«Сандал», которого не было - Корецкий Данил Аркадьевич

Только надо, чтобы шла одиночная машина. Вчера два уазика проезжали, но он их пропустил – опасно: из второй машины такой огонь откроют… И БТР пропустил – тоже опасно. А когда одиночная – другое дело! Правда, он и одиночный грузовик пропустил – кузов был набит солдатами, многие уцелеют, и ему не уйти… Надо, чтобы была одиночная, но с несколькими бойцами, а лучше всего – легковушка с офицерами. Тогда, даже если кто-то выживет, после контузии трудно сразу сообразить, жив ты или мертв, а уж определить место лежки подрывника – и подавно. Вот он и успеет уйти. Конечно, с дядей было бы спокойней, да они и собирались идти вдвоем, но дядю во вторник задержали на блокпосту. Может, конечно, и выпустят, если не опознают. А если разберутся, что он и есть Хромой Подрывник, – тогда все… Может, и без всякого суда пристрелят ночью да выбросят в лесу…

По гравийной дороге к магазину подъехала старая «Нива», молодой парень скрылся в магазине, потом вынес, погрузил в багажник мешок то ли муки, то ли сахара и поехал обратно. Женщина, закутанная поверх пальто в пуховой платок, проехала на груженной углем телеге. Адлан представил, как разгорится этот уголь, распространяя вокруг острый запах и блаженное тепло, вздохнул, снял перчатки, подышал на руки, потер их друг о друга. Но это не помогло – волчий полушубок с лохматой меховой шапкой не спасали от холода, а ноги, несмотря на валенки, стали мерзнуть. Он уже начал дрожать всем телом. Сейчас бы к горящей печке и поесть горячий, жирный жижиг галнаш…

Но тут же мысли его приняли другое направление: от центра села к магазину подъехал военный тентованный «Урал», из кабины вылез прапорщик и исчез внутри. Солдат-водитель тоже выпрыгнул из кабины, закурил, прошелся взад-вперед, разминая ноги. Вот оно! Одиночная машина, и нет никаких поводов пропустить ее, если она поедет мимо заряда… Адлана бросило в жар, будто он уже сидел у хорошо разгоревшейся печки.

«Что они собрались покупать? У них же централизованное снабжение», – пульсировала в голове ненужная и никчемная сейчас мысль. Сердце колотилось, как стреляющий автомат, под ложечкой ныло, волной подкатила тошнота. Голова вспотела, и он снял шапку, как будто внезапно наступило знойное лето.

«Скорей всего, они поедут обратно тем же путем, и у меня вновь ничего не выйдет!» – эта мысль не огорчила его, а скорей обрадовала. Но он тут же устыдился этой предательской радости, радости труса. Трясущимися руками он прикрепил один провод к положительному контакту аккумулятора, теперь осталось приложить второй к отрицательному…

«Скорей бы уже, что он там возится…»

Через некоторое время прапор вышел на крыльцо, что-то крикнул, из кузова грузовика выпрыгнули двое солдат и стали носить в магазин ящики с сухим пайком.

«Вот оно что! Оказывается, он не покупает, а продает! Казенное имущество налево пускает, шакал!» От этой мысли Адлан несколько успокоился. Взорвать кафира, если он вдобавок шакал, легче, чем просто кафира…

Через несколько минут военные заняли свои места и «Урал» тронулся. Но разворачиваться, чтобы ехать обратно через все село, они не стали, а направились к гравийной дороге, ведущей к трассе, где их ждал фугас. И пропустить их у Адлана не было никаких оснований. Хотя как убить сразу четырех человек? Солдаты такого же возраста, как он сам, прапорщик немного постарше… И он видел их лица! Когда Шамсутдин пускал свою ракету, он метил в летящий вдалеке вертолет, словно в обычную мишень в тире. Вертолет упал, как в кино, а последствия в виде трупов они увидели уже потом, когда прибыли на место крушения и все было позади… Но сейчас обстановка совсем другая: вот они – четверо молодых мужчин, живых и здоровых, и именно он своими руками должен превратить их в куски окровавленного мяса!

Тошнота усилилась. Когда он представлял, как взорвет заряд, то не думал о таких подробностях. Думал о другом: как соединит провода, как его будут хвалить в джамаате, как Шамсутдин официально назначит его своим заместителем…

«Урал» приближался к повороту. Руки дрожали еще сильнее, сердце колотилось так, будто хотело проломить ребра и вырваться наружу… Адлан пытался успокоить сам себя: ничего не поделаешь – так уж распорядился Аллах. Даже не Аллах, а прапорщик, решивший срубить бабла на продаже сухпайков… И конечно, таким шакалом распоряжался шайтан! Именно по его воле четверо молодых федералов оказались там, где никогда раньше не были, не должны быть и где делать им нечего – на окраине чужого села, в конце неизвестной им улицы.

«Урал» проехал вдоль заводского забора почти до самого конца, притормозил перед поворотом…

Адлан перестал думать о чем бы то ни было. Он действовал, как автомат, и видел себя со стороны, словно в тяжелом, болезненном сне. Плохо соображая, что делает, он омертвелой рукой соединил провод с отрицательным полюсом аккумулятора.

Огненный столб подбросил грузовик, отбросил и опрокинул его на бок.

– Гух! – звук взрыва разорвал сельскую тишину с такой силой, что на соседней улице заскулили собаки. Еще не улеглось эхо, как Адлан, по заранее спущенной вниз веревке, обжигая ладони, съехал на землю и понесся во весь опор к пролому в заборе на противоположной стороне двора, ловко маневрируя между деревьями. Но его никто не преследовал и не стрелял вслед. Контуженные солдаты с трудом выбирались из кузова искореженного и дымящегося грузовика, рядом с оторванным колесом корчился водитель – держась за кровоточащую культю правой ноги выше колена. Бездыханное тело прапорщика так и осталось в развороченной кабине.

Москва, 2005 г.

Отличное знание военной топографии в метро помогало слабо. Точнее, вообще никак не помогало. Шумахер помнил почти всю карту Чечни и свободно ориентировался там на местности, мог легко определить направления сторон света по солнцу, звездам и деревьям… Но здесь, под землей, все эти знания и навыки были бесполезны, а схема метрополитена мало походила на карту.

Два милиционера с подозрением рассматривали Шумахера, одетого, как бандит девяностых годов, в длинный, изрядно потертый кожаный плащ, из-под которого выглядывали камуфляжные штаны. Теплым бушлатом от комплекта «Ночь» он расплатился с проводником за проезд в Москву, а тот ему дал этот измятый, с зашитыми прорехами раритет, валявшийся в рундуке под полкой. Если продолжать аналогию с «лихими девяностыми», то бандит, который его носил, был убит на «стрелке», а потом его вдобавок переехала машина. Грел бывший бандитский плащ плохо, но по крайней мере от ветра защищал… Милиционеры так и не подошли: сейчас многие носят камуфляж – и охотники с рыбаками, и охранники всякие, а отличать «спецуху» от обычного «комка» патрульные не умели… Поговорили между собой и отвернулись. То ли посчитали, что он недостаточно подозрителен для проверки документов, то ли поленились, то ли проявили осторожность – кто знает, что в карманах у этого небритого типа с угрюмым лицом, не располагающим к общению. Может, они и правильно сделали.

Шумахер был вне себя. Его, как щенка, выбросили из привычного двора в чужой, незнакомый город. Он не знал, где в огромной столице искать тех людей, которые могут помочь ему восстановить свое настоящее имя. Деньги кончились еще в дороге, никаких перспектив он не видел. Документы прикрытия, без обеспечения этого самого прикрытия, ничего не значили: первая же серьезная проверка выявит, что это «липа», и что тогда? Во всяком случае, ничего хорошего ждать не приходится… И вряд ли он бы подчинился, если бы патрульные попытались доставить его в отдел. Так что хорошо, что они «разошлись краями».

Так и не разобравшись в переплетении разноцветных линий, Забазнов безошибочно выбрал из нескольких стоящих на перроне военных «паркетного» офицера и подошел к нему.

– Товарищ подполковник, не подскажите, как проехать к Министерству обороны?

– Вам третий дом нужен? – уточнил тот.

– Ну… Я точно не знаю… Мне по серьезному вопросу.

Подполковник критически осмотрел его с головы до ног, хмыкнул.