Игра в прятки - Клэр Сэмбрук

Мне, например, вообще ничего не ясно.

— Еще слишком маленький срок, — попыталась оправдаться Джоан. — Еще слишком рано.

Папа посмотрел на Джоан, на Отиса, на сыр, снова на Джоан. По-моему, все даже услышали, как у него в голове щелкнуло. Дошло.

— Отис, Джоан! Отличная новость.

Но до меня-то до сих пор не дошло.

— Какая, какая новость? — спросил я.

Дзынь. Полетела на пол масленка, которую мы купили в Сент-Ив.

Мама вскочила да как закричит:

— Что ты пялишься на сыр? Не притворяйся, ты знал!

Отис шумно втянул носом воздух и сказал:

— Не надо злиться, Пэт. И обижаться тут не на что.

Джоан остановила его взглядом.

Мама не унималась.

— А ты?! Сестра милосердия называется! Где же оно, твое хваленое милосердие?

— Прекрати, Пэт! — У папы голос сорвался. Отис подался вперед, Джоан схватила его за руку. Отис сел на место.

— Показуха. Сплошная показуха, — всхлипывала мама. — А ты знал. Ты все прекрасно знал!

Она схватила бутылку дедушкиного вина за горлышко, как в фильмах террористы хватают заложников.

— Я только сейчас догадался, — оправдывался папа, — как и ты.

Он хотел забрать бутылку, но мама отдернула руку, и красные пятна полетели в картину, на которой кричала женщина, кричала, как мама.

— Ты знал!

— Я не знал, клянусь.

— Знал, но молчал! Специально!

— Ты о чем?

Мама с размаху опустила дедушкину бутылку на посудомоечную машину. Стекло разлетелось вдребезги. Вино, красное, как кровь, залило пол, разбрызгалось по желтой стене.

— Да что происходит-то? — спросил я.

Я решил, что меня никто не услышал, но Отис обернулся ко мне и прошептал:

— Гарри, Джоан в положении.

— В каком положении?

Отис зажмурился.

— Она ждет ребенка.

— Так ведь это же хорошо?

Джоан взлохматила мои волосы.

— Да, это очень хорошо. Спасибо тебе, Гарри.

Казалось, она вот-вот заплачет.

— Не трогай его! — закричала мама.

Джоан отдернула руку, и слезы полились у нее из глаз.

Папа глухо проговорил:

— Пожалуйста, Пэт, прекрати, не надо.

Мама бросилась к двери, распахнула ее, вихрем помчалась вверх по ступеням. На кухне стало тихо-тихо. Отис сидел с закрытыми глазами и глубоко вдыхал и выдыхал воздух, чтобы успокоиться. Джоан встала из-за стола и высморкалась. Папа стоял посреди кровавой лужи, каменно-неподвижный, серый. Казалось, распахнув дверь, мама выпустила то, что еще оставалось у нас от надежды.

— Все в порядке, — говорила Джоан, — все хорошо.

Ничего не было в порядке, не было и не будет, пока кто-нибудь не разберется со всем этим.

Я позвонил Терри, как он и велел мне.

Дзинь-дзинь.

— Алло.

— Терри можно?

— Какого Терри?! Вы, наверное, не туда попали, девушка.

Девушка. Это я девушка?

Я вновь набрал номер, на этот раз очень осторожно.

Дзинь-дзинь.

Я затаил дыхание.

— Hola? — Трубку взяла Консуэлла. А Терри ведь меня предупреждал, что Консуэлла все на свете путает.

— Терри дома?

— Минутку.

В трубке зазвучали ее шаги, они удалялись. Я закрыл глаза и представил, как Консуэлла в хрустящей голубой форме идет по длинному, белому, выложенному мрамором коридору. В руках у нее огромный серебряный поднос, посередине лежит специальная, кремового цвета карточка. На ней старательно выведено: «Вам звонит Гарри Пиклз». Потом я представил, как она на цыпочках поднимается по лестнице, боясь нарушить покой Терри, осторожно стучит в дверь, поправляет белый накрахмаленный передник, приглаживает волосы и ждет.

На самом же деле она лишь прокричала:

— Эй, Терри, тебя к телефону!

Он крикнул ей что-то в ответ, но я не расслышал.

— А мне какое дело? — огрызнулась Консуэлла. — Это твой друг. Да иди, Терри. Vamos! Ну, смотри, я ведь положу трубку. Идешь или нет?

Я услышал, как Терри бежит вниз по лестнице.

— А ты ничего не забыл?

— Да нет вроде, — послышался голос, похожий на голос Терри, но все-таки не совсем его.

— А я говорю, что ты кое-что забыл.

— Ах да, — сказал он. — Спасибо, Консуэлла.

— Да пошел ты… — выругалась она и поспешила прочь.

