Мессия. Том 2 - Бхагаван Раджниш

Сотни принцев, считавших себя великими лучниками, были сильно расстроены — они никак не рассчитывали столкнуться с такой задачей. Некоторые даже не участвовали — ведь выиграть было невозможно. Но, Арджуна справился — он был лучшим учеником мастера-лучника Дроначарьи — и завоевал руку Драупади. А четверо его братьев, которые тоже были там, загорелись ревностью.

Арджуна не был старшим братом; старший брат был известен во всей Индии как самый добродетельный человек. Но там вопрос о добродетели не стоял, нужно было владеть стрельбой из лука. Еще один брат, Бхима, был известным, величайшим борцом всех времен, но и это не имело значения — надо было быть лучником, и уникальным лучником, гением.

Словом, все братья были очень сердиты, они не радовались тому, что произошло. Они знали, что не смогли бы победить Арджуну в стрельбе из лука, но способ не был объявлен заранее; это было частью игры: когда вы добираетесь на место, объявляется способ. Оставшиеся четверо братьев сразу же поняли, что проиграют. Поэтому участвовал только Арджуна — бесполезно было выступать еще кому-либо. Он выполнил задачу — и получил Драупади.

А когда они приехали к себе, в доме была их мать. Арджуна постучал в дверь и сказал: «Мама, открой дверь, посмотри, какой подарок я принес тебе».

Мать ответила: «Я посмотрю позже. Сперва раздели подарок со своими братьями» — она понятия не имела, что это женщина.

Покорность матери, отцу, родителям настолько обязывает, что все четверо братьев безмерно обрадовались.

Они сказал: «Это хорошо. Теперь в течение недели Драупади будет женой один день — одному брату, другой день — другому брату, и так далее... А два дня у нее будет выходной».

Когда мать открыла двери, она была в шоке от того, что сказала, но было слишком поздно; они уже решили, как поделить ее, с условием, что когда один брат будет с женой, никакой другой брат не может войти в их личные покои. Опять женщина считается почти вещью — ее можно делить, можно заставить ее жить с пятью мужьями.

Пришло время их смерти, и все они умерли — об этом я и хотел рассказать вам, но без предисловия вы бы не смогли понять, — и отправились они к небесам. Но на высоте снег становился все гуще и гуще; через некоторое время один брат упал и затерялся в снегу, потом еще один брат упал, потом жена...

Только Юдхиштхира, который был известен как самый добродетельный человек, и его собака достигли небесных врат. Двери открылись, и страж сказал: «Ты можешь войти, но никакая собака никогда не допускалась на небеса». Юдхиштхира ответил так: «Мои братья, моя жена — все потерялись и исчезли в снегу. Этот пес гораздо более добродетелен, он был моим спутником до самого конца, я не могу оставить его. Можете закрывать ваши двери. Я тоже не войду».

Страж забеспокоился. Он справился у своего начальника, а тот сказал: «Пускай оба входят, потому что Юдхиштхира человек слова, а он сказал «мы вместе войдем или вместе останемся снаружи...» Если мы оставим Юдхиштхиру снаружи, то у нас начнутся неприятности. Как-нибудь Бог узнает об этом, и вся бюрократия — от полицейского комиссара Пуны и до самого Бога — не оберется хлопот. Лучше их впустить... что такого может сделать пес? И этот пес, пожалуй, гораздо более добродетелен, чем братья Юдхиштхиры и его жена».

Их впустили. Это всегда интерпретировалось таким образом: если вы добродетельны, то, будь вы хоть псом, — небеса должны открыть свои врата; но если вы не добродетельны, даже если вы величайший лучник мира, как Арджуна, или величайший борец мира, как Бхима, — это не имеет значения. Эти качества не засчитываются, и вы исчезнете на пути, растаете совершенно. Это и есть индуистская интерпретация истории, но для меня она всегда была неубедительной.

Моя собственная интерпретация основывается на моем внутреннем, опыте: как только вы приближаетесь к своим настоящим небесам, к раю своего бытия, вы начинаете таять и исчезать. На самом деле только тот пес и Юдхиштхира не растаяли и прибыли на небо просто как души; у них нет никакого представления о поиске истины. Конечно, пес не интересовался истиной, поэтому у него не было и нужды исчезать. Он перескочил бы через истину — или, может, пописил бы на нее — какое ему дело до истины! Лишь бы место подходящее... конечно же, он пописил бы.

Юдхиштхира, говорят все индуисты, самый добродетельный человек — я не считаю его таким. Они называют его Дхармарадж, король религии. Я не считаю его вообще религиозной личностью, ведь он был игрок, азартный до того, что потерял все свое королевство, все свои сокровища, и, в конце концов, осталась единственная собственность, которая к тому же принадлежала не только ему: пять братьев были совладельцами Драупади... Он поставил на карту свою жену — и проиграл ее тоже. Чудные люди... они называют этого человека, у которого не было ни сострадания, ни уважения к человеческому существу — к своей собственной жене, — королем религии.

Поэтому я считаю: каких бы врат ни достигли те двое, то были, вероятнее всего, фальшивые ворота, как фальшивы полицейские офицеры, которые приходят сюда слушать, приходят в Ашрам. Очень легко найти униформу или позаимствовать ее у друга... Они, очевидно, достигли фальшивых ворот; то не были небеса.

Настоящие добродетельные люди, в особенности Арджуна... Он никогда не хотел войны, и только из-за настойчивости Кришны — «на то Божья воля» — он неохотно принял участие в ней. И, даже победив, он не был счастлив. Никогда больше он не знал улыбки, потому что убил всех своих друзей, родичей — либо он убил их, так как они воевали с другой стороны, либо другая сторона убила их, так как они воевали с его стороны; он жил в унынии. Он хотел уйти в Гималаи, оставить всю эту бессмыслицу и просто медитировать.

Кришна виноват во всей резне, которая произошла: без Арджуны войны бы не было. Все его четверо братьев бросили бы эту затею; без Арджуны они бы никогда не победили, он был человеком, приносящим победу...

Моя интерпретация такова: как только вы приближаетесь к истине, вы начинаете таять и исчезать. Истина найдена, но вы потеряны.

Не говорите: «Я открыл путь души». Скажите лучше: «Я повстречал душу, идущую моим путем».

Мы — пути, и если мы позволяем Богу идти... Вот что должна означать религия — мы позволяем сущему войти в нас, без всякого сопротивления, с глубокой радостью. Потом Халиль Джебран произносит прекрасные слова: мы — пути, по которым идут наши души или души вселенной. Дороги должны быть чистыми и ясными, без всяких помех. Наши дороги должны быть любящими приветствиями.

Ибо душа ходит всеми путями.

Душа не идет в одном лишь направлении и не растет, как тростник.

Душа раскрывается, как лотос с бесчисленными лепестками».

Так что вам придется привыкнуть к Халилю Джебрану — взлетающему высоко к звездам и снова падающему вниз на землю. Его изречения делают мои слова абсолютно ясными.

У него есть крылья — но не достаточно сильные.

У него есть прозрение — но не окончательное.

У него есть проблески — но очень мимолетные.

Время от времени он становится почти мистиком — но только время от времени; так или иначе, он отступает к своему привычному стилю жизни, к жизни поэта. Он сам — смесь, раздвоенная душа.

Но вот такое замечательное изречение, настолько глубокое, что любой Гаутама Будда обязан согласиться с ним: Душа не идет в одном лишь направлении — это свобода — и не растет как тростник.

Душа раскрывается, как лотос с бесчисленными лепестками... Правильно, очень правильно, — но как же вы изловчитесь раскрыть свою душу с бесчисленными лепестками? Об этом он не говорит ничего — потому что ничего не знает. Но он, конечно, гений.

Не познав, не пережив, порой он подходит так близко к переживанию, что очень легко тем, кто никогда не шел в глубину и не поднимался к вершинам, убедиться, что это и есть человек, познавший себя. Он мог бы познать, но, вместо того чтобы ехать в Америку, ему следовало прибыть в Индию или Японию, где есть люди, которые понимают, — не только интеллектуально, но от самих своих корней.

Когда меня арестовали в Америке, тысячи и тысячи телеграмм, телексов и телефонных звонков пошли тюремщикам. Первым позвонил мастер дзэн из Японии, который прямо заявил: «Вы не можете понять человека, которого арестовали. В нашем монастыре мы изучаем дзэн по его книгам. Дзэн — это японский феномен, но у нас нет книг, сравнимых с его интерпретациями».

Шериф тюрьмы принес телеграмму, чтобы показать мне. Я удивился, что мастер дзен, общепризнанный как человек самореализовавшийся, — в его монастыре тысячи людей со всего света, люди едут туда медитировать, — стал первым человеком, который сказал тюремщику и президенту Америки: «У вас нет ни глаза, ни опыта, чтобы понять такого человека. Не преследуйте его. Он за пределами ваших способностей, вы даже не понимаете смысла медитации».