Потерянные души - Юлиана Суренова

Старшие сидели молча, погруженные в свои мысли и пережива-ния. Со стороны казалось, что они просто отдыхали — измученные жизнью, вдруг совсем подряхлевшие старики. И лишь Велимир то и дело открывал слезившиеся глаза, чтобы в который уж раз взглянуть на притихший, насупившийся лес, в котором терялась узенькая лен-точка тропинки.

— Кого ты ждешь? — вздохнув, спросил Лютич. — Мы предупредили всех и признавшие наш выбор уже присоединились к нам. Больше никто не придет.

— Может быть, вернулся Черногор… Я надеялся, что он бу-дет с нами…

— Это было бы так, если бы боги назвали ему тот же путь. Но если нет…

— Он пришел бы и тогда, чтобы убедить нас повернуть, пока не стало слишком поздно.

— Он не выступил бы против нашей воли, против решения Совет…

— Лютич, ты слишком плохо его знаешь. Он бы скорее погиб сам, чем позволил другим по собственной воле расстаться с жизнью. Нет, раз Черногора нет, значит, он еще не вернулся.

— Может, оно и к лучшему, — промолвил Днесь. — Во всяком случае, он останется жив… Он слишком молод, чтобы умереть… И, потом, если мы ошибаемся, только он сможет исправить нашу ошибку.

— Да, — вздохнул Велимир. — Но если мы правы? Нам следовало дождаться его возв-ращения и лишь тогда…

— Нам всем хочется верить в лучшее, — Лютич качнул головой. — Но ведь его уже может не быть среди живых. Тогда ожидания напрасны и, более того, смертельны для народа, когда отпущенное нам время подходило к концу… На все воля богов.

— Воля богов, — полубессознательно повторил старейший. — Мне по-чему-то кажется, что это именно они удерживают Черногора, не позволяя вернуться.

— Но зачем им это?

— Не знаю. Может быть, они уже вышили полотно судьбы и не хо-тят, чтобы Черногор изменял его узор… Мне было бы несказанно легче умирать с твердой верой, что мы поступаем правильно. Почему же сомнения не покидают сердце?

Он умолк, замер, не ожидая, что кто-то ответит на его вопрос. И над землей нависла тяжелая гнетущая тишина.

Незаметно приблизилось утро. Яркие красные всполохи раскраси-ли в многоцветные узоры мглистые перья облаков. Обжигаясь о них, словно о пламень костра, ночная тьма медленно поползла на за-пад, уступая пядь за пядью землю свету.

Было холодно. Думая о близости долгой вьюжной зимы, усталое бледноликое солнце с грустью смотрелось в льдинистые кромки луж, серебрило инеем черные своды земли. Звенящий ветер обжигал своим недобрым мглистым дыханием и вносил в сердце страх и ожидание беды.

Но, по мере того, как солнце поднималось над лесом, даря ми-ру остатки своего тепла, ветер утих, разбились мелкими осколками воды растаявшие кусочки льда, исчез белый саван с земли и она медленно стала оживать, зашевелилась, заворочалась, сбрасывая ос-татки дремы. Она упрямо боролась со сном, хотя и знала, что ей уже пришла пора уснуть, чтобы, покоясь под снежным покровом, защищен-ная им от стужи и вьюги, отдохнуть, переносясь в мечтаниях в са-мые прекрасные и счастливые края.

Дождавшись, пока солнце разгонит последние сгустки мглы, пы-тавшейся спрятаться в тени могучих стен, и замрет над ними, спо-койно созерцая все вокруг, воздух наполнил гул колоколов, соеди-ненный воедино с грохотом барабанов и свистом труб в странную, лишенную ритма и мелодии музыку, напоминавшую скорее какое-то древнее сложное заклятие. Едва достигнув слуха колдунов, она, подчинив их своей безликой власти, заставила опуститься на коле-ни, склонить голову, смиренно ожидая своих судей. А затем городс-кие ворота отворились, и на поле вышла длинная процессия, впереди которой, одетые в одежды первосвященников, гордо шествовали Прес-витер и шесть священников Конклава.

У каждого из них в руке был посох, увенчанный разделенным крестом на четыре части кругом — священным символом солнца, зна-ком истинной веры. Золотые круги покрывали их парадные багряно красные одеяния, сверкая и переливаясь драгоценными камнями, сое-диненными в сложные, многогранные обереги. Следом в своих зеленых хламидах шли монахи, затем — укутанные в серые плащи проповедни-ки, и, наконец, «белые» люди — служки, певчие, плакальщики и чтецы молитв.

Когда процессия священнослужителей остановилась перед кающимися, на миг все звуки стихли, над поляной нависла тяжелая, мертвая тишина. Она казалась чем-то куда более реаль-ным, осязаемым, чем все остальное — стеной, призванной отделить прошлое и будущее…

А затем над полем разнеслись звуки новой мелодии — могучей и величественной, четкой и, казалось, вечной, словно биение сердца. Она неслась со всех сторон, заполняла собой все, не оставляя места ни слову, ни мысли.

Скоро и она стала постепенно затихать, отступать куда-то в сторону, но не чтобы уйти совсем, а сохраниться, словно легкая дымка тумана, нависшего над полем.

— Кто вы? — разнесся голос Пресвитера, поднявшегося на высокие подмостки трубного места, с которого в обычное время гонцы объяв-ляли жителям окрестных поселений главные новости, решения конклава и повеления бога.

— Колдуны, — прозвучал несмелый ответ. Они не могли понять, по-чему их спрашивают, неужели священники забыли о покаянии? Но если так, свидетелями какого обряда они стали?

— По доброй воле вы решились прийти сюда или по принуждению?

— По доброй…

— Сильны ли вы в своей решимости? Не сожалеете ли о совершен-ном? Если вы хотите уйти — сделайте это сейчас, не невольте себя.

Колдуны лишь еще ниже опустили головы в немом покорстве. Никто из них не сдвинулся с места.

— Мне сказали, что вы готовы отказаться от своих черных бо-гов, отринуть дарованные ими демонские дары и припасть к источни-ку истинной веры. Так ли это?

— Да.

— Тогда повторяйте за мной: Я, имярек, отрекаюсь от власти богов, ввергнувших меня в заблуждение силой своей ложной веры…

…Отрекаюсь от колдовского рода, власти былых законов и обетов…

…Отказываюсь от дьявольских даров, позволяющих мне творить чудеса…

…от всего былого, в надежде и вере, что истинный бог очис-тит меня от скверни прежних прегрешений и допустит до сладости праведной жизни…

…Я делаю это добровольно, не понукаемый никем, никакой уг-розой, ища освобождения души, не спасения тела…

…Да будет солнце свидетелем моей клятвы и пусть оно пока-рает меня, если я говорю неискренне или если когда-либо откажусь от данной клятвы…

…Ныне, присно и вовеки веков.

— …Ныне, присно и вовеки веков, — повторили кающиеся.

Им показалось, что какая-то неимоверная сила завладела их душами, подхватила, повлекла за со-бой, окутала, на мгновение ослепив и оглушив. Когда же зрение вер-нулось, они увидели, что над полем висит, медленно тая в лучах солнца, неясное серебристое сияние. В нем было скрыто что-то… Такое родное и дорогое, что на глазах людей выступили слезы. Сердце сжалось, ощутив боль страшной потери, скорбь нес-кончаемой разлуки… Поспешно опустив головы, они замерли, не поднимая глаз с земли, боясь взглянуть на родных, друзей, и увидеть в них как в зеркале отражение тех перемен, которые коснулись их самих.