Флейта Кришны - Бхагаван Раджниш

Витгенштейн, один из наиболее глубоких мыслителей этого столетия, написал небольшое предложение в последние дни своей жизни, предложение-максиму, и то, что он выразил в этой максиме, необыкновенно. Он написал следующее: «То, что не может быть сказано, не должно говориться». Но если бы Витгенштейн был жив, я бы сказал ему: «Но ведь ты сам тоже говоришь о том, о чем невозможно говорить. Ты сам говоришь о том, что не нужно говорить. Ты также говоришь о том, что невозможно выразить, и поэтому не важно, говоришь ты много или мало».

В своей первой книге Витгенштейн написал: «Эта книга — трактатус». В ней он написал все, что может быть высказано, может быть высказано только в словах, и это его заявление правильно до определенной степени. К этому также относятся жесты, потому что жесты — это тоже своего рода определенный язык. Глухонемой может поднять руку, поднести ее ко рту, тем самым он может сказать, что он голоден. Это есть язык глухонемого. На хинди есть максима, которая гласит: «Бог — это леденец глухонемого». Глухонемой может наслаждаться ароматом леденца, но он не может передать об этом наслаждении другим людям. Это означает, что Бога можно выразить только в жестах, на языке глухонемого. Не важно, как бы вы это ни выражали — выражаете вы это тишиной, танцуете или улыбаетесь — все это направлено на то, чтобы высказать что-то. Но истинно также то, что, несмотря на все ваши попытки высказать это, оно остается невысказанным.

В связи с этим Лао-цзы говорит — и его слова гораздо более глубокие, чем слова Витгенштейна — он говорит: «Истину невозможно высказать, а то, что высказано, не может быть истиной. По крайней мере, это можно сказать. И поэтому те, кто знает, часто становятся молчаливыми».

Вопрос:

Вы часто говорите, что когда «я» становится целостным, оно превращается в «не-я», или во все. Но недавно вы сказали нечто, что противоречит этим словам. Мне кажется, что вы переносите внимание с одного мира на другой. Есть ли разница между целостным «я» и «не-я»?

Разницы нет. Целостное «я» означает вот что: теперь нет «ты», всё «ты» растворено. Когда «я» и «ты» становятся едиными, нет смысла называть это «я» или «ты». И поэтому независимо от того, называем мы целостное «я» или «не-я» — это просто два способа выразить одно и то же. Когда «я» становится целым, оно становится пустым. Это превращается в опыт нуля. Когда «я» становится пустым, это становится целым, и поэтому не важно, как вы говорите об этом. Высшая истина может быть высказана и так, и так, и положительно, и отрицательно; она включает и «да», и «нет», и все остальное также, и поэтому, если вы ничего не скажете о ней, это будет нормально, и также будет нормально, если вы будете бесконечно о ней говорить. В конце концов, независимо от того, говорите вы или не говорите, истина остается выше этого. Истина всегда выше всего, но в тишине истина совершенна, целостна.

Когда мы смотрим на истину, на то, что есть, с определенной точки зрения, мы сталкиваемся с трудностями. А мы всегда смотрим на истину с определенной точки зрения. Мы смотрим на нее посредством определенных идей и концепций, эмоций и чувств, и до тех пор, пока у нас есть мысли, концепции, точка зрения, истина, которую мы видим, вынуждена быть ограниченной и несовершенной. Это нормально, если мы осознаем, что наше восприятие истины ограничено и частично. Но трудность в том, что каждая точка зрения притязает на то, что она совершенна. Когда ограниченное видение претендует на целостность, когда оно заявляет, что оно совершенно, оно порождает большую запутанность и иллюзию. Такой опасности нет, когда определенная точка зрения осознает то, что это точка зрения. Совершенное восприятие истины возможно только тогда, когда все точки зрения и все углы исчезают, когда вас либо нигде нет, либо вы повсюду. Когда вы свободны от всех идей и концепций, от всех слов и образов, от всех ассоциаций, и тогда остается только знание, только истина.

Есть два способа, только два способа выразить истину. Один положительный, другой отрицательный. Третьего пути не дано. Будда использовал отрицательный способ, когда говорил, что истина — это высшая пустота, совершенное ничто, нирвана. Есть еще другой способ, который использовал Шанкара, это положительный способ. Он называл высшее Браманом, целым. И ирония заключается в том, что Будда и Шанкара противоречат друг другу, на самом деле они говорят об одном и том же. Естественно, их слова, их метафоры, их способ выражения отличен. Шанкара был сторонником положительного пути, а Будда — сторонником отрицательного пути, и, тем не менее, если вы спросите меня, я вам скажу, что Браман — это не что иное, как нирвана, а нирвана — не что иное, как Браман. Когда Будда и Шанкара встречаются, язык не нужен, и как раз тогда начинается истина, это и есть истина.

