На грани апокалипсиса - Анатолий Кулемин

Договорить Паола не успела. Кесслер закрыл ей рот поцелуем. Он сделал это быстрее, чем успел додумать: «Утром ты должна будешь доложить обо всем рапортом, ты ведь именно это хотела сказать. Они знают, что я тебя просчитал, но ты этого не знаешь, и ты не должна раскрываться передо мной. Ты должна честно выполнять свою роль. Иначе попадешь в черный список».

Когда Кесслер освободил Паолу от объятий, она еще какое-то время неподвижно лежала с закрытыми глазами и ждала продолжения.

– Утром ты принесешь мне, как всегда, завтрак, и у нас с тобой все еще будет впереди, – тихо сказал Кесслер и сел на кровати. – И вообще, ты сама во всем виновата, – он взял с тумбочки пачку сигарет и молчаливым жестом предложил женщине. Та отрицательно качнула головой и попросила:

– Налей мне лучше вина.

Мисс Трейси выполнила свое обещание – она принесла бутылку французского белого вина «Шабли» и два высоких стакана тонкого стекла.

Кесслер наполнил оба стакана на одну треть, один подал Паоле; та сидела, подложив под спину подушку, поджав ноги и укутавшись одеялом. Сделав маленький глоток, она сверкнула в темноте смеющимися глазами:

– Интересно… И в чем же заключается моя вина?

Она уже напрочь забыла то, о чем хотела сказать, когда ее прервал поцелуй Кесслера. Он внутренне вздохнул с облегчением.

– Не надо было рождаться такой красивой. Родилась бы страшненькой – с длинным висячим носом, косыми глазами, большими ушами и кривыми ногами, глядишь, я и не обратил бы на тебя внимание. И жила бы ты припеваючи: ни любви, ни страсти, ни мужских объятий… А?

От картинки, которую нарисовал Кесслер, женщина аж поперхнулась: в то время, когда он предлагал возможную перспективу ее спокойного существования, она как раз пила вино. Откашлявшись, она утерла кончиком простыни выступившие слезы:

– Кошмар какой! Даже ноги мои не пожалел. – И вдруг залилась веселым заразительным смехом. – И нос… Ты представляешь меня, и с таким… носом?! – показала она жестом воображаемую «красоту».

В унисон ей засмеялся и Кесслер. «Слушай, наслаждайся, – подумал он о том, кто в это время сидел – скорей всего, в соседней комнате – с наушниками на голове перед крутящимися магнитофонными катушками. – Сегодняшняя смена пройдет для тебя впустую. Нечего тебе будет докладывать утром своему начальству. Интересно, кому? Пакстону? Скорей всего – да».

Отсмеявшись, Паола допила вино, вернула стакан Кесслеру, улеглась и протянула к нему руку:

– Бросай свою сигарету, иди сюда… Скоро уже рассвет, и у нас осталось не так много времени. Давай не будем транжирить его попусту.

…Предутренняя мгла заполняла комнату будто исподволь, но с неудержимой неизбежностью. После неистовой любовной бури, во время которой Паола была подобна тайфуну, и после того, как она наконец медленно всплыла из дурманящего разум омута, они оба тихо, обессиленно лежали в этой предрассветной мгле, понимая, что изменить что-то не в силах: они не могли отменить рассвет, не могли остановить время. Он лежал на спине, она покоилась на его плече. «Время… А что такое время? – думал Кесслер. – Срок, который отпущен человеку на его земной путь и разделен на годы, месяцы, секунды? Тогда кто определяет этот срок? И вообще, что это за срок? Логично предположить, что это срок отбытия провинившейся душой наказания в виде заключения ее в человеческое тело. А те чувства, которыми кто-то наделил человека – боль, страдания, радость, страх, любовь, да и сам разум, – и служат тем самым наказанием, которым мучается провинившаяся душа. Тогда смерть – избавление? Окончание срока наказания, после которого душа возвращается в свое естественное бытие? Но как расценить убийство, смерть от болезни или несчастного случая? Убийство – противоестественно. Оно противоречит воле того, кто заключил душу в человеческое тело. Самоубийство – тоже. Отсюда и заповеди… Смерть от других причин – случайное стечение обстоятельств. Отсюда концепция переселения душ: душа человека, умершего не своей смертью, вновь будет поселена в тело другого живого существа. И так будет повторяться до отбытия душой полного срока наказания. Вывод? – Кесслер осторожно посмотрел на Паолу: ее спокойное ровное дыхание говорило о том, что женщина уснула. – Вывод простой и обнадеживающий: если тебя, Кесслер, убьют, то ты, точнее твоя душа, твой разум, вернется обратно, если же ты умрешь своей смертью, душа вернется домой. Все просто и понятно. Непонятно другое: в чье тело вернется твоя душа? В тело собаки, муравья или… Гитлера. Хотя последнее вряд ли… В преступников, убийц, грабителей и разбойников вселена душа со знаком “минус”, во всех остальных – со знаком “плюс”. Сверхвозможности человека – гениальность, предвидение и другие, следуя моей теории, тоже можно объяснить. Они просто являются каким-то сбоем или… некачественной работой чиновников, ведающими переселением душ. А само человеческое тело с его кровеносной системой, системой пищеварения и со всеми органами чувств – не что иное, как искусственно выведенный биологический индивид, помещенный в питательную среду земной атмосферы. И сама планета сотворена как некий сосуд для хранения этой питательной среды… Чем объяснить странное поведение Бартона? ФБР – государственная структура США и действует в интересах США, так же как и Управление стратегических служб. Почему же он повел игру за их спиной? Простые ведомственные распри? И что он имел в виду, когда говорил о помощи?»

– Ты убивал американских солдат? – вдруг тихо спросила Паола: она открыла глаза, Кесслер понял это по тому, как ее реснички щекотно коснулись его плеча.

– Я думал, ты спишь. Боялся пошевелиться.

– Я очень хочу спать… Но мне жалко сейчас тратить время на сон. Потом высплюсь.

«Ему нужен со мной контакт. Хорошо. Допустим… Но почему он не захотел, чтобы я просто нашел его? Дома, на работе… Почему для контакта он дал мне канал связи?»

– Нет, Паола, я воевал на Восточном фронте.

– Значит, ты убивал русских?

– Я убивал врага. Вооруженного врага, Паола.

– Тебе было страшно? Я имею в виду – страшно убивать.

– Убивать всегда страшно. Но, к сожалению, иногда это делать необходимо.

– Необходимо… убивать? – Паола приподнялась и посмотрела в лицо Кесслера. – Разве может возникнуть такая ситуация, когда необходимо убивать? Какое страшное слово – убивать…

Женщина снова улеглась ему на плечо; она не ждала ответов на свои вопросы, ей казалось, что оправдательных ответов на них не существует. В эти секунды она просто любила его. Любила по-настоящему и была этим счастлива.