Ты будешь мой (СИ) - Сакрытина Мария

«О духи!» — билось в голове, когда я, вжавшись в угол, не выдержала:

«Р-рэян, п-посмотри на м-меня».

Он посмотрел, не отпуская моей руки. Не знаю, что он увидел в моих глазах, что заставило его так ласково улыбаться, но я видела туман — туман, поднимающийся над жертвенником в каменном круге Битэга.

О, духи… После недавней «Санны» я думала, что с заклятьем не сложилось — тем более на следующее утро Рэян жаловался на недомогание. Я испугалась, вызвала ему лекарей — его даже везли обратно в столицу в отдельной повозке под лекарским присмотром. До этого экспериментировавшая с таким же заклинанием на слугах, я не волновалась: смертельным оно точно не было. Возможно, что-то из наложенных на Рэяна инесскими магами щитовых чар не дало колдовству утвердиться, только и всего.

Похоже, дало. Ой как дало.

«Р-рэян, ты н-носишь к-коричневое?» — выдохнула я, комкая воротник его испачканной в крови рубашки.

«Твой любимый цвет, моя королева», — недоумённо отозвался принц.

Да. Мой любимый цвет.

«Что я наделала!» — кричала я про себя, поднимаясь. А вслух снова сказала совсем не то: «Ид-дём, Рэян. Идём в нашу сп-пальню».

Он засветился улыбкой — почти как раньше. И моё сердце подпрыгнуло, а во рту стало горько-горько.

Я не этого хотела. Я хотела, чтобы он любил меня, меня одну, но чтобы он оставался со мной. Это — это не Рэян. Мне нравилась его доброта, мне нравились его причуды, его жалость.

Идущее рядом со мной чудовище, убивающее походя — как никем не сдерживаемые духи тумана — вызывало оторопь и брезгливость.

У меня снова не получилось… Как с приворотным зельем — а ведь надеялась на магию.

Придворные кланялись нам, пока мы шли к своим покоям. Смотрели с ужасом на меня и склонялись в глубоких поклонах. А мне хотелось выть в голос от досады. Исправлять это заклинание придётся долго — а потом придумывать новый способ заставить Рэяна меня любить.

Ну почему, почему никогда не бывает так, как я хочу?!

В спальне Рэян, пачкая меня кровью, сдирая накидку, впился в губы. Его поцелуй был горько-металлическим на вкус — я вырвалась, отвернулась, но инесец снова прижал к себе. И целовал руки, грудь — ненасытно и яростно. Как духи тумана, забирающие жертвы.

А потом, повалив на кровать, тихо выдохнул в ухо: «Санна».

Я закричала, но прежде чем смогла приказать остановиться, он снова закрыл мне рот поцелуем. Напрочь забыв про магию, я вырывалась, как могла, и, когда руки нащупали под подушкой кинжал в ножнах, не задумываясь, с силой стукнула его рукоятью в висок.

Рэян повалился на кровать, закрыв глаза, а я отползла к стене и дрожащими руками принялась торопливо приводить одежду в порядок.

В дверь поскреблась служанка: перед тем, как спускаться в пыточную, я приказала, чтобы по возращении ужин меня уже ждал.

«Г-госпожа, — заикаясь ещё сильнее меня, выпалила она, чуть не выронив поднос. — В-вам чт-то-нибудь ещё н-нужно?»

«Д-да, — кивнула я, — сонное з-зелье. И п-посильнее».

«Вам или принцу?» — зачем-то уточнила дурёха.

«М-мне. И п-принцу», — отозвалась я, и ударила застонавшего Рэяна рукоятью под затылком. Принц затих, снова потеряв сознание, а служанка, пятясь и глядя на нас ошалевшими глазами, отступила к двери, напрочь забыв про поднос.

Я проводила её взглядом. Послушала, как тоскливо звенят тарелочки и кружки, как обречённо стучит, закрываясь, дверь.

И, опустившись рядом с Рэяном на кровать, захохотала.

ГЛАВА 7. Арин

— Сильвен, а русалки — они какие?

Фэйри молча поднимает взгляд на затянутое низкими тучами небо. Я тоже гляжу туда и кутаюсь в меховой плащ — спасибо Марку за заботу, не забыл положить. Ни плащ, ни новенькие мягкие сапожки — мамин подарок.

В который раз за утро при воспоминании о маме (да и Марке тоже) голову пронзает резкая боль, заставляя забыть про горе. Я морщусь и тру руку — жемчужина тоже почему-то нагревается. Не помню за ней такого — часто, по крайней мере. Сейчас она почти всё время горячая. И светится, к тому же.

