Лимоны никогда не лгут - Ричард Старк

— Значит, весь фокус, — подвел итог Майерс, — состоит в том, как оттуда смыться?.. И что это за блестящий способ смыться, Грофилд?

Алан облизал губы, пытаясь на ходу придумать «блестящий способ смыться» после того, как средь бела дня будет ограблен банк.

— Мы устроим пожар. В... в магазине трикотажных товаров, который находится как раз под банком.

— Вы провернете дело, переодевшись пожарными? Это же мой трюк!

Еще одна сирена завыла снаружи, но уже на более удаленном расстоянии. Майерс повернул голову, прислушиваясь к ней, выражение его лица становилось все задумчивей. Грофилд наблюдал за лицом Майерса, чувствуя, что происходит внутри, в его мозгу, и предвидя, что это значит, когда глаза у Майерса забегали, он посмотрел на атташе-кейс, стоявший на полу, у изножья кровати. И тогда пришло мгновенное решение: Грофилд запустил пепельницей в Брока и подушкой в Майерса, резко вскочил, подхватил атташе-кейс и побежал к двери. Но у него ушло слишком много времени на то, чтобы одной рукой открыть дверь, и оба набросились на него. Он отбивался руками и ногами, стараясь спиной вперед выскочить за дверь, зная, что теперь ставка выше, чем деньги; Майерс прикончит его за то, что он пытался наврать про Литл-Рок, в этом не было никаких сомнений.

Майерс обеими руками обхватил атташе-кейс, а Гарри Брок пытался обеими руками обхватить Грофилда. В конце концов выбора уже не оставалось: Грофилд отпустил ручку атташе-кейса, Майерс спиной налетел на Брока, Грофилд чудом вырвал свою руку из железной хватки кисти Брока, и, пока те двое разбирались в номере, что к чему, Грофилд со всех ног уже мчался по коридору отеля.

Часть четвертаяДвижение

Глава 1

Он зашел в театр в четыре часа пополудни и на секунду остановился у самых дверей, глядя на сцену поверх рядов кресел. Диван был задрапирован белой простыней. Грофилд звонил сюда накануне ночью, после того как сбежал от Майерса с Броком; разговор был коротким, никто из них не хотел много рассказывать по телефону, но из того, что сказала и не сказала Мэри, Грофилд понял, что Дэн Лич мертв. Она вот уже тридцать четыре часа жила здесь с этим мертвым телом под простыней.

Грофилд спешил по проходу и, преодолев ступеньки, взошел на сцену. Мэри не было ни среди декораций, ни за кулисами. Грофилд не хотел произносить ее имени; он не мог объяснить, почему именно, но ему просто не хотелось выкрикивать его здесь и сейчас. Он почему-то подумал, что это может быть плохо для Мэри.

Он застал ее в женской раздевалке, длинной узкой комнате под сценой с одной каменной стеной. Она сидела у гримерного столика, ничего не делая, и, когда он зашел сюда, их глаза встретились в зеркале, и он не увидел на ее лице вообще никакого выражения. Никогда прежде ему не приходилось видеть ее лицо настолько опустошенным, и он подумал: «Вот так она будет выглядеть в гробу». Оставшиеся метры он пробежал по комнате, чтобы рывком поставить ее на ноги и крепко обнять, будто ей сию минуту грозило замерзнуть насмерть и он должен был во что бы то ни стало поддерживать в ней тепло.

Сначала она была неподвижной и безжизненной, потом ее стала бить безудержная дрожь, наконец она заплакала, а потом пришла в себя.

Они провели вместе молчаливых пятнадцать минут, прежде чем заговорили. До того Грофилд издавал какие-то убаюкивающие звуки и произносил ободряющие слова, но разговора как такового не было. Теперь она сказала:

— Я не хочу рассказывать тебе об этом. Ничего?

— Ничего.

Она опять сидела, а он стоял перед ней на одном колене, нежно гладя вверх-вниз ее руки, все еще так, будто старался поддерживать в ней тепло и жизнь.

— Я хотела бы вообще никогда об этом не говорить.

— И не нужно. Я знаю, что произошло; подробности мне не нужны.

Она смотрела на него, и выражение лица у нее было странное: и напряженное, и какое-то саркастическое. Она переспросила:

— Так ты знаешь, что произошло?

Он не понял ее вопроса. Конечно, он знал. Они приехали сюда, Майерс и Брок. Они убили Дэна Лича. Они заставили Мэри рассказать им, где находится Грофилд и под каким именем. Что еще?

Она увидела, как он изменился в лице, когда понял, что еще, и закрыла глаза. Казалось, закрылось все ее лицо: на нем снова появилось то выражение, которое он увидел, когда только-только зашел сюда. Он опять силой притянул ее к себе.

— Ничего, — говорил он. — Ничего.

