Фотографическая карточка - Голи Смарт

Тут Джибонса прервал коронер, заметив, что его мнение никому не интересно, а вызвали его только затем, чтобы он рассказал, как все было.

Когда Уильяма начал допрашивать мистер Трель, слуга сказал, что никто не знал имени господина, остановившегося в комнате номер одиннадцать, пока его не спросил Фосдайк. Он, Уильям Джибонс, находил подозрительным, что посетитель не назвал своего имени. Все, что привелось ему видеть в жизни…

Тут коронер опять безжалостно оборвал его, а затем объявил, что если у мистера Треля нет больше вопросов, то слуга может идти.

Трель сказал, что ему не о чем больше спрашивать, и Уильям Джибонс удалился, бормоча себе под нос:

— Если так расследуют убийства, если мнение умных людей, на глазах у которых, можно сказать, все и случилось, не принимают во внимание, то каким же образом присяжные узнают правду?

— Я бы ни за что на свете не хотел осквернить репутацию бедного покойника, Фил, — прошептал Морант, — но мне кажется, что доказательств убийства нет никаких. Доктор Ингльби называл свое мнение теорией.

— Да, но он решительно уверен, что рану нанес другой человек. Пока против Фоксборо нет прямых улик, но если это убийство и его совершил не Фоксборо, то кто же?..

Томас Дженкинсон, другой слуга из «Веточки хмеля», показал, что видел, как приехал номер одиннадцатый в субботу, как он интересовался открытием бомборовского театра и как, вернувшись оттуда в понедельник, объявил, что на другой день с ним будет ужинать его приятель. На следующий день приехал мистер Фосдайк и назвал имя человека из комнаты номер одиннадцать — Фоксборо.

Затем Трель стал задавать вопросы, и Томас Дженкинсон сказал, что оба господина пили много вина, но ни один из них не был пьян, когда он их оставил. В половине одиннадцатого слуга принес им графин водки и четыре бутылки сельтерской. Когда горничная вынесла поднос утром, оказалось, что выпиты были только две бутылки воды, но водка — вся. Сам Дженкинсон, когда входил в комнату, слышал громкие голоса споривших и то, как мистер Фоксборо сказал: «Игра в моих руках, и вот мои условия», или что-то в этом роде. Господа замолчали, заметив его. Дженкинсон никогда прежде не видел мистера Фосдайка, но хозяин и Элиза Сольтер объяснили ему, кто этот человек.

Потом давал показания инспектор Трешер. Очень кратко он объяснил, что Марлинсон послал за ним и что он нашел Фосдайка убитым с кинжалом в груди, как уже показали свидетели. Инспектор тотчас телеграфировал в Скотленд-Ярд. Перстни, часы и деньги несчастного, пятифунтовый билет, золото и серебро, всего фунтов на десять, лежали на туалете. Он очень хорошо знал мистера Фосдайка, который приезжал в Бенбери на день и два, но обыкновенно возвращался ночевать в Бомборо.

Наконец, надувшись и пыхтя, явился Тотердель. Убежденный, что глаза всей Англии устремлены на него, он начал свои показания с искреннего сожаления, что он и его покойный друг были последнее время в размолвке. Это, дескать, была не его вина, а Фосдайка, — и тут Тотердель обвел всех присутствующих взглядом, словно давая понять, какой поток света он пролил на это дело.

Коронер, человек твердый и решительный, вначале относился к мистеру Тотерделю, члену муниципального совета, снисходительно, но, наконец, потерял терпение и сказал:

— Извините, если я замечу, мистер Тотердель, что все это не имеет никакого отношения к делу. Я вынужден попросить вас ограничить показания тем, что вам известно о мистере Фоксборо.

— Я начинаю с самого начала, сэр. Вряд ли кто-то еще сможет пролить свет на это ужасное преступление…

— Вы правы, мистер коронер, — вмешался Трель, — я могу подтвердить, что показания свидетеля не имеют никакого отношения к делу. Кроме того, эти подробности могут быть неприятны семейству убитого.

— Как я уже говорил, мистер Тотердель, — повторил коронер, — я попрошу вас ограничиться тем, что вам известно о мистере Фоксборо и что между вами произошло. Если вам нечего сказать на этот счет, мы не станем вас задерживать.

Коронер не мог придумать ничего действеннее. Одна мысль, что без него могут обойтись, привела Тотерделя в трепет. Он возразил более покорным тоном:

— Я только хочу обозначить все как можно яснее… Сожалею, что истина может оскорбить мою крестную дочь, миссис Фосдайк; но если, сэр, на этом предварительном дознании вы желаете получить сжатые показания, то я, конечно, могу представить вам краткий очерк…

«Предварительное дознание», «краткий очерк» — эти фразы вывели коронера из себя. Он счел дерзостью мнение, что ему, якобы, достаточно неполных сведений.

— Мне остается только заметить, мистер Тотердель, что это дознание не может продолжаться бесконечно, — произнес он резко. — Если у вас есть что сказать, может быть, вы потрудитесь сделать это без отступлений? Иначе я вызову другого свидетеля.