— Это ты, Гарри? — услышал я в трубке настоящий голос Терри. — Не знаю, что на нее нашло. Проблемные дни, как пить дать. — И потом тише — Слушай меня внимательно, Гарри. Действуем по плану «Б». Ты должен получить новые инструкции.

16

Воздух раскололся от свистков. Прямо передо мной огромный жирный язык впихнулся в маленький пухлый рот. Жирный язык, ярко-розовый, наглый до безобразия. А она, похоже, ничего не имела против, эта белая женщина с копной крашеных желтых волос, сигаретой, по-дурацки заткнутой за ухо, и сережками повсюду: в ушах, в носу, в бровях. Нет, она не возражала. Она просто пожирала его лицо. Дым от барбекю разъедал мне глаза. Громовая тяжелая музыка отдавалась в ушах, в голове, в груди.

«Нам нужен секс, и снова секс, и только секс».

Терри дернул меня за рукав. Я отмахнулся.

— Видишь? Там! Там! — крикнул Терри. — Это он. Он!

Женщина запустила руку в волосы своего огромного черного приятеля, ртом вобрала половину его лица. Другая ее рука опустилась вниз. Схватила его прямо там. Больно, должно быть. Мужчина раздвинул ее ноги своей ногой, провел рукой по спине вниз и воткнул ей в попу. Прямо внутрь. Представляете?! Посреди улицы.

— Гарри, да слышишь ты меня или нет? Говорю же, это он!

Мама с папой, наверное, убили бы меня, если бы узнали. Разгуливать по улицам в карнавальную ночь очень опасно. От музыки запросто можно оглохнуть. Повсюду шатаются толпы пьяных людей. А скольких калечат в этой беснующейся толпе. Так им и надо. Пусть меня покалечат или вообще убьют. Раньше надо было думать. Нет им до меня никакого дела. Папа украл у меня Отиса. Как же, им надо тренироваться. Мама разбила бутылку дедушкиного вина, испортила приготовленный Джоан сюрприз.

— Придется разобраться с ним на месте! — проорал Терри.

Где-то высоко над головой взорвался песней еще один громкоговоритель.

«Скачи, кружись, скачи выше и кружись».

Люди послушались.

«Секс, и снова секс», «Скачи, кружись». Две песни переплелись.

— Гарри, — закричал Терри прямо мне в ухо, — Гарри, ты взял оружие?

Барабаны, голоса, музыка — все смешалось. Люди поскальзывались на кусках хлеба, куриных крылышках, початках кукурузы. Поскальзывались, но продолжали скакать. Задирали руки вверх, не заботясь ни о ногах, ни о подмышках. Ни о чем. Просто прыгали и кружились.

— Гарри, да послушай ты!

Пошли они все. Мама, папа. Все. Я не их сын. Я весь перемазался в курице. И не только я. Этот хулиганистый парень у меня на футболке, он тоже вымазался. Я — это он. Крутой парень на карнавале. И я не один. Я с другом.

А там, куда указывал Терри, прямо перед полицейским заграждением, облокотившись на мусорный ящик, стоял белый мужчина.

— Гарри, ты что, совсем чокнулся?

«Скачи, кружись. Скачи выше, кружись».

Вы, наверное, никогда не были на карнавале. Тогда представьте себе огромный боксерский ринг. Десятки потных людей окружают вас со всех сторон. А музыка бухает так, словно двадцать боксеров колотят вас изо всех сил по голове. Представили? Вот это и есть карнавал.

Толпа подхватила нас и понесла.

— Пиклз! — кричал Терри. — Вот твоя цель. Инструкции ты знаешь. Сделай его!

Мужчина был очень похож на водителя автобуса, а на садовника не очень.

— Может, стоит подумать над этим, дружок.

Проклятый Биффо. Кто его сюда звал?

— Но, Терри…

— Струсил?

— Нет, что ты, просто…

Если ты на карнавале, приходится кричать, орать вовсю, иначе тебя не услышат.

— Просто мне кажется, нам стоит изменить стратегию. — Скорее всего, Терри не разобрал ни слова. — Давай отойдем, обсудим.

Если мне удастся увести Терри, а мужчина за это время уйдет, это будет знак. Знак, что нам надо подождать немного. Убив человека, невозможно уже ничего изменить.

Пока Терри обдумывал мое предложение насчет изменения стратегии, к нам «паровозиком» подвалила целая толпа орущих во всю глотку парней: мешковатые штаны едва держатся на бедрах, у некоторых торчат стильные трусы-боксеры, у самых крутых расстегнуты ширинки. Короли карнавала. Сильные и опасные.

Им надо уступать дорогу, склонять перед ними голову, не то растопчут и даже не заметят.

— Терри, осторожно!

Тот стоял, бревно бревном.

— Терри, отойди!

Окаменел, что ли, от ужаса?

Терри исчез.

Живой поезд из парней прошел.

Мне пришлось помочь Терри, иначе он не поднялся бы с земли. Он даже сесть не мог.

— Оставь, я сам, — выдохнул он.