Мастера и шедевры. Том 3 - Игорь Долгополов

«Конечно, — говорил Кустодиев, — надо знать мировое искусство, чтобы не открывать америк, не быть провинцией, но необходимо уметь сохранить в себе нечто свое, родное и дать в этом нечто большое и равноценное тому крупному, что дает Запад. Ведь и Запад у нