Коварный лед - В. ван Эмландт

Некоторое время Фрюкберг с печальной улыбкой смотрел перед собой.

— Что делать в подобном случае? Даже если ты и против деловых отношений с совершенно незнакомыми людьми, без риска прослыть невежливым в такой просьбе очень трудно отказать. И вот я дал ему свои адреса на Ниувезейдс Форбюрхвал и на Регюлирсграхт и обещал содействие. Теперь, после всего, что случилось, я, конечно, жалею, что впутался в это дело. Только что, при обыске, ваши люди отобрали у меня мои вещи. Среди них вы найдете записную книжку, а в ней, под первым декабря, пометку: «Пакет от Кергадека для Макдоналда!» Благодаря этому я не забыл своего обещания незнакомцу, но личные обстоятельства вынудили меня первого декабря неожиданно покинуть комнату у Фидлера и искать приюта в другом месте. В этот день я не смог в обычное время позавтракать в «Порт ван Клеве» и даже побывать в своей конторе. После некоторых поисков я нашел номер в гостинице «Гронинген» на улице Принс Хендриккаде и имел там деловые встречи, которые задержали меня дольше, чем я рассчитывал. А обещание, данное Кергадеку, совсем вылетело из головы. Целый день я был занят по горло и только к вечеру, около шести часов, выбрал время послать несколько телеграмм. Выходя из почтамта, я лицом к лицу столкнулся с французом, и тут мне как в голову ударило: ведь я его подвел!

Покачивая головой, швед несколько раз осторожно затянулся.

— Я смутился, ожидая заслуженных упреков. Но Кергадек сердечно приветствовал меня. В полдень он приходил в «Порт ван Клеве», но во время ленча не видел меня. Тогда он наведался в мою контору, но дверь оказалась заперта. У него еще были дела в городе, и он не смог сам зайти на Регюлирсграхт, но один его знакомый обещал передать пакет в пансион Фидлера. Сейчас пакет ждет меня дома, а третьего декабря — то есть завтра — за ним зайдет Макдоналд. Как удачно, что он встретил меня на почте, ведь его уже ждет такси, чтобы ехать в аэропорт. Он еще раз крепко пожал мне руку и вскочил в машину. Мне сразу стало легче, однако случившееся повергло меня в полное замешательство, и я не мог сразу придумать, как же теперь получить этот несчастный пакет.

Фрюкберг, казалось, опять погрузился в воспоминания, а Ван Хаутем заметил:

— Вы, конечно, позвонили Фидлеру, чтобы узнать, не прибыл ли на ваше имя пакет?

— Нет, не звонил! Хладнокровный в делах, я в мелочах личного характера довольно щепетилен. Я покинул дом Фидлера поспешно, ни свет ни заря, и в оправдание своей спешки сказал, что немедленно вылетаю в Швецию. Мне было стыдно в тот же день к вечеру явиться к нему опять, сознаться, что я еще не улетел, и просить передать оставленный для меня пакет. С какими глазами? Вы совершенно правы, что не верите, но дело обстояло именно так. Мне было стыдно идти, но я не мог придумать, как бы уладить все по-хорошему. Когда Кергадек узнал, что в тот день я еще не был на Регюлирсграхт, он подробно описал мне пакет. Плоская коробка из тех, в каких продают сигары по десять штук. Завернута в белую бумагу. Особо он подчеркнул, что пакет был адресован постояльцу четвертого номера. Утром я услышал от Фидлера, что Терборг давно имеет виды на мою комнату и, вероятно, захочет немедля перебраться туда из своего номера в садовой части дома. Поэтому я предположил, что пакетик Кергадека попал к Терборгу, и решил — полностью сознаю теперь, что это было невероятно глупо, — убедиться, прав ли я.

Ван Хаутем слушал с непроницаемым видом. Рассказ звучал складно и без запинок, но явно был набором измышлений, которые должны были правдоподобно объяснить невероятные события. Местами ложь выпирала так нагло, что лишь сильнейшим напряжением воли комиссару удавалось скрыть свое недоверие. Он считал, что у Фрюкберга хватит ума понять, что его рассказ не принимают за чистую монету, но по опыту знал: целесообразно дать людям высказаться, а не прерывать на полуслове их россказни и небылицы. Все свое внимание он направил на то, чтобы мысленно отмечать явные противоречия и использовать их в дальнейшем. Швед молчал, и Ван Хаутем задал наводящий вопрос:

— Вы, наверное, знали, что в подвал можно попасть через люк?