Вопрос:

Вы сказали, что в то время как садхана, или духовная дисциплина, ведет к целостному «я», упасана, или преданность, ведет к отсутствию «я», и что они отделены. Но вместе с этим вы говорите, что преданность и дисциплина — это одно и то же. Пожалуйста, объясните это.

Нет, я не говорил, что садхана ведет к целостному «я». Я просто говорил о том, что садхана ведет вас в измерение «я», или к личности. Если духовная дисциплина может привести вас к целостному «я», тогда между садханой, духовной дисциплиной, и упасаной не было бы разницы. Но истина как раз в том, что вы не можете достигнуть целостного «я» благодаря усилиям, и как раз по этой причине в жизни садхака наступает такое мгновение жизни человека, который путешествует по пути усилия, наступает такое мгновение, в которое он вынужден отбросить свою личность, он вынужден отбросить свое «я». Усилия могут, самое большее, привести вас к душе, но это не совершенное приобретение. Для того чтобы оно стало совершенным, для того чтобы оно стало высшим, садхака должен предпринять прыжок и отказаться также от души. Преданность делает этот прыжок с самого начала. Вы не можете прийти к высшему благодаря усилиям. Когда все усилия оставлены, высшая истина приходит в ваше бытие. Преданность находится в лучшем положении, потому что начинает с отбрасывания «я», и после того, как вы отбросили «я», вам больше не нужно ничего отбрасывать. А садхака достигает этого в самом конце. Упасака достигает этого с самого начала.

И, с моей точки зрения, мудрым можно назвать такого человека, который отбрасывает с самого начала то, что, в конце концов, ему все равно придется отбросить. Для чего тащить с собой все это без необходимости? Для чего проходить через эту бесполезную борьбу и пытки? Для чего нести этот тяжелый груз в своей голове с подножия холма до самой вершины, если вы знаете о том, что все равно вам нужно это отбросить на вершине? Разве это не чистая глупость, трата энергии и времени? Никто не может забраться на вершину холма с тяжелым грузом, раньше или позже вам придется его отбросить. Но мы говорим о том, что мы будем тащить его столько, сколько можем. Упасака более разумен: он отбрасывает свое «я» с самого начала путешествия, и происходит чудо: когда он отбрасывает свое «я», путешествие завершается. В этом отличие между тем, кто совершает действия, духовную садхану, и преданным. Но после того как они достигли, между ними нет отличий.

Важно отметить то, что в то время как путешествие делателя тяжело и болезненно, путешествие преданного радостно и легко. Делатель привязан к своему «я», и это «я» будет препятствовать его прогрессу на каждом шаге, и это «я» даже может вынудить его прервать путешествие, оставить его незаконченным. Преданный сталкивается с этой трудностью только один раз — когда начинает путешествие. И после того как он правильно подходит к этому вопросу, он навсегда его разрешает. У него возникает другая трудность по сравнению с делателем: он может начать думать, что если он может достигнуть вершины со своим «я», почему он должен отбрасывать его в самом начале? И он может запутаться.

Вся зависит от ваших наклонностей и от выбора. Кому-то проще начать с преданности, а кому-то проще начать с дисциплины и усилий, и правда также то, что трудности преданного начинаются с самого начала, а трудности последователя садханы возникают в самом конце. А цель одна и та же.

Но помните: мир Кришны — это мир преданности, мир упасаки.

Вопрос:

Медитация, кажется, занимает центральное место в лагере для духовного продвижения, которые вы проводите в последние семь или восемь лет. Поэтому, пожалуйста, объясните отличия между медитацией, преданностью и объясните, что занимает центральное место в вашем учении — медитация и духовная дисциплина или преданность?

Для меня разницы нет, для меня слова не несут какого-то определенного смысла. Определенный смысл заключен в истине, и когда я учу медитации, я учу истине. Когда я учу преданности и молитве, я также учу истине, и поэтому даже когда я говорю о духовной дисциплине, я учу той же самой истине. Что касается меня, для меня нет разницы, но с точки зрения Кришны разница есть, и также есть разница с точки зрения Махавиры. Преданность не соотносится с Махавирой, он никогда не сможет принять упасану такой, как она есть. И Махавира, и Будда — это последователи духовной дисциплины, садханы, усилий, и поэтому все внимание они обращают на учеников. Конечно, Христос за преданность, также за преданность Кришна и Мухаммед. Преданность — это их путь. Но что касается меня, я принимаю все системы одновременно. У меня нет трудности, связанной и с той, и с другой.