Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939 - Майкл Пауэлл

– Ну, это не надолго, сэр, – ответил Кобурн.

И словно в доказательство над головой моряков засвистели одиннадцатидюймовые снаряды. Они огромными невидимыми птицами пролетели высоко в воздухе и с грохотом рухнули в воду, взметнув в небо мощные водяные колонны. Это был первый залп «Графа Шпее». Снаряды упали справа по курсу «Ахиллеса», и Парри отрывисто приказал:

– Право руля, штурман.

Удивленно взглянув на капитана, Кобурн подтвердил:

– Есть, сэр. Право двадцать.

Парри склонился к переговорной трубе:

– Артиллерия!

В ответ раздался голос Уошбурна. Парри медленно и отчетливо проговорил:

– Я всегда буду рулить в сторону последнего падения снаряда. Будьте готовы к соответствующей корректировке.

Уошбурн, сидя в башне, скорчил недовольную гримасу, которой никто не видел, и послушно ответил:

– Есть, сэр.

Парри медленно прошествовал в среднюю часть мостика и неожиданно обернулся к Кобурну, который все еще глядел на капитана разинув рот.

– Вы поняли?

Кобурн собрался с мыслями и ответил:

– Так точно, сэр. Надеюсь, противник не понял.

Парри сухо улыбнулся. Это правда, что подобный маневр всегда несколько рискован. В то же время поворот в сторону противника, если его огонь ведется с недолетом, и от него в случае перелета – это хитрость, имеющая глубокий смысл. Конечно, если такая тактика будет замечена противником, ему останется только оставить несколько залпов нескорректированными, и вы попадете прямо под огонь. При обсуждении сражения Парри всегда приписывал неуязвимость «Ахиллеса» мастерству Кобурна в выполнении этого плана.

В башне управления Уошбурн отдал команду:

– Бортовой залп!

Приказ прозвучал во всех башнях как сигнал привести заряженные орудия в полную боевую готовность. На панели рядом с Уошбурном замигали лампочки индикатора готовности орудий.

Из переговорной трубы донесся голос Парри:

– Артиллерия, открывайте огонь, как только будете готовы.

Пять лампочек уже загорелось, поэтому, не сводя глаз с индикатора, Уошбурн склонился к переговорной трубе и проговорил:

– Мы готовы открыть огонь, сэр.

– Действуйте!

Теперь горели уже все восемь лампочек, и Уошбурн сказал в микрофон:

– Огонь!

В это же мгновение звякнул огневой колокольчик, и секундой позже корабль вздрогнул от мощного удара – был произведен полный бортовой залп. И сразу все лампочки погасли. Артиллеристы перезарядили орудия, и лампочки вспыхнули снова. Меньше чем через двадцать секунд был сделан второй залп, потом третий…

В начале операции время полета снарядов составляло около пятидесяти секунд. В военно-морской артиллерии протяженность времени полета довольно трудно оценить. Уошбурн взглянул на часы. Ожидание, пока его «кирпичи» находятся в полете к цели, причем в воздухе находились одновременно снаряды трех бортовых залпов, было непосильным испытанием для его терпения.

Одним из устройств, расположенных в башне, было приспособление, издававшее серию вульгарных звуков в конце времени полета каждого залпа. Вот и теперь оно несколько раз коротко хрюкнуло. Это означало, что снаряды первого залпа уже на подлете к цели. Уошбурн и Тримбл приникли к биноклям. Единичный звук «отрыжки» проинформировал о моменте взрыва. В срочном порядке была произведена корректировка, и огонь продолжился. Уошбурн имел все основания быть собой довольным. Так продолжалось до тех пор, пока телеграфист, располагавшийся за его правым плечом, не проговорил ему прямо в ухо:

– Вызывает «Аякс». Подключаемся.

Потом он написал на листе бумаги, лежавшем под правой рукой Уошбурна, так что он мог легко все прочитать, расстояние и угол горизонтальной наводки, переданные флагманским кораблем. Так продолжалось следующие пятнадцать минут. «Аякс» и «Ахиллес» концентрировали свой огонь. Мы знаем, что Уошбурн думал по поводу того, что у него отбирали управление собственными орудиями, поэтому его мысли вряд ли стоит приводить в печати, и они ни в коей мере не умаляли профессиональных достоинств Десмонда Дрейера, артиллериста с «Аякса».

