Политический класс 43 (07-2008) - Журнал класс

Я говорю только о практически значимых для применения социальных концепциях, которые сегодня стали называть парадигмальным знанием. Не в прежнем значении знания, имеющего образцы в прошлом, а в новом значении — знания, пригодного к применению, подлежащего учету в практических проектах. И оставляю в стороне выдающиеся труды по истории философии, социальной философии, теории познания, эпистемологии, эстетике, философии техники, антропологии, весьма развитой у нас экономике, филологии, культурологии, истории, психологии и другим дисциплинам. Лично я, давшая анализ модернизационных теорий, предложившая рассмотреть социальный порядок 90-х как анархический, конца 90-х — начала 2000-х — как апатический, концепцию национальной модели модернизации в условиях появления нового мегатренда — глобализации, представившая читателям концепцию «третьего пути» с указанием того, как она воплощалась на Западе, написавшая книгу «Хорошее общество» о социальном конструировании, давшая анализ двух волн азиатского вызова — Японии и «азиатских тигров» в 1970-е и стран БРИК (Бразилии, России, Индии и Китая) — в 2000-е, проанализировавшая роль китайского фактора для будущего развития и сценарии развития, связанные с новым подъемом Азии, глобальный капитализм и его великие трансформации, не могу похвастаться восприимчивостью тех, кого это могло бы заинтересовать на практике, к своим работам, хотя мое имя относительно известно.

Российские научные традиции признаны в мире, хотя с признанием ученых в своей среде на родине не все обстоит гладко. Достаточно вспомнить, сколько знаменитых ученых стали таковыми, лишь работая за границей, скольким пришлось в России вытерпеть непризнание, часто идущее от своих же коллег — как в активной форме, так и в форме замалчивания. Сколько ученых, сделавших больше, чем их институты, не получают в них и в системе РАН адекватного статуса. Возьмем хотя бы нашумевший пример с математиком Перельманом в дисциплине, где результат более прозрачен, чем в социальных науках, и не имеет идеологических оппонентов, пример, весьма постыдный как для его коллег, так и для нашей страны. Международная или посмертная слава спасает положение для многих. Однажды на собрании Института философии РАН, где я работаю, коллега Владимир Порус сказал: «Если бы мы относились друг к другу, как Поппер и Лакатос, мы давно бы сами стали попперами и лакатосами». Речь шла о выдающихся западных коллегах Карле Поппере и Имре Лакатосе. Вопрос был поставлен правильно, ибо научная среда весьма конкурентна и доброе слово о другом воспринимается как обида себе. Наши научные сообщества, несомненно, нуждаются в большей солидарности и в большей ориентации на результат, чем на командную и административную игру.

Социология представила убедительные доказательства социально-культурной обусловленности науки, зависимости тех или иных теорий от общественного контекста и институционального запроса на исследования. Что касается философских теорий, можно назвать, пожалуй, среди немногих исследователей проблемы Рейнолда Коллинза. В отличие от социологии науки он назвал свое исследование «социологией философий» и использовал новые методы — анализ философских сообществ, или философских сетей. По мнению Коллинза, «у нас нет способа узнать, о ком (если о ком-либо вообще) будут помнить как о выдающейся или второстепенной фигуре. Такова уж природа пространства интеллектуального внимания. Оно внутренне образовано потоком конфликтов и перегруппировок через поколения, а наша значимость как мельчайших человеческих узелков в этой долговременной сети производится не нами самими, но процессами резонанса, превращающими некоторые имена в символы того, что произошло в памятных поворотных пунктах данного потока». Чтобы понять, что идеальные научные сообщества практически отсутствуют и наше не составляет исключения, напомним, что современники Макс Вебер и Эмиль Дюркгейм игнорировали друг друга.

Российские социальные

теории и Запад

Обозначенная в подзаголовке проблема сводится к вопросу, справедлив ли упрек в том, что российская социальная наука идет в фарватере западных теорий и не производит ничего нового, оригинального и национально-особенного, в том числе и того, что может заинтересовать Запад.