— Конечно. И еще знал, что по четвергам менеер Рулофс из соседнего номера как раз этим путем ускользал на свои ночные похождения. За пакетом должны были прийти только сегодня, и, пользуясь этой привычкой скульптора, я мог после его ухода незаметно попасть в дом и спросить у Терборга, у него ли пакет. Терборг — тип весьма своеобразный, попросту шляпа. Я был уверен, что, если ночью напасть на него врасплох, можно заставить его все рассказать, а о моем ночном визите, наоборот, никому не говорить. Далее, мне вспомнилось, что в первый четверг каждого месяца Фидлер устраивает спиритические сеансы. Значит, после десяти вечера я получал полную свободу действий, в том числе и гарантию от встречи с хозяином пансиона. Мне был известен весь распорядок дня в пансионе, и я знал, что обслуживающий персонал редко задерживается в кухне после половины одиннадцатого. Таким образом, все как будто благоприятствовало моим рискованным планам.

Он опять умолк, и Ван Хаутем воспользовался передышкой, чтобы сделать кое-какие пометки в блокноте.

— Вчера вечером, в тот час, когда Рулофс обычно уходил из дому, я уже был на Кейзерсграхт. Я видел, как он поднялся из топливного приямка на тротуар, и удостоверился, что доступ в пансион открыт. Некоторое время я еще подождал, прежде чем решился лезть внутрь. Около половины первого я проник в подвал. Чтобы в случае необходимости было чем припугнуть Терборга, я взял в кухне из ящика с инструментами старый молоток. В коридорах пансиона было совершенно темно, и это меня удивило, потому что обычно по ночам здесь всегда был свет. Но до четвертого номера я добрался без особого труда. Против моих ожиданий в комнате еще горел свет. С молотком в руке я быстро открыл дверь, и первое, что бросилось мне в глаза, был плоский пакет в белой бумаге, лежавший на каминной полке. Терборг спал. Одним прыжком я очутился около пакета. Сорвав бумагу, я увидел, что в пакете была обыкновенная сигарная коробка. В эту минуту Терборг проснулся. Так как я завладел тем, что должен был передать сегодня законному владельцу, заводить разговоры с моим преемником по номеру уже не имело смысла. Прежде чем он успел повернуться и узнать меня, я слегка стукнул ему молотком по затылку. Честное слово, мне очень жаль! Но в тот миг я был крайне возбужден и не сознавал, что делаю. Убежденный, что Терборг ранен несерьезно, я поспешил на кухню, положил молоток на место и через подвальный люк выбрался наружу. Коробку я сунул в карман плаща. На Кейзерсграхт мне захотелось поглядеть, что же такое в коробке, и при свете уличного фонаря я ее открыл. Между двумя слоями ваты там лежало несколько самых обыкновенных камешков. И больше ничего! Я мгновенно все понял. В коробке было что-то очень ценное, и Терборг, открыв ее, присвоил себе все богатство, а пакет снова ловко завернул так, точно его и не раскрывали. В ярости я отшвырнул коробку и даже хотел было вернуться в пансион и призвать Терборга к ответу. Но он лежал без сознания, и, пока не очнется, от него все равно ничего не добьешься. Вероятно, дошло бы до ссоры и вся моя затея полетела бы к черту. Я решил пойти к себе в контору и обдумать, как завтра связаться с Терборгом. Он не видел, что именно я был в комнате и угостил его по затылку, а меня знает как мирного товарища по пансиону. Наверняка расскажет мне, что с ним случилось, и я попутно узнаю, что же он сделал с первоначальным содержимым коробки. Но из моего плана ничего не вышло, потому что на Ниувезейдс Форбюрхвал меня уже поджидала фройляйн Мигль с пистолетом в руке и заставила вернуться на Регюлирсграхт. Мне показалось, что она гораздо больше моего знает о пакете Кергадека и что в пакете находилось нечто весьма интересующее ее фирму. Краденые ценности! Несмотря на ее угрозы, я не сказал ей ни слова. По правде говоря, я рад, что нидерландская полиция избавила меня от женщины-детектива. У вас я по крайней мере могу рассчитывать на гуманное обращение и не опасаюсь, что вы силой заставите меня говорить.

По-видимому, продолжительный монолог принес Фрюкбергу облегчение, и он взглянул на комиссара с легкой усмешкой, как человек, который с честью выполнил трудное задание и теперь за свой подвиг ожидает похвалы. Пока Фрюкберг закуривал новую сигарету, явно считая свои показания исчерпанными, Ван Хаутем думал, что ни один из двух важнейших свидетелей не сказал ему правды, а преподносил только ловко состряпанную смесь фактов и небылиц. Следователя по уголовным делам, конечно, нисколько не удивило, что люди, у которых рыльце было в пушку, старались сбить полицию с толку. Поэтому он пока ограничился тем, что отметил в рассказах фройляйн Мигль и шведа такие места, за которые можно было зацепиться при следующих допросах. В общем, он не имел оснований быть недовольным результатами бессонной ночи. Сейчас стало совершенно ясно, что за ошибкой с передачей бриллиантов скрывалось нечто гораздо более серьезное, чем он предполагал вначале, и только теперь он начал смутно догадываться, каким путем идти к цели.