Это заставило Тотерделя несколько умерить свою словоохотливость; довольно неопределенно и бессвязно он рассказал, как познакомился с приезжим на открытии театра, как тот с любопытством расспрашивал о разных лицах, особенно о том, кто такая мисс Хайд, как он, Тотердель, поднял афишу и узнал имя незнакомца и как он предоставил драгоценные сведения полиции, тем самым оказав стране важную услугу.

Никто не слушал показаний Тотерделя так внимательно, как Сайлас Ашер, хотя он все время оставался на заднем плане.

— Интересно, что расскажет следующий свидетель? — С такими словами обратился к сыщику инспектор Трешер.

— Мне и самому любопытно послушать, — ответил сыщик.

— Не понимаю, что нам может разъяснить молодая женщина из Лондона…

— Кто знает! — спокойно возразил сыщик. — Порой молодые женщины удивительнейшим образом проясняют дело…

Элен Метланд, скромно одетая девушка приятной наружности, выглядела встревоженной. Она показала, что служит у миссис Фоксборо в Тэптен-коттедже, в Риджентс-парке, слышала об убийстве, но о мистере Фосдайке ей не известно совершенно ничего. Ее господин часто отсутствует дома, последний раз она видела его неделю назад в Тэптен-коттедже. Также девушка заявила, что, хоть ее господина и подозревают в совершении преступления, она уверена: он в этом не виноват.

Коронер несколько нетерпеливо взглянул на инспектора Трешера, как бы говоря: «Слушать показания таких свидетелей — пустая трата времени».

Инспектор со своей стороны взглянул на Сайласа Ашера — это он настоял на приезде Элен Метланд, но сыщик куда-то исчез. Коронер заявил, что свидетельница больше ему не нужна, и девушка хотела уже уйти, когда мистер Трель вдруг встал и сказал:

— С вашего позволения, мистер коронер, я задам свидетельнице несколько вопросов.

Коронер дал согласие. Тогда мистер Трель предъявил кинжал, игравший главную роль в истории этого преступления, и спросил Элен Метланд, видела ли она прежде эту вещь.

Девушка вскрикнула; после минутного сомнения она неохотно произнесла:

— Да.

— Где вы видели ее?

— В Тэптен-коттедже, иногда в гостиной, но еще в кабинете мистера Фоксборо.

— Боже мой, Фил! — шепнул Герберт Морант своему товарищу. — И мне знаком этот кинжал. Я часто держал его в руках, его использовали как разрезной нож для книг…

— Сочувствую, — ответил Сомс, пожимая руку своему другу.

— Что ты хочешь этим сказать? — испуганно спросил Герберт.

— Тише! — ответил Фил. — Только то, что дело принимает для мистера Фоксборо очень дурной оборот. Где он может быть? Трудно предположить, что он не знает, в каком ужасном преступлении его обвиняют.

— Какие страшные вести мне придется везти в Лондон… — прошептал Морант.

— Дело плохо, но мы не все еще выслушали, — возразил Фил.

— Вам известно, — продолжал мистер Трель, — брал ли мистер Фоксборо с собой этот ножик, когда уезжал в последний раз?

Свидетельница этого не знала.

— Когда вы его хватились?

— Я и не приметила, что его нет.

— Так, может быть, ножик находится в эту минуту в Тэптен-коттедже?

— Может быть… — неуверенно произнесла девушка, но потом вспомнила, что в последнее время не видела его.

Мистер Трель сказал, что ему не о чем больше спрашивать свидетельницу, а инспектор Трешер заявил коронеру, что у него свидетелей больше нет. Бедная Элен Метланд удалилась в слезах, опасаясь, что навредила своими показаниями госпоже, которую любила и уважала.

Потом заговорил коронер. Прежде всего, он указал на разногласия во мнениях врачей: доктор Денкомб считал это самоубийством, а доктор Ингльби думал, что рану такого рода самому себе нанести нельзя. Кем бы ни был номер одиннадцатый, покойный знал его под именем Фоксборо, он так и спросил о нем. Показания Тотерделя были несущественны: он не мог знать, точно ли это Фоксборо, потому что афиша не могла служить удостоверением личности; но если вследствие приговора присяжных Фоксборо будет арестован, тогда свидетельство Тотерделя станет чрезвычайно важным: ему придется сказать, тот ли это незнакомец, которого он видел в театре. Коронер обратил внимание присяжных на показания последней свидетельницы. Элен Метланд узнала в оружии, которым было совершено преступление, вещь, принадлежащую ее господину. Причина убийства, если присяжные сочтут это убийством, пока оставалась невыясненной. Факты были таковы: мистер Фосдайк приехал в «Веточку хмеля» на ужин с незнакомым господином, которого он при хозяине и слугах назвал мистером Фоксборо. За ужином между ними произошла ссора. Фоксборо уехал утром, и с тех пор его никто не видел, а днем его гостя нашли убитым. Кроме того, орудие преступления оказалось собственностью Фоксборо. Разумеется, господа присяжные могут счесть это самоубийством, но, если они остановятся на убийстве, коронер предоставит им решать, обвинить ли в умышленном убийстве Джеймса Фоксборо.