Гренадилловая шкатулка - Джанет Глисон

Все выяснилось очень скоро. Экипаж, запряженный четверкой коней, миновал сторожевых псов у ворот, кучер подхлестнул лошадей, и Фоули обратился ко мне.

— Хопсон, — произнес он, — я буду говорить с вами прямо и прошу вас отвечать мне так же. Без церемоний. Я хочу, чтобы вы были со мной откровенны.

— Как вам угодно, милорд.

— Вероятно, Хопсон, вы спрашиваете себя, что мне от вас нужно.

Ободренный его непринужденным тоном, я отвечал не таясь:

— Должен признаться, милорд, я настолько ошеломлен горем и ужасами, которые мне пришлось увидеть, что не особо о том задумывался.

Возможно, Фоули все же счел мои слова дерзостью, ибо его губы дрогнули, будто он хотел выбранить меня, но сдержался.

— Редко кто может похвастать такой проницательностью, как вы, Хопсон, — наконец продолжал он. — Убежден, ваша осведомленность, ваши наблюдения могут мне помочь.

— Осведомленность и наблюдения относительно чего, милорд?

— Относительно Партриджа.

Он пытался втереться ко мне в доверие, чтобы потом использовать сведения, которые я дам ему, против меня же самого?

— Простите, милорд, но мне непонятно, почему Партридж — нищий подкидыш — заинтересовал такого знатного джентльмена, как вы.

— Меня интересуют его отношения с Монтфортом, в связи со смертью последнего. Вчера утром лорд Монтфорт подписал документ в мою пользу — в уплату своих карточных долгов.

— Да, я слышал от слуг. Фоули фыркнул:

— Не сомневаюсь, что столь личное дело глубоко взволновало челядь. Но, возможно, вам неизвестно, что мое право может быть оспорено. В зависимости от того, какой смертью умер Монтфорт.

От изумления я забыл про свое несчастье.

— Но ведь если лорд Монтфорт отписал свою собственность на ваше имя в установленном порядке, она теперь принадлежит вам, разве нет?

— Не все так просто. Уоллес сообщил мне следующее: если будет установлено, что Монтфорт покончил с собой, он объявит его non compos mentis, то есть душевнобольным, иначе все его имущество будет конфисковано в пользу короны, так Как по закону самоубийство считается преступлением и подлежит наказанию. Но если Монтфорта объявят сумасшедшим.

документ, регулирующий уплату долга, признают недействительным, и мое право будет поставлено под сомнение. Если же сочтут, что Монтфорт был убит, этот документ останется в силе, и я получу свое.

— Но ведь даже сэр Джеймс Уэстли считает, что это убийство.

— Он еще не решил. Вы же слышали его предварительные гипотезы. Вне сомнения, он пересмотрит их. Возможно, вы обратили внимание, как рьяно Роберт Монтфорт настаивал на версии о самоубийстве. Вы спросили себя — почему? Причина проста. Он хочет опротестовать мои притязания, и в этом никто не станет ему мешать. При удачном исходе Элизабет, вдова Монтфорта, делит вместе с Робертом наследство, поэтому она во всем будет следовать его указаниям. Уэстли — друг семьи, и он прислушается к их мнению. Как вы правильно заметили, в этих смертях много неясного. Скупые факты, которыми мы располагаем, можно легко подтасовать. Дело Партриджа — тайна за семью печатями, совершенно недоступная нашему пониманию. Ни один из нас — ни вы, ни я, ни Уэстли — не выработали версии, которая выдержала бы проверку.

Фоули помедлил, покручивая набалдашник своей серебряной трости, словно ждал от меня ответа. Я не знал, что сказать. Мне не хотелось строить догадки или делиться своими мыслями и суждениями с человеком, которому у меня не было оснований доверять. Я желал одного: уехать. Так или иначе, зачем высказываться, когда мои замечания могут быть неверно истолкованы и использованы против Партриджа? Я стиснул зубы, отказываясь отвечать.

Фоули принял мое молчание без возражений.

— Вот почему я с радостью вызвался помогать Уэстли. В качестве его официального помощника я буду направлять его в ходе расследования, — тихо добавил он.

Вопреки здравому смыслу я проявил любопытство.

— И с чего же вы хотите начать? — подозрительно спросил я.

— Я вернусь к смерти Монтфорта. Мы не исследовали одну интересную вещицу — шкатулку, найденную возле трупа. По-вашему, это тот самый подарок, о котором говорил Партридж Монтфорту? Возможно ли, что это творение вашего друга?

Я вспомнил изящную шкатулку в форме храма, которая исчезла таинственным образом. Интересно, куда она подевалась?

— Я думал, вы забыли о ней. Она нашлась? Фоули покачал головой.

— Я о ней не забывал и не терял ее. Просто решил не оставлять ее там, где она может попасть в неподходящие руки.

Я недоверчиво смотрел на него. Роберт Монтфорт обвинил меня в том, что я украл шкатулку. Фоули, нужно отдать ему должное, поручился за меня, но скрыл, что ему известно, где пропажа.

— То есть это вы ее взяли?

— Да. Потому что я хотел узнать, что внутри, прежде чем Роберт, Элизабет или кто-то еще вскроют ее. Возможно, в ней находится ключ к разгадке. — Он порылся за пазухой своего пальто, вытащил коленкоровый мешочек и вручил его мне. — Шкатулка здесь, — сказал он. — Возьмите ее с собой в Лондон. Откройте, узнайте, что можете, о ее содержимом и постарайтесь выяснить, чем занимался Партридж с тех пор, как вы видели его в последний раз.

Я оторопело таращился на него.

— Благодарю за доверие, но не понимаю, как образом это может помочь вам.

— Этого никто не может сказать, пока не выяснится, что находится в шкатулке. Что касается Партриджа, чем больше я буду знать о нем и о причине его визита к лорду Монтфорту, тем больше у меня будет шансов раскрыть тайну их гибели.

— Но прежде вы говорили, что их смерти могут быть не связаны одна с другой.

— Это не исключено, но маловероятно. Мне нужны факты, а не предположения, Хопсон. Но вы не ответили на мой вопрос. Считаете ли вы, что эту шкатулку смастерил ваш друг Партридж?

Я достал шкатулку из мешочка. В мягком зимнем свете дерево замерцало богатыми оттенками. Искусная резьба и оригинальная форма вновь покорили мое воображение.

— Возможно.

Я убрал шкатулку в мешочек, но из рук не выпускал. Я не давал Фоули обещаний и не чувствовал на себе гнета обязательств, однако разговор с ним озадачил меня. Только ли крупный долг лежит в основе его интереса к гибели этих двух людей? Фоули не произвел на меня впечатления человека, для которого деньги имеют первостепенное значение. Он слишком горд, слишком независим. Я вспомнил, как он разволновался и стал корить себя, когда обнаружил труп Монтфорта, но даже тогда его поведение мне показалось странным. Монтфорт считался его близким другом. Но ничто в выражении его лица не выдавало ужаса и чувства невосполнимой утраты, которые испытал я при виде мертвого Партриджа. Наверняка его интерес имеет более глубокую причину, которую он тщательно ото всех скрывает. Может, набраться наглости и спросить?

Я устремил взгляд в окно, словно зачарованный мелькающим мимо пейзажем.

— А если я откажу вам в содействии?

— Тогда я напомню Уэстли, что окно было оставлено открытым по вашему указанию, а значит, это вы помогли Партриджу проникнуть в дом и, возможно, являетесь соучастником убийства. Не хочу угрожать вам, Хопсон, но вы и сами должны понимать, что в ваших интересах помогать следствию.

— И тогда вы докажете, что смерть лорда Монтфорта наступила не в результате самоубийства, и получите солидную прибыль?

— Не это моя главная забота. Мне любопытно узнать подоплеку, как, впрочем, полагаю, и вам. Помогите мне, и вы будете вознаграждены.

— Деньгами?

По его губам скользнула ироническая усмешка.

— Деньгами само собой. Но, главное, тем, что принесет вам куда большее удовлетворение. Вы узнаете правду.

Глава 6

Когда я вернулся в мастерскую, Чиппендейл находился на чердаке. Там размещался склад — его сокровищница, куда он часто поднимался, чтобы полюбоваться запасами древесины. В мое отсутствие судьба благоволила к нему. Сейчас полки ломились от бесценных диковинок. Здесь были красное дерево и птерокарпус, дальбергия и орех, эбеновое дерево, астрониум ясенелистный, фустик и бессчетное количество других пород.

Я наблюдал, как он берет доски красного дерева и читает их, словно книгу, определяя возраст и качество по годовым кольцам, признакам смены времен года и плотности живицы. Переходя к другому стеллажу, он заметил меня на верхней площадке лестницы, но не спросил, почему я вернулся на целый день позже. Прежде чем я успел поведать ему ужасное известие, он исчез в сумрачной глубине. Настроение у него было ликующее.

— Ну что может сравниться с красотой этого дерева? Не удивительно, что все заказчики только и требуют его, — восклицал он, обращаясь больше к самому себе, чем ко мне.

— Я рад слышать, что оно столь достойно похвалы, — робко произнес я и уже более твердым, решительным голосом добавил: — Чего не могу сказать о своей поездке в Хорсхит. Она была омрачена трагическими происшествиями.