Журнал Наш Современник №11 (2001) - Журнал Наш Современник

Тридцать — сорок лет назад все упования будущего связывались с научно-технической элитой. Высшим метафизическим оправданием ее деятельности было убеждение в том, что искусственное лучше естественного; поэтому рукотворный мир технической среды выдавался за обетованную землю будущего.

Затем настал черед и экономической элиты. Высшим ее оправданием была беспримерная рациональность рынка: освободите механизм рынка от бюрократических помех, и все устроится наилучшим образом. Экономическая элита оклеветала низы общества, усмотрев в них источник главного экономического зла — разрушительной инфляции. Якобы это их давление на государство, выступающее под знаком вездесущего социального патернализма, обесценивает экономические усилия лучших, приспособленных и плодит неприспособленных, не умеющих зарабатывать, но желающих потреблять. Таков был главный вывод капиталистического манифеста “чикагской школы”.

Но сегодня со всей очевидностью выступает другое: галопирующую инфляцию порождает сама предпринимательская среда, переориентированная с продуктивной на спекулятивную прибыль. Новый экономический авангард тяготится продуктивной экономикой как чем-то глубоко архаичным; он предпочитает азартные игры виртуальной экономики. Фиктивный спекулятивный капитал сегодня в сотни раз превышает капитал, связанный с реальными инвестициями. Невозможно отрицать, что именно он сегодня главный источник разрушительной инфляции и главная питательная среда всех теневых практик.

Почему “чикагцы” нам в этом не сознаются — это вопрос, касающийся специфической морали “экономического человека” и обслуживающей его новой интеллектуальной элиты. Но настоящая элита — не та, что связана с изощренными экспроприаторскими практиками, а та, которая видит свое призвание в защите человечества от них, — должна открыть глаза современникам. Если элита означает “лучшие”, то ее настоящие представители могут появиться не в эпицентре воинствующего экономикоцентризма и рыночного социал-дарвинизма, а именно в четвертом мире. Поскольку у этого мира нет надежды на экономический реванш, ему не остается ничего другого, как совершить пересмотр всех приоритетов модерна, не оставляющих шансов отставшему большинству.

Эти приоритеты не изобретаются на пустом месте: за ними стоит великая письменная традиция мировых религий. Модерн исказил изначальную иерархию человеческих ролей, поставив дельцов впереди брахманов и кшатриев. Именно это стремление передоверить нормотворческие функции “экономическому человеку”, представляющему дельцов, сотворить из него элиту, определяющую приоритеты человечества, привело к помрачению современного цивилизованного сознания, неслыханной духовной и нравственной деградации. Настоящая элита сочетает брахманические функции носителей морали и мудрости с защитными функциями кшатриев, вдохновляемых не деньгами, а доблестью.

Четвертому миру, оставленному продажными “мудрецами” и корыстолюбивыми “стражниками”, нужна новая элита — та, что не продается. Ибо наряду с экономической мотивацией были и будут более высокие, способные дать то вдохновение и воодушевление, которые для экономического человека в принципе недостижимы. Сегодня нас хотят убедить в том, что вся мировая духовная традиция, представленная великими религиями и выросшими из них великими литературами, ошибалась по части приоритетов, и только новое чикагское учение не ошибается.

Но тех, кто не порвал своих связей с великими традициями, переубедить нельзя. Они знают, что по самой своей сути человек не экономическое, а религиозное животное и только поэтому ему дано подняться над животным уровнем. Настоящая элита — страж и пестователь этого духовного начала, и ей дано открыть человечеству такие перспективы, которые в иных измерениях остаются закрытыми.

Россия, ставшая эпицентром разрушительной работы глобалистов, не может выжить, не открыв этих новых перспектив. Новый интернационал четвертого мира, который она по всей вероятности возглавит завтра, будет воплощением альтернативного глобализма демократических низов. В качестве второго мира, меряющегося с первым по критериям силы и успеха, Россия потерпела поражение и погибла. Возродиться она способна только как четвертый мир, отвергающий ложные критерии и прерогативы первого. Дать этому миру истинное вдохновение — задача постэкономической элиты, обращающейся к народам через голову глобального либерального истеблишмента.