— Сильвен! Ну тебе сложно, что ли? — не выдерживаю я. Тишина вокруг давит на уши. Не знаю, как фэйри, а мне страшно. А ещё холодно и больно — после ночи верхом на фэйрийской лошади у меня болит всё. И больше всего, почему-то, ноги. Даже после танцев раньше так не было!

Покачиваюсь в седле, а фэйри ведёт нашу невозмутимую кобылку на поводу. Я пробовала слезть и пойти рядом, но ноги мне отказали, так что… еду. Сжимаю зубы и стараюсь думать о чём-нибудь другом. О русалках, например. Вот ведь странно: ну Сильвен мог сойти с ума — после того, что я видела на арене, немудрено. Но другие фэйри? И главное — Марк? Нет, я решительно, совершенно не понимаю, что происходит!

Фэйри пожимает плечами.

— Не знаю, я их не видел, — и, окинув меня равнодушным взглядом, добавляет: — Не считая тебя.

— Но ты же сразу сказал, что я русалка! — с неба начинает накрапывать мелкий ледяной дождь. Как же холодно! А фэйри идёт в один штанах — как будто так и надо. Неужели не мёрзнет?

Сильвен снова пожимает плечами.

— На тебе печать духов воды.

— Где? — вскидываюсь я, машинально оглядывая себя. Что, в довершении вчерашнего у меня ещё и печать какая-то появилась?

— Жемчужина на твоём браслете, — невозмутимо отвечает Сильвен. И ведёт лошадь в обход очередной кучи веток. Вот я как-то по-другому себе лес представляла. С деревьями, по крайней мере. А не пеньками да кучами хвороста в неожиданных местах.

— И что жемчужина?

— Печать водных духов.

Меня так и подмывает устроить ему истерику. Грандиозную — с рекой слёз. Я редко это делаю, только в исключительных случаях, и эффект обычно ошеломительный. Всё сразу получается по-моему. Правда, сомневаюсь, что на этот раз мама оживёт, лес пеньков исчезнет, а Марк снова будет носить меня на руках.

Поднимается ветер, тоскливо шелестит сваленными в кучу ветками, швыряет в лицо морось. Откуда-то тянет дымом — Сильвен принюхивается, снова смотрит на небо, и мы в очередной раз сворачиваем невесть куда.

— Какой жуткий лес! — вырывается у меня.

— Это уже не лес, — отзывается фэйри, глядя вокруг со знакомой ненавистью.

— А как же Эйния? — очередной порыв ветра швыряет мне волосы в лицо. — Нам рассказывали, что за пределами Дугэла везде лес, где не море.

Сильвен снова косится на меня — с отголоском той же ненависти.

— Был лес. Пока дугэльская королева не привела сюда туман. Теперь здесь это, — он кивает на ближайший пень, массивный и широкий, как стол. — А раньше росли дубы…

Дубы я видела только на картинках в учебнике, как и море — в Дугэле ни того, ни другого нет. Так что, как всё это выглядит, помню плохо. Но пни впечатляют.

— Сильвен, а куда мы идём? — через паузу решаюсь спросить я. Не похоже, чтобы у нашего пути была какая-то цель — на мой взгляд, мы с ночи так петляем, что прийти в какое-то определённое место просто невозможно.

— К морю, — отзывается фэйри, и я прикусываю язык от неожиданности. К морю? Это ж невесть как далеко!

— Зачем? — ветер подхватывает мой вопрос и несёт по усеянному пнями и ветками полю.

Фэйри отвечает не сразу: снова принюхивается. Мы ускоряем шаг.

— Ты хочешь умереть, русалка?

— Чего?

— Нет? Тогда помолчи.

Молчу. Огибаем какой-то холм, вдалеке показывается дорога. Сильвен шипит что-то и снова принюхивается. Зачем-то поворачиваем назад — к другому холму. Дорога скрывается из виду.

Дождь усиливается. Я закрываю голову капюшоном, жмурюсь. Меня снова клонит в сон. Так остаток дня и мелькает — среди холмов, серых теней и завываний ветра.

На ночь мы устраиваемся на вершине очередного холма, среди клыков-камней. Ветер здесь свистит ещё сильнее, чем внизу, но почему-то почти не ощущается.

Лошадь невозмутимо щиплет жухлую траву, изредка поглядывая на меня — её взгляд очень напоминает мне Сильвена. Такой же равнодушный.