В 6:40, как уже было сказано, один из залпов «Графа Шпее» сдетонировал на поверхности воды в нескольких ярдах от «Ахиллеса» и засыпал его с левого борта осколками, большинство из которых обрушилось на башню управления огнем и на мостик. Следует отметить, что термин «осколки» является общим и может обозначать как небольшую щепку, так и крупный и весьма агрессивный кусок зазубренной стали. Несколько из таких осколков легко пробили пулезащитное ограждение мостика, ранив в обе ноги капитана Парри и в колено главного старшину-сигнальщика Мартинсона. Парри на несколько минут лишился сознания, потом пришел в себя, обнаружил, что лежит на палубе, и некоторое время соображал, что он там делает. Странно, но никакой боли он не чувствовал. Первым, что он услышал, был стон Мартинсона, которого санитары уносили в лазарет. Затем капитан поднялся и сел на край обезьяньего острова – платформы высотой около фута, идущей вокруг двух компасов. Что-то было не так, но он никак не мог сообразить, что именно. Неожиданно он понял, что орудия на корабле молчат.

В башне управления огнем шесть крупных осколков пробили дюймовую броню, часть которой влетела вместе с осколками внутрь. Уошбурн услышал громкий звук и лишился чувств. Вернувшись к реальности, он с удивлением понял, что в башне наличествует довольно много вентиляционных отверстий, которых не было ранее, а на полу распростерты чьи-то тела.

Парри встал на ноги и сделал несколько шагов в переднюю часть мостика. Он так и не понял, что ранен, пока ему не сообщил об этом санитар. Одного взгляда на носовые башни было достаточно, чтобы понять: орудия больше не наведены на врага. Оглянувшись через плечо, он увидел испещренную отверстиями башню управления. Он понял, что заполучил серьезные неприятности, и, приблизившись к переговорной трубе, сказал:

– Мостик вызывает башню управления. Говорит капитан. Артиллерия, вы в порядке?

В башне управления Ширли свалился с табурета, на котором стоял, из глубокой раны на бедре хлестала кровь. Оба телеграфиста были мертвы. Один из них провалился в нижнее отделение к наводчикам. Уошбурн получил два или три осколочных ранения головы и еще не вполне соображал, что к чему. Уотс спокойно проговорил в микрофон:

– Башня повреждена. Управление будет восстановлено. – Потом он повернулся к Уошбурну и сказал: – Идите сюда, сэр. Вам нужна перевязка.

– Что? Где? – забормотал Уошбурн. – Я в порядке.

Он провел рукой по голове и с искренним удивлением воззрился на окровавленную ладонь. С трудом сообразив, что к чему, он, наконец, выкарабкался из кресла и дал себя перебинтовать.

Примерно в это время подоспел запрос капитана. Уошбурн доложил обстановку и попросил прислать санитаров. Когда Уотс закончил свои манипуляции, к Уошбурну окончательно вернулась способность соображать. Он вернулся на свое место и огляделся. Оба наводчика на первый взгляд были в порядке. Шоу продолжал сидеть у своего инструмента, хотя и наклонился вперед. Орудийный огонь был периодическим и беспорядочным. С кормовым управлением было не все в порядке. Два человека, занимавшиеся этим, не могли продолжать выполнять свою работу, потому что подвергались постоянному негативному воздействию со стороны башни Х, которая вела огонь в непосредственной близости по цели, находящейся впереди. Оба оглохли, одурели от сотрясения, их все время рвало. Кстати, после боя оказалось, что больше всего на «Ахиллесе» была повреждена кормовая часть надстройки от огня собственных орудий.

Уошбурн решил, что надо брать управление в свои руки.

– Какие повреждения? – спросил он.

Старшина Хэден оторвался от телескопа и неуверенно проговорил:

– Приборы вроде бы в порядке, сэр.

Уошбурн громко объявил:

– Хорошо, посмотрим, что можно сделать. Переходим на управление из башни. Готовьтесь, Шоу!

Хэден подтвердил:

– Есть перейти на управление из башни, сэр.

Уошбурн еще раз окрикнул:

– Шоу!

Стейси, сидевший рядом с Шоу, тихо проговорил через переговорную трубу:

– Арчи отвоевался, сэр.

Уошбурн взглянул вниз. Шоу сидел на своем месте, но был мертв. Лейтенант приказал:

– Роджерс! Займите место Шоу!

Не говоря ни слова, Роджерс оттащил тело Шоу и занял его место. К этому времени уже прибыли команды санитаров и громко барабанили в дверь. Но только войти они не могли, потому что поврежденную осколками дверь намертво заклинило. И до самого конца сражения Уошбурн и его люди управляли огнем в компании с тремя мертвецами.

Антенны были сбиты, телеграфисты мертвы. В этих условиях Уошбурну не потребовалось много времени, чтобы сообразить: он снова сам себе хозяин и может управлять своим огнем самостоятельно. Огонь с «Ахиллеса» возобновился и снова велся постоянно и точно. Вот только не представилось возможности проинформировать «Аякс», что «Ахиллес» не может больше участвовать в совместных огневых действиях. Уошбурн вернул себе самостоятельность.