Конец фильма - Фридрих Незнанский

— Но это ведь вы снимали. Тут вот рука видна, часть…

— Туловища, а вот еще складочка. — Успенская достала из портсигара папиросу и закурила. — Никого по этой части узнать невозможно.

Морозов, который тоже пришел и все время сидел рядом, внимательно рассматривая изображение, тихо спросил:

— Люд, а если бы это какого-нибудь близкого тебе человека укокошили?

— Молодец, блин! — Успенская хлопнула его ладонью по спине. — Ничего другого придумать не мог? И как у тебя вообще язык повернулся? Денис, вы меня, конечно, извините, но тут я действительно ничем не могу помочь.

Выпустив Морозову прямо в лицо облако дыма, она встала и вышла из монтажной.

— Н-да… — Грязнов выудил из пепельницы недокуренную ею папиросу и затушил. — Вот ведь он идет, вот он. У всех на виду.

— Ну что ж теперь, надо как-то… — Но Морозов не успел договорить, потому что за спиной скрипнула дверь.

— Через пару дней будем переснимать сцену самоубийства, — заявила прямо с порога Успенская. — Все метки — где стояла камера, на какой высоте, какой объектив — у меня остались. Попросим просто пройти всех, кто был в фирменных майках.

— И что? — не понял Денис.

— Ну как же… — Успенская улыбнулась. — Походка, фигура, рост, разве этого мало?

Денис и Морозов переглянулись.

— Помогла? — спросила Успенская.

— Д-да, — Грязнов кивнул.

— Ну вот и отлично. А от тебя, Морозов, извинения принимаются до половины седьмого.

— А потом? — Морозов улыбнулся.

— А потом водкой. — Успенская захлопнула дверь.

— Вакасян, Успенская, Юркова, все супера, Журавлев, Юзвяк, Елкина, я тоже в майке был… — перечислял Морозов.

Они с Грязновым шли по длинным гулким коридорам «Мосфильма», то и дело сворачивая куда-то, ныряя в лестничные колодцы.

— Это вы по памяти? Или записываете? — Грязнов толкнул тяжелую дверь, и они вышли на улицу.

— Нет, я посчитал, когда мы запись просматривали. Помнишь? — Морозов вынул из кармана брелок и нажал на кнопку. На стоянке взвизгнула одна из машин. — Тебе куда?

— «Куда», «куда», в агентство.

— Ну тогда садись, теперь я тебя подкину.

— Да не, я лучше прогуляюсь, погода какая хорошая.

— Давай-давай, в собственном кабинете прогуляешься. — Морозов сел за руль. — Береги ноги смолоду.

— А я думал, это про платье… — Грязнов улыбнулся и сел рядом. Только вы не гоните, а то я боюсь.

— Слушай, я про Цыгана хотел спросить, — сказал Морозов, глядя в зеркало, как охранник на выезде со студии осматривает багажник.

Грязнов промолчал.

— Ты с ним как?

Охранник захлопнул багажник и поднял шлагбаум. Машина тронулась.

— Да нормально. Теперь мы с ним вроде даже дружим… Что-то у него было с Медведем. Только не могу понять — что.

На светофоре к их «шестерке» вплотную прижался огромный джип. Так близко, что чуть не снес боковое зеркало.

— Он чего, слепой? — Морозов хотел заглянуть в салон нахала, но через тонированные стекла ничего не было видно.

— А вы, Сергей Петрович, как думаете, что тут произошло вообще? Денис прикурил. — Знаете, как нас учили на юрфаке — ищи мотивы.

— Ну мотивов столько, что на десятерых хватит. — Морозов, как только загорелся зеленый, сорвался с места, и джип остался позади. — Он стольким был должен, стольким успел на ногу наступить…

— Да все это не то. Никто из тех, кому он… кого он… Никто из них просто не способен на такое. Нет-нет, убить, конечно, могли — пырнуть в подъезде или избить. Но чтобы вот так… — он достал правой рукой левое ухо, — изощренно — нет, никто. По крайней мере из тех, кого я знаю.

— Из тех, кого знаешь. — Морозов ухмыльнулся. — Значит, не всех знаешь.

— Значит, не всех.

На следующем светофоре джип опять прижался к ним вплотную. Теперь на него обратил внимание и Денис.

— А вы никому не задолжали? — поинтересовался он.

— Да нет вроде. Ну посадил человек сто, так это же не считается? Морозов улыбнулся, но было видно, что он нервничает. — Денис, ты пристегнись на всякий пожарный.

С этого светофора они сорвались одновременно, и теперь джип не отставал ни на миллиметр.

— Я сейчас резко тормозну, а ты запомни номер. — Морозов нажал на педаль тормоза. И сразу несколько машин сзади едва не врубились друг в друга.

— Е эф четыреста сорок пять У, московские.

— Ну вот и здорово. Ну вот и отлично. — Морозов так же резко, как затормозил, вдруг сорвался с места и пошел на обгон. — А вот теперь мы их… Эй, эй! Держи-и-ись!..

Все произошло очень быстро. Как только «шестерка» поравнялась с джипом, тот вдруг вильнул вбок. Раздался удар, «жигуленок» выскочил на тротуар, пробил чугунную ограду и полетел в Москву-реку…

— Держись! — снова закричал Морозов.

Вода хлынула в салон, Денис открыл дверцу и отстегнул ремень безопасности.

На поверхность он вынырнул первым. Огляделся. Набрал воздуха и нырнул. Через минуту вынырнул вместе с Морозовым и, захлебываясь, закричал:

— Помогите!

Наверху, у бордюра, собралась толпа зевак. А метрах в десяти тот самый джип завелся и отъехал. Откуда-то в воду полетела веревка. Денис ухватился за нее и зажмурился…

Сначала перед глазами были просто цветные пятна. Потом пятна обрели контуры и превратились в довольно миловидное личико в белом колпаке.

— Ну слава богу, оклемался… — Медсестра еще раз сунула ему под нос ватку с нашатырем.

Денис громко чихнул и поднялся на ноги. Хотел вскочить — не получилось, ноги не слушались, да и голова кружилась.

— А Сергей Петрович где? Морозов…

— Тут я, — раздался из-за спины голос Морозова. — Не дождешься…

Морозов сидел на гранитной тумбе. Другая медсестра забинтовывала ему руку.

— Ты номер не забыл? Не выскочил из головы?

— А что вообще случилось? — Грязнов с трудом поднялся на ноги. Он был насквозь мокрый, голова кружилась, ноги не слушались.

— Мы ж искупались с тобой, — засмеялся Морозов. — Прямо в моей «шестерочке». Ты что, не помнишь?

Денис тряхнул головой.

— Да, вспомнил. Е эф четыреста сорок пять У, московская. Слушайте, Сергей Петрович, а вы вспомнили?

— Что?

— Чего такое вы видели на съемках, за что вас вон убить хотели… А?

Морозов наморщил лоб.

— Денис Андреич! Вы целы? — Сквозь толпу, расталкивая любопытных локтями, пробирался Самоха. — Денис Андреич!

Денис вдруг покачнулся и упал на руки подхватившего его помощника. Он действительно вырубился.

Хотели везти в больницу, но Денис слабым голосом наотрез отказался, и Самохин увез его в агентство.

Брюки и майка висели на двери, кроссовки стояли на подоконнике, с форточки свисали носки. Грязнов, обмотанный махровым полотенцем, в чьей-то рубашке и с босыми ногами сидел за своим столом и аккуратно перелистывал мокрые страницы записной книжки, перекладывая их сухими листиками бумаги. Напротив сидел Самохин и с ухмылкой поглядывал на него.

— Ну что? Что? — взорвался Денис. — Да, я в такую жару не надеваю нижнего белья. Тебя шокирует?!

— А я ничего и не говорю. Чувство юмора, это хорошо. Слава богу, шеф пришел в себя.

— Ну заходи, заходи… Сегодня что, где-то карнавал? — Лидский пропустил Дениса в прихожую. — Это чей костюмчик?

Поскольку одежда Дениса так и не просохла, пришлось довольствоваться камуфляжкой, которая оказалась еще и тесноватой.

— День Нептуна. — Грязнов махнул рукой и с трудом стянул с ног черные ботинки.

Потом он сидел в комнате и разминал пальцы ног.

— Под ботинки обычно надевают носки. — Лидский поставил на стол поднос с чашками и чайником. — Будешь? Или не употребляешь?

— Эдуард Николаевич, а почему вы дело закрыли? — спросил Денис, наливая себе заварки. — Я так и не понял. В деле написано, что в связи с убийством главного подозреваемого.

Лидский сел напротив, налил себе чаю, положил сахар и только потом ответил:

— В связи с убийством главного подозреваемого. Чего ж тут непонятного. Обычное бытовое убийство.

— Разве бывает бытовым убийство человека, который кинул государство на десятки миллионов. Который…

— А разве может один человек кинуть государство на десятки миллионов долларов? — Лидский покачал головой. — Но по делу проходил он один.

— А почему?

— А потому, что из этой пятерки больше ни к кому подкопаться было нельзя. Засветился только Некрасов. Ну и Сабанова можно было бы привлечь. И оба — один мозги себе вышиб… — Лидский осекся. — Извини.

— Ничего.

— А второму кишки выпустили кухонным ножом производства фабрики «Золинген». И что самое неприятное, я даже не могу тебе ничего рассказать.

— Почему? — удивился Грязнов.

— По кочану. Я тогда в Тюмень уехал с бригадой, документацию проверяли по этому месторождению. И тут мне через неделю сообщают: Некрасов убит во время драки в квартире Антона Петрова. Я в самолет, а тут циклон какой-то, погода нелетная и три дня на чемоданах. Так что только по протоколам это дело и знаю. Ну и по рассказам Кости Башкирова. Это следователь из Измайловского отдела. Он взял и вел дело, пока меня не было.