Пиковый интерес - Валентина Демьянова

Вся эта картина была изложена деловитым тоном человека, повидавшего на своем веку много преступлений и давно уже переставшего ими ужасаться. В тот момент его больше интересовали наши предположения по поводу возможных посетителей, а также наше столь своевременное появление в дедовской квартире в такой ранний час. На этот вопрос Димка спокойно ответил, что накануне дед чувствовал себя неважно и я, беспокоясь, периодически ему звонила. Зная, что он страдает бессонницей и спит крайне мало, я позвонила ему в семь утра, но к телефону никто не подошел. Так как аппарат находится рядом с постелью в кабинете и не слышать звонка он не мог, мы решили, что ему стало плохо и приехали проведать, благо живем почти рядом.

Милиционер задал несколько уточняющих вопросов, сказал. что наше объяснение его удовлетворяет и перешел к следующей проблеме. Его интересовало, что, на мой взгляд, пропало из квартиры. Я не успела ничего ответить, дверь приоткрылась и на пороге появился один из врачей. Он только посмотрел в мою сторону, собираясь что-то сказать, как я сорвалась с места и кинулась к нему. В тот момент мне показалось, что он пришел сообщить о кончине деда. Увидев ужас на моем лице, врач поторопился успокоить:

-Не волнуйтесь! С ним более или менее все в порядке. Сейчас мы сделали все, что было в наших силах, но его нужно срочно госпитализировать.

Я бессильно кивнула, соглашаясь.

Глава 9

В больнице деда сразу поместили в реанимацию. Я попыталась проскользнуть следом, но дежурный врач решительно выставил меня из отделения:

-Вам здесь делать нечего.-твердо сказал он.-Ваш родственник сейчас без сознания и Вы ничем ему помочь не можете.

-Доктор...-попыталась слабо возразить я, но он решительно положил конец разговору, закрыв дверь перед моим носом.

Хотя к деду меня и не пустили, уходить домой я не собиралась. Примостившись в углу на банкетке под пыльной пальмой, я вознамерилась провести на ней весь день, но тут рядом возник Димка и насильно вывел меня наружу.

На улице беззаботно светило солнце, теплый ветерок ласково теребил листья деревьев, буйно полыхали цветы на клумбах и трудно было поверить, что там, за серыми стенами страдают, мучаются и умирают люди.

-Наташа, оттого, что ты здесь сидишь никакой пользы нет. Он без сознания и ничем помочь ему ты не можешь..-донесся до меня голос Димки.

Я согласно кивала, а сама думала, что это нужно мне, а не деду, пока нахожусь поблизости, чувствую себя спокойнее.

-Я отвезу тебя домой, тебе нужно отдохнуть. Когда он очнется, понадобятся силы, что бы ухаживать за ним.

Я снова согласно кивнула, говорить не хотелось. Он расценил мой кивок как согласие и радостно заторопился:

-Постой здесь, я машину найду.

Такси ловить не пришлось: напротив нас как раз остановилась желтая машина с шашечками, из нее тяжело выбралась полная женщина с нагруженными сумками и заспешила к главному входу.

Димка усадил меня в машину и назвал водителю адрес, но я представила себе, как буду неприкаянно слоняться по пустой квартире и мучаться неизвестностью, ужаснулась и попросила отвезти меня на Машкова. Там я, по крайней мере, смогу заняться наведением порядка, это позволит убить время и немного отвлечет от печальных мыслей.

При отдернутых шторах и ярком свете разгром выглядел еще более впечатляющее, чем утром. Я прошлась по всей квартире, заглянула в каждую комнату и ужаснулась.

В столовой дверцы шкафа распахнуты, дедовские костюмы, бабушкины платья, старые шляпки и сумочки, беспорядочно свалены на пол. Ящики комода выдвинуты, а их содержимое, весь этот десятилетиями копившийся хлам, разбросан по комнате.

В спальне Олега кровать разворошена, подушка вспорота и все вокруг покрыто пухом, который белыми хлопьями взмывал вверх при малейшем неосторожном движении.

В кабинете книги были безжалостно сброшены с полок, а документы, многие годы старательно собираемые дедом, выброшены из папок.

Нетронутой осталась только кухня, здесь все было на своих местах, за исключением ручной кофемолки. Она была давно сломана Олегом, но выглядела очень мило и, наверное, поэтому приглянулась ворам.

Осторожно лавируя между горами скарба я обошла квартиру и пришла к выводу, что все ценные вещи, как ни мало их было, исчезли. В кабинете грабители прихватили с собой дедовские ордена, которые он хранил в ящике стола и письменный прибор, подаренный сослуживцами, когда он выходил в отставку. В столовой они взяли бронзовые каминные часы, которые, за неимением камина, стояли на комоде, из самого комода пропало столовое серебро, а со стены, что меня крайне изумило, исчезла картина Антона. Он подарил мне ее десять лет назад, в самом начале нашего знакомства. В тот период он взахлеб читал все сенсационные публикации, ежедневно появляющиеся в печати, был увлечен идеей национального возрождения России и картина отражала его тогдашние мечтания. На темно-синем фоне, в перемешку с золотыми церковными куполами, были изображены седовласые старцы с посохами, воины в шлемах, монахини в черных одеждах. Картина мне не нравилась, вешать ее в собственной квартире не хотелось и я спровадила полотно деду, поместив в самом темном углу. Единственная ценность данного шедевра заключалась в массивной позолоченой раме, чем, скорее всего и прельстились грабители. Другой причины для его похищения я придумать не могла, вряд ли они были поклонниками идеи национального возрождения. Но, в любом случае, исчезновению я была рада: выбросить рука не поднималась, а так сам исчез и больше не мозолил глаза.

Пройдясь по комнатам и обозрев весь этот кавардак, я тяжело вздохнула и принялась наводить порядок. Я мыла, расставляла, раскладывала, а ничем не занятая голова пухла от размышлений. Руки машинально делали привычную работу, а в мыслях был сумбур. Из головы не шло давишнее утверждение милиционера о том, что ворами был кто-то из близких нам людей. Верить в это не хотелось, но то, что дед собственноручно открыл дверь, ставило в тупик. Я стала перебирать в памяти всех знакомых, которые бывали в этом доме в последние годы и их оказалось крайне мало. Друзья и сослуживцы деда или уже умерли или не выходили из дома по причине старости, общались они между собой исключительно по телефону, да и представить их в роли грабителей я не могла. Знакомые Олега у нас не бывали, будучи закоренелым эгоистом, он все же понимал, что своих сомнительных друзей к деду приводить не следует, поэтому встречался с ними исключительно на квартире у Галины. Короче, при полном беспорядке в собственной жизни у него все же хватало ума не создавать беспорядка в жизни деда. Что касается меня, то я с двадцати лет жила отдельно и все мои друзья и знакомые приходили ко мне туда, на улицу Забелина. Перебрав всех, я пришла к выводу, что в квартире на Машкова бывал Антон и моя школьная подружка Машка. Никого из них в образе грабителя, позарившегося на пару истертых от времени серебрянных ложек и старые часы, я себе представить не могла. И дело здесь было не только в том, что я не подвергала сомнению их честность. Главное, я была в корне не согласна с давишним милиционером, что это обычное бытовое ограбление.

Если бы этому нападению не предшествовал ряд других печальных событий, я может и приняла бы это за простой разбой, но в свете происшествий последних дней все выглядело иначе. Эта версия подкреплялась еще и тем, что особое внимание бандиты уделили книгам и папкам с бумагами. Они не поленились снять их с полок и просмотреть, а если учесть, что хранящейся у нас литературы хватило бы на создание небольшой районной библиотеки, то в связи с этим на ум приходила мысль, что бандитов интересовали какие-то записи. А если вспомнить о существовании злосчастного дневника, то о причинах вторжения гадать особо не приходилось. В общем, я пришла к выводу, что в квартиру вломился тот, кто знал о дневнике и хотел его заполучить.

Если быть честной до конца, то эта мысль вертелась у меня в голове с того самого момента, как мы открыли дверь и увидели разгромленную квартиру. Я не стала делиться ею с милицией, так как в этом случае пришлось бы рассказывать и о гибели Людмилы, об исчезновении Галины, о долге Олега и о дневнике. Представителям власти могло не понравиться мое активное участие в некоторых из этих событий и тогда из категории свидетеля я легко могла перейти в категорию подозреваемой. В общем, я решила держать свои мысли при себе, ненужных предположений не высказывать и предоставить милиции возможность разбираться во всем самой.

Однако, это не означало, что я отбросила прочь все подозрения и больше о них не думала. Я перебирала в голове всех, кому было известно о дневнике и пыталась оценить их с точки зрения охотников за сокровищами.

Во-первых, я сама, но про себя я точно знала, что сокровища меня не волновали, в родную квартиру я не врывалась и собственного деда по голове не била.