А после они... (СИ) - Юлия Резник

лады? Я угощаю, — ухмыляется Феоктистов. — А сейчас надо бежать. И так задержался.

— Да-да, конечно.

И зачем я только спешила? Плетусь в офис. От нечего делать просматриваю заявки, поступившие к нам на почту. Хотя, конечно, для этого у нас в офисе есть специально обученный человек, и вообще глупо так бездарно убивать время. Но как же не хочется домой… Сегодня особенно, ведь понятно, что раз генеральша уехала, ничто не мешает Фоме вернуться к себе.

Ч-черт. Надо кончать валять дурака и ехать домой. Перед смертью ведь не надышишься!

На улицах, как всегда, царит расслабленная атмосфера праздности, свойственная любому курортному городу, с поправкой на своеобразный азиатский колорит. Отовсюду слышатся смех, голоса, сигналы клаксонов, музыка, сбивчивая речь зазывал. Закат, который на берегу собираются посмотреть сотни туристов, с дороги можно увидеть лишь в просветах между домами. Но даже так это очень красиво. Пока добираюсь к себе — на остров опускается ночь.

Быстрый душ и все сильнее накатывающая тоска… Хватаю телефон, захожу на сайт аэропорта и вывожу на экран табло. Есть два подходящих, следующих один за другим, рейса на родину. И если это они, то Феоктистову пора бы уже вернуться. Все сильнее нервничая — вдруг он сегодня не явится, решаю занять себя приготовлением ужина. Кладу на стол пакет с овощами, вынимаю из специальной подставки нож…

Нет, это ничего. Все правильно. Я была готова, что моя жизнь вернется на круги своя. Тогда как у Фомы, наоборот, поменяется. И уже одно только это стоит всех моих тревог вместе взятых. Не дерется, не рискует — и ладно. В памяти все еще свежи картинки боя. Не хотела бы я еще раз пережить те секунды.

— Привет!

— Ох, напугал… — выронив нож, хватаюсь за сердце.

— Не ждала?

— Не была уверена, что приедешь.

— Могла позвонить — спросить.

— Не хотела показаться навязчивой.

— Тебе это не грозит. Ты до отвращения тактична.

Улыбаясь, вытаскиваю нож из кучи обрезков и с прежним энтузиазмом принимаюсь за чистку картошки. Специфическая тайская еда достала меня до печенок. Хочется простой человеческой пюрешечки. Желательно с котлеткой.

— Подвинься. И дай сюда! — командует Фома, вынимая из моих рук нож.

— Эй! Что ты делаешь?

— Спасаю тебя от уголовного преследования в Беларуси. Ну кто так картошку чистит?

Нелепо открывая и закрывая рот, перевожу взгляд на очистки и буквально на пол сползаю от хохота. Вижу ответную улыбку Фомы, и сердце буксует. Чтобы не спалиться, опускаю поплывший взгляд на тонкую кожуру, которую не в пример мне аккуратно срезал Фома. Я же и впрямь покромсала несчастные корнеплоды, счистив с каждой картофелины едва ли не половину.

— Так ты на ужин останешься или до утра?

— Пытаешься выяснить, будет ли у нас секс?

Закусываю щеку. Как так вышло, что обсудив с ним едва ли не все, мы до этого обходили стороной вопрос наших отношений? Если то, что мы переспали, конечно, можно назвать этим словом. И почему я оказалась совсем не готова к этому обсуждению?

— А ты хочешь, чтобы он был?

На щеке у меня дергается нерв. Дожилась. Уже тики, как у припадочной! «То ли еще будет, да, Жень? А ведь ты старалась держаться от любых подобных муток подальше. Потому что ничего, кроме боли и разочарования, они после себя не оставляют».

— Я же могу говорить как есть, да?

— Конечно. Мы друзья, что бы там ни случилось.

— Вот-вот. Поэтому как бы мне не хотелось тебя еще раз поиметь, думаю, нам не стоит портить дружбу сексом.

— Да неужели наш секс был так плох?

— Нет, — качает головой Фома. — Ч-черт…Ты ведь и сама, да, в курсе, что не был? Просто, пойми, я не хочу сейчас отношений.

— Так я вроде и не навязываюсь, — ощетиниваюсь тут же.

— А я и не утверждаю обратного, Женьк. Но ты такая девочка… Как тебе объяснить? Не на один раз. Тебе нужны стабильность, нормальный, прочно стоящий на обеих ногах мужик.

— С чего ты решил, что лучше меня знаешь, что мне нужно?!

— С того! Думаешь, по тебе не видно?

— Не видно что?

— Что ты созрела для чего-то серьёзного.

— Ты фантазер.

— Я? Малыш, у тебя в квартире две лишних спальни. Это — не холостяцкая берлога, сечешь? Ты думаешь о будущем… И судя по тому, что я вижу — точно знаешь, каким оно должно быть. Это хорошо, Женьк. Это, блин, прекрасно. Просто не для меня. Я сейчас очень пафосно выражусь, пиздец как не люблю этой всей канители, но я не хочу воровать у тебя время. И связывать себя не хочу. Никакими обещаниями. Я этого до отвала наелся. С меня достаточно, понимаешь?

Можно сказать, что я вроде как и не предлагала ему руки и сердца. Но, боже, как надоело врать! Я действительно хочу отношений. Нормальных, здоровых отношений с человеком, который не меньше меня в них заинтересован. Я смотрю на мелькающие перед глазами парочки — счастливые и беззаботные (а какими им еще быть на отдыхе?), и завидую белой завистью. Мне двадцать пять — не так и много, да. До тридцати как минимум можно гулять, но есть люди, которые для этого просто не созданы. Я выучилась, посмотрела мир, нашла, чем хочу заниматься по жизни. Я обзавелась жильем, я заработала на достойную жизнь и определилась со смыслами. И да… Прав Фома, я четко понимаю, что у меня в приоритете.

А еще ведь я понимаю, да… Понимаю его боль, принимаю страхи, осознаю, что им движет. И что с моей стороны будет просто нечестно выпрашивать больше, чем он готов дать. Даже если бы я смогла унизиться до мольбы. Но ведь нет.

— Понимаю. Не напрягайся так. Все нормально.

— Да-а-а? — не без облегчения тянет Фома.

— Конечно. Мы можем быть просто друзьями. Здесь хоть и много наших, я ни с кем особо не сблизилась. Не с кем даже перемыть кости знакомым.

— Когда ты проявляешь такую покладистость, я жалею, что у нас ни черта не получится, — хмыкает Феоктистов.

Мое сердце в который раз рядом с ним оступается.

— А что еще тебе остается? — презрительно морщу нос. — Только сожалеть.

— Может, даже больше, чем ты думаешь. Ты же… пипец какая красотка, Женьк. Просто невероятная девочка.

— Все-все! — деланно-беззаботно машу руками, выпачканными фаршем. — Мы друзья, помнишь? Подружкам такие комплименты не говорят.

— Почему это?

— Потому что твои телочки заревнуют.

— Да и плевать.

В этом есть какая-то изощренная жестокость. И потому моя улыбка выходит чуть менее естественной, чем мне бы того хотелось.

— Теперь все как следует