете?

— Не знаю, мне все равно. Хочу работать.

— Но вы же ничего не умеете!»

В Компьене она открыла модную лавку, чтобы чем-нибудь заняться. Первая и робкая попытка стать независимой от других. Попытка, не имевшая будущего. Кому нужны были ее шляпы в Компьене? Говорила ли она Этьену Бальсану, что хочет снова взяться за это в Париже? Он пожимал плечами. К чему все это? Разве она не обещала, когда он взял ее с собой из Мулена в Париж, что никогда ни о чем не будет его просить? И потом для чего это? Чего ей не хватает?

И вот она уходит к Кейпелу. Она говорила:

«Как настоящий француз, вообще как все мужчины, Этьен Бальсан снова влюбился в меня, потому что я ушла к другому».

Какое открытие после четырех лет! Он снова в меня влюбился. Это важно, что она сказала. Это означало, что Бальсан не уделял ей уже столько внимания, когда появился Кейпел. Бальсаны считают, что она «без малейших загвоздок перешла от динамичного Этьена к мягкому, спокойному и влюбленному Бою Кейпелу». Действительно ли все было так просто?

«Я могла бы выйти замуж за Боя Кейпела, — вздыхала Коко. — Я была ему предназначена. Мы были созданы друг для друга».

Почему же этот брак не состоялся?[89] Бой Кейпел ценил свободу. Коко говорила:

«Все женщины гонялись за ним. Я не ревновала. Говорила ему: «Все женщины смотрят на тебя, это забавно». Он отвечал, смеясь: «Не на меня, на тебя они смотрят, дурочка». Я их находила уродливыми, всех этих дам. Была уверена, что он любит только меня».

Значит, она выезжала с Кейпелом. Не была уже в ссылке, среди лошадей. На нее смотрели. Это было ново. Ей завидовали, потому что она приручила льва парижских ночей. Она не сажала его на цепь. Я плевала на то, что он мне изменял, хотя находила это не очень чистоплотным; но эти измены не имели никакого значения для нас. Много ли женщин в 1908 или 1910 году рассуждали таким образом? Тогда еще не показывали фильмов, в которых блондинка из любви к своему любовнику сама кладет ему в постель брюнетку. Мораль оставалась еще суровой. Поль Бурже[90] вызывал скандалы своими романами.

Антиконформизм маленькой банды Бальсана повлиял на Коко. Она открыла свободу, какую дают деньги, если не ты служишь им, а они служат тебе.

Еще одно: за нее сражались. Бальсан не отпускал ее. Если бы он дал ей уйти не возражая: прощай, счастливого пути, — она бы чувствовала себя во власти Кейпела. Просто перешла бы из одних рук в другие. Другой оплачивал бы отель «Риц» и все остальное. О, она не должна была еще слишком много требовать, милая, неуверенная Коко тех лет. Жила, скорее, бездумно. Она говорила:

«Никто не прожил жизнь, подобную моей. Я ничего не понимала. Никто меня ничему не учил. До всего должна была дойти сама. Эти молодые люди не хотели, чтобы я менялась, хотели, чтобы оставалась какой была. Я их смешила, они хохотали как безумные, забавлялись благодаря мне. Наконец-то они встретили простодушное существо».