Тайна девятки усачей - Александр Власов

Так Санька усвоил первую болотную заповедь: «Никогда не сходи с тропинки!»

Он стоял и смотрел на то место, где только что сидел удобно и спокойно. Трясина вновь настраивала свою ловушку. Опустившаяся кочка медленно подымалась, принимая прежние очертания. Склонившиеся березки распрямлялись. Мох затягивал Санькины следы. Все двигалось, как живое, хищное, бесформенное чудовище.

Страх снова шевельнулся в Саньке. «Никакого архангела не докличешься!» — вспомнил он слова деда Евсея и подумал: «Метко старик сказал! С тропы больше ни на шаг!»

Но болото приготовило для Саньки еще один урок. Слишком долго простоял он на одном месте, потрясенный случившимся. Под ногами у него забулькало, зашипело, и Санька, подстегнутый ужасом, инстинктивно бросился к камню. А от тропки во все стороны пошла по трясине ленивая пологая волна.

Прижавшись спиной к следовику, Санька запомнил и вторую болотную заповедь: «Нельзя стоять даже на тропинке!» Передохнуть можно только тут, у камня, вокруг которого образовался неширокий пояс довольно плотной почвы. И Санька долго не решался покинуть его.

«Лучше всего бегом! Одним духом!» — думал он, измеряя на глаз расстояние от камня до берега. На школьной спартакиаде Санька . бегал и на три километра. Но там была хорошая ровная дорожка, а здесь — зыбкий пружинный матрац. «Зато не три, а всего километр!» — утешал себя Санька. «А как же с островиной? — ехидно спросил тайный голос. — Решил дойти, а теперь ноги задрожали?»

Санька посмотрел на зеленую шапку островины и задумался. Он понимал, что идти одному в глубь болота неразумно. А тайный голос твердил одно: «Ты просто трусишь!» Санька видел, что за островиной на горизонте показалась туча, парило, как перед дождем. А голос неумолимо повторял: «Трусы всегда найдут отговорку!» Санька знал, что у него не хватит сил добежать до островины без передышки. А голос язвительно подсказывал: «Трусишка, а ты слышал что-нибудь про марш-бросок?»

И Санька сдался. Отклеив спину от камня, он ступил на тропу и с отчаянной решимостью зашлепал к поросшей елями островине. Он шел, согнув руки в локтях, часто семеня ногами. Он весь отдался одной цели — безостановочному движению вперед. Только вперед! Он не смотрел ни на островину, ни на тучу. Глаза скользили по тропинке, выбирая место поровнее, посуше. Чтобы не сбиться с ритма, Санька в такт своим шагам тихо повторял:

— Марш-бросок... Раз-два! Марш-бросок... Раз-два! Босые ноги скользили. Сердито чавкал и брызгал грязью мокрый болотный мох. Вдруг чавканье усилилось и как-то раздвоилось. Санька делал шаг — мох хлюпал, и сразу же, точно эхо, долетало повторное хлюпанье и чавканье.

Санька поднял голову. Ему навстречу по тропке двигалось что-то длинное, приземистое, резко отличающееся по окраске от окружающего болота.

— Ой! — вырвалось у Саньки, и он остановился.

Этот испуганный возглас был услышан. Длинная пестрая живая лента, заслонившая тропу, замерла, настороженно вытянув тупые морды. Солнце, висевшее на краю черной тучи, блеснуло на двух загнутых клыках. Клыкастая морда мотнулась из стороны в сторону и злобно хрюкнула.

Перед Санькой стояли дикие свиньи, возвращающиеся в лес с островины.

Вожак — старый клыкастый секач — хрюкнул еще раз. Инстинкт подсказывал ему, что стоять на тропе опасно, и кабан снова двинулся вперед. Дружно захлюпали по болоту остальные свиньи. Шли они плотным вытянутым стадом. Ничто не могло их остановить. На Саньку надвигался многоногий могучий таран, готовый все опрокинуть и растоптать. Санька не помнил, как повернулся и побежал назад, как забрался на камень.

Вожак, яростно сверкая налитыми кровью глазами, поравнялся со следовиком и, не останавливаясь ни на секунду, повел стадо к берегу. Промелькнули длинные загнутые клыки, широкие спины, покрытые жесткой щетиной, толстые ноги с острыми раздвоенными копытами.

Добежав до берега, стадо кабанов скрылось в лесу.

Санька шумно выдохнул воздух и заметил, как потемнело на болоте. Туча упрятала солнце и, постепенно разрастаясь, заняла большую половину неба. Налетел ветер, принес первые капли дождя. Нагретый камень покрылся темными веснушками. Они быстро высыхали, но новые капельки падали чаще и чаще. Так начинается не ливень, короткий и обильный, а затяжной скучный дождь. Вокруг зашумело монотонно и тоскливо. В такую погоду хорошо спать в сарае на сене. А Санька лежал на камне один-одинешенек под темным хмурым небом. Лежал и с опаской глядел на лес, укрывший кабанов, которые теперь не казались похожими на безобидных домашних свиней.