Глава 2

Грофилд сбросил тело в яму, поднял лопату и стал засыпать его землей. Ночь была очень темная, студеная и облачная. Но несмотря на холод, он вспотел, пока работал. Горели его глаза на возбужденном лице, пока он находился в движении, челюсти были сжаты, и работал мозг, работал без устали.

Он кончил засыпать могилу, положил сверху куски дерна с проросшими сорняками и походил туда-сюда, притаптывая свежую землю. Потом пошел к своей машине, пятилетней «шевроле-ноува», которую купил подержанной два года назад, убрал в багажник лопату, фонарь, подстилку и поехал обратно в театр.

Мэри расхаживала в халате и шлепанцах, готовя полуночный ужин. До этого они занимались любовью внизу, в раздевалке, неловкие друг с другом, как никогда прежде. Секс получился неуклюжим, трудно давался и не принес особого удовлетворения в обычном смысле, но после Мэри немного расслабилась и уже походила на саму себя прежнюю. А теперь, когда исчез Дэн, ей еще больше полегчало.

Диван выглядел странно. Он снял чехлы и сжег их, но сама обивка была перепачкана кровью — Майерс снова воспользовался своим ножом, — так что Грофилд накрыл его старым синим покрывалом из кладовой, расположенной внизу. В обычных обстоятельствах они ели бы свою полуночную закуску сидя на диване, но сегодня Мэри без комментариев накрыла стол в декорациях гостиной, и Грофилд ничего не сказал по этому поводу.

Она приготовила сандвичи и кофе, подала печенье. Они сидели за столом с прямыми спинами, поглощая пищу, и Мэри завела разговор о предстоящем сезоне. Было три или четыре актера, работавших у них в прошлом году, с которыми следовало бы снова наладить контакт: их они особенно хотели вернуть. Грофилд поддерживал разговор и изо всех сил старался сохранять нормальный голос, блестя глазами, когда взгляд падал на противоположную стену. Он думал, что ему это вполне удается, когда Мэри вдруг сказала как о чем-то само собой разумеющемся:

— Вряд ли есть какой-то смысл упрашивать тебя, чтобы ты не пускался за ним в погоню.

Грофилд посмотрел на нее с удивлением.

— Я не знаю, как мне поступить, — признался он. — Но знаю, что мне не хочется оставлять тебя здесь одну.

— Я уеду в Нью-Йорк, — сказала она. — Помнишь, Джун говорила, что мы всегда можем у нее остановиться, если будем в городе. Я отправлюсь туда и встречусь кое с кем из людей, которые пригодятся нам в этом году.

— У нас по-прежнему нет денег, — напомнил Грофилд.

— Ты их достанешь! — Она выпалила это не задумываясь, будто тут не было никаких вопросов.

— Так ты не против съездить в Нью-Йорк?

— Конечно нет... Алан?

Он ничего не мог прочесть на ее лице.

— Что?

— Пожалуйста, не уезжай сегодня, — сказала она. — Пожалуйста, побудь до завтра.

Удивленный, он понял вдруг, что судорожно перебирает в голове различные способы сказать ей, что должен ехать немедленно. Как будто и в самом деле в этом была какая-то необходимость.

— Спешить некуда, — сказал он. Внезапно выражение его лица изменилось, он перестал сверкать глазами и улыбнулся самым естественным образом. Он дотянулся до ее руки, взял ее в свои и проговорил: — Я не уеду, пока ты не будешь к этому готова.

Глава 3

Грофилд вставил левую ногу в стремя и забрался в седло. Удерживая левой рукой ненатянутые поводья, посмотрел вниз, на конюха, который вывел для него эту чалую кобылу, и сказал:

— Так ты передашь мистеру Реклоу, когда он вернется с ленча?

Конюх, поджарый седобородый старик, считавший себя Гэбби Хейсом, кивнул с раздраженным видом:

— Я же сказал, что передам.

— Что ты ему скажешь?

— Вы здесь. Ваше имя — Грофилд. Вы — друг Арни Барроу.

— Правильно. — Грофилд окинул взглядом лесистые холмы, тянувшиеся за конюшней. — Где мне его ждать?

— Видите вон тот вяз, в который ударила молния, на краю луга?

— Кажется, вижу.

— Держитесь слева от него и двигайтесь в глубь леса. Там выйдете к водопаду.

— Отлично, — сказал Грофилд. Он поднял поводья. Конюх кивнул на кобылу:

— Ее зовут Гвендолин.

— Гвендолин, — повторил Грофилд.

— Будете хорошо с ней обращаться, — сказал конюх, — и она тоже будет с вами хорошо.

— Я это запомню. — Грофилд снова поднял поводья, слегка пришпорил кобылу, и она, изящно ступая, подошла к вывеске перед конюшней, гласившей:

"АКАДЕМИЯ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ РЕКЛОУ

Уроки верховой езды.

Почасовой прокат

Лошади содержатся в конюшне"

— Но, Гвендолин! — негромко сказал Грофилд. Он никогда прежде не говорил лошади «но», но ему нравилось это сочетание звуков.