Замечу сразу, что Питирим Сорокин был выслан Владимиром Лениным из послереволюционной России и стал в США крупнейшим социологом мирового уровня, открывшим главные закономерности капиталистического общества — социальную стратификацию, вертикальную и горизонтальную мобильность. Этот новый взгляд оказал огромное влияние не только на развитие социологии в Америке, но и на практическую политику в отношении динамичных социальных слоев и социальных групп. Сорокин был и остается американо-российским выдающимся социологом. Михаил Бахтин, Николай Кондратьев, Александр Чаянов известны во всем мире.

Выше я уже показала, что качественные и оригинальные российские социальные теории производятся. Но они плохо востребованы из-за атмосферы во многих научных сообществах, из-за неадекватного отношения власти к задачам социальной науки или вульгарного применения ее проектных возможностей (например, при шоковой терапии), из-за иллюзий ясности общественных проблем и упрощения, вызванного апелляцией к обыденному сознанию и игнорированием фундаментальных достижений социальных наук.

Запад, особенно США, чрезвычайно эффективно используют социальные науки. В рассекреченном докладе американского разведывательного сообщества «Контуры мирового будущего», подготовленном учеными во главе с Джозефом Наем и представляющем собой прогноз мирового развития до 2020 года, предлагается сценарий-тренд, комбинированный со сценарием-идеологией американского и мирового будущего.

В докладе говорится: «Линейный анализ позволит нам получить значительно видоизмененную гусеницу, но никак не бабочку — для этого нужен скачок воображения. Мы надеемся, что данный проект позволит нам совершить такой скачок — не предсказать, каким будет мир в 2020 году (это явно лежит за пределами наших возможностей), а тщательно подготовиться к разнообразным трудностям, которые могут ожидать нас на нашем пути».

Мнение о подчиненности идей российских теоретиков в области социальных наук западным концепциям нередко высказывается, поскольку российские ученые и философы часто цитируют западных коллег. Однако все понимают, что социальные науки — экономика, политология, социология — возникли на Западе и для анализа самого Запада. Они стали распространяться в другие страны по мере модернизации этих стран и появления в них социальных структур, соизмеримых с западными. Рассмотрим это на примере социологии. Согласно Мартину Олброу, социология проходила следующие стадии развития.

Во-первых, универсализм. Это — классическая фаза социологии, при которой доминирует стремление к получению общезначимого знания о человечестве и для человечества (Огюст Конт, Герберт Спенсер).

Во-вторых, национальные социологии. Формирование социологии на профессиональной основе, продолжение ее классического периода, но в пределах национально-государственных границ (Вебер, Дюркгейм). Социологические школы возникли в Германии, Франции, США, Британии, Италии, России и других странах, в том числе и незападных. Производимые идеи не утрачивали универсального характера, но контакты между социологами разных стран были недостаточно развиты.

В-третьих, интернационализм. Он являлся ответом на разрушение национальных идеологий и на мировые войны. Представлял собой двусторонний процесс — распространение в незападные страны как западной рациональности и теории модернизации, так и идей социализма. Усилились контакты между учеными, возникла Международная социологическая ассоциация в 1949 году, стали проводиться международные конференции. Западным ученым именно в этот период стали более известны концепция больших циклов Николая Кондратьева, идеи неформальной экономики Александра Чаянова, диалогическая теория Михаила Бахтина.

В-четвертых, индигенизация социологии. Это фаза появления местных, локальных социологических концепций. Проявилась с 1970-х годов. Индигенизация стала формой сопротивления господству западных теорий. Подчеркивалась эвристическая значимость собственных культурных традиций как стимулов для появления новых направлений в социологии. Хантингтон так характеризует это умонастроение: «То, что является универсализмом для Запада, для всех остальных выступает как империализм». В некоторой степени индигенизация социологии, по мнению Олброу, произошла и на Западе: социологические исследования в США, Франции, Британии, Германии и особенно в Канаде (движение канадизации социологии) становятся более специфическими. Источник этого — не враждебность к каким-то теориям, а интерес к своим особенностям.