«Сосчитаю до ста — и спущусь!» — решил Санька. Он уже не думал об островине. Внутренний голос больше не насмехался над ним, не называл трусом. Всему есть предел! Домой, в деревню, к ребятам — вот о чем мечтал Санька. И только боязнь снова встретиться с кабанами удерживала его на камне.

Прежде чем он досчитал до ста, дождь разошелся. Но Санька добавил для страховки еще двадцать и только потом начал сползать вниз. Рубашка зацепилась за какой-то выступ, затрещала, брызнули оторвавшиеся пуговицы. Но Санька их не заметил. Он бросился к берегу по раскисшей болотной тропинке. Почувствовав, наконец, под собой твердую землю, он дал себе минутную передышку — огляделся, прислушался и побежал по прибрежной дорожке.

А дождь все поливал и поливал, неторопливый, нудный. Ветер лениво стряхивал капли с листьев, раскачивал еловые лапы. Слева лежало тяжелое и угрюмое болото. Но Санька смотрел лишь вправо. Где-то здесь поблизости должны быть надломленная осинка и поворот на тропу, ведущую к деревне.

Да вот, кажется, и она! В глубь леса уходила дорожка, но осины на повороте не было! Не та!..

Санька побежал дальше вдоль берега, а в груди у него нарастало беспокойство: может быть, он уже проскочил свою метку?..

Но вот еще одна дорожка сворачивает в лес! И опять вблизи ни единой осины!

Санька повертелся на месте, потом повернул назад. Он запыхался, ноги у него заплетались. Но он добежал до того места, откуда были видны и камень-следовик, и цепочка хилых деревцев. Здесь Санька остановился. «Не торопись! — ободрял он себя. — Иди теперь прочь от камня, иди медленно, шагом, и смотри вправо! Не сгорела же эта проклятая осина!» И он пошел, внимательно вглядываясь в мокрые заросли,

Потемнело еще больше. То ли тучи сгустились, то ли наступал вечер — Санька не знал: он потерял представление о времени, но еще храбрился и надеялся, что найдет осинку с надломленной веткой.

Три дорожки попались ему на пути. Все они вели от берега в лес, но ни на одном повороте не было Санькиной метки. Тогда он вернулся к средней дорожке и свернул на нее, оставив позади прибрежную тропинку. Он чувствовал, что делает не так, но бродить около болота было бессмысленно.

Мрачный и мокрый лес проглотил Саньку, сомкнулся над его головой и обступил со всех сторон. Шлепал по листьям дождь. Вокруг поскрипывало, булькало, шуршало. Пугающие звуки неслись отовсюду.

Тропинка виляла то вправо, то влево. И за каждым поворотом в сумеречном обманчивом свете Саньке чудилось что-то страшное. Кусты казались лохматыми чудовищами. Корни превращались в толстых удавов. Пни напоминали притаившихся осьминогов.

Но не эти ужасы сломили Саньку. Собрав в кулак всю свою волю, он шел вперед, пока не увидел просвет. Тут уж Санька не пожалел ног и вихрем вынесся из лесного тоннеля. Последняя ветка мокрой плеткой хлестнула его по щеке, и он очутился на краю болота.

СНОВА ВМЕСТЕ

Ребята не сразу заметили отсутствие Саньки.

Рано утром колхозники подвезли к готовой траншее силосорезку и для пробы пропустили через нее полвоза травы.

Тарахтенье машины разнеслось по всей деревне. Сбежались мальчишки. Пришла Катя. Ребята вертелись около силосорезки, смотрели, как острые ножи превращают траву в сочную зеленую массу, спорили, сколько возов потребуется, чтобы доверху заполнить траншею.

Был тут и Санькин отец. Он мял в руках изрезанную траву, даже нюхал ее.

— Ты на язык попробуй! — пошутил один из колхозников.

— Будем солить — попробую! — серьезно ответил агроном.

— Дядя Сеня, а Саша ушел куда-нибудь? — спросила Катя.

— С утра гоняет где-то! — недовольно буркнул агроном. Мальчики покрутились у траншеи, потом начали расходиться.

— Кто видел сегодня Саньку? — снова спросила Катя. Одни пожали плечами, другие отрицательно мотнули головой и разошлись: день-то у них был выходной!

Вовка завернул к Саньке во двор и призывно свистнул, подняв голову к чердачной дверце. В темном проеме показался Мишук.

— Чего свистишь? — сердито сказал он. — Нету его! Думал — спит. Залез — нету!

Мальчишки вышли на улицу и увидели Катю. Она тоже шла к Санькиному дому, но, заметив ребят, поспешно свернула в сторону.

— Ишь ты! — усмехнулся Вовка. — То лается, а тут скучно стало!