Россия и Московский Университет неразделимы. Беседа Александра КАЗИНЦЕВА с ректором МГУ Виктором САДОВНИЧИМ (Наш современник N11 2001)

РОССИЯ И МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ НЕРАЗДЕЛИМЫ

Беседа Александра КАЗИНЦЕВА

с ректором МГУ академиком

Виктором САДОВНИЧИМ

Александр КАЗИНЦЕВ: Виктор Антонович, в одном из интервью Вы вспоминаете, как приехали из глубинки поступать в МГУ. Точно так же в столицу за знаниями приходили десятки тысяч юношей начиная с основателя Московского Университета. Скажите, может ли сегодня подросток из глубинки поступить в МГУ — без репетиторов и протекции?

Виктор САДОВНИЧИЙ: Ну что же, раз Вы заговорили об этом, расскажу о своем поступлении в МГУ. Может быть, кому-то эта история покажется любопытной, а кого-то и ободрит, поможет поверить в себя.

Действительно, я родился в глубинке — селе Краснопавловка Харьковской области. О Московском Университете мечтал с детства: как-то мне попалась брошюрка об МГУ. Но то была золотая мечта, казавшаяся недостижимой. Реальность оказалась куда более суровой: окончание школы пришлось совмещать с работой на шахте. Это было уже в Донбассе. После смены — общежитие, соседи — уголовники, вечно играли в карты. Но помяну их добром: как только я открывал учебник, они сразу же говорили: “Виктор учится” и уводили свою шумную компанию из комнаты. Признаюсь, я не решился послать документы для поступления в МГУ, отправил их в Минск, в сельхозакадемию. И тут меня выручил случай, из тех, что определяют судьбу. Начальник моего участка сам собирался поступать в МГУ, на юридический. Предложил ехать в Москву вместе. Я ответил, что только что отослал документы в Минск. Он сказал: “Давай так, — если они уже ушли, делать нечего, а если мне удастся их задержать, переадресуем в Москву”. Он был уверен в успехе: его жена работала на почте...

Вот так я оказался в Москве. Поступал на механико-математический. Конечно, сказывалась разница в уровне знаний абитуриентов из Москвы и выпускников школ из провинции. Но к чести наших учителей, скажу — те знания, которые они нам давали, могли служить хорошей основой для самостоятельного мышления. На экзамене маститый профессор задал мне вопрос о логарифмах. А мы их в школе не изучали. Экзаменатор изумился: “Как же ты хочешь поступать в университет, если логарифмов не знаешь?” Однако решил дать шанс: “Ты знаешь свойства показательной функции?” — “Да”, — отвечаю. — “А это — обратная”. — “Тогда я могу вывести свойства логарифмов”, — обрадовался я. И получил пятерку! Ну а потом была работа на совесть. На лекциях, в библиотеке, а когда она закрывалась, в аудитории до двух часов ночи: жили мы в университетской высотке и могли пользоваться аудиториями в любое время... В 34 года я стал профессором МГУ.

Теперь отвечу на вторую часть Вашего вопроса. Одна из важнейших традиций Московского Университета — демократизм и открытость. Да, и сегодня выпускник из глубинки может поступить к нам без репетиторов и протекции. Около половины принятых — не москвичи. Что делаем мы, чтобы помочь ребятам из провинции? Мы знаем, не каждому сейчас по карману поехать в Москву, и высылаем выездные комиссии для проведения предметных олимпиад в 60 регионов России. От Петропавловска-на-Камчатке до Архангельска. Получившим высшие баллы (а это до 10 процентов участников) их показатели засчитываются как оценка на вступительных экзаменах. Они едут в Москву, зная, что их там ждут, что им осталось досдать непрофильные предметы. В 2001 году через олимпиады прошло 12 тысяч человек. Это позволило нам отобрать наиболее талантливых.

Существует еще одна система поиска одаренных ребят. Проводятся олимпиады для школьников средних классов, и победителям предоставляют возможность учиться в школе-интернате при МГУ. Интернат был создан А. И. Колмогоровым и другими выдающимися учеными. Сейчас он называется СУНЦ — Специализированный учебный научный центр. Занятия ведут преподаватели Московского Университета. Я сам курирую СУНЦ и на встрече с Президентом попросил адресной поддержки для интерната, что позволит расширить его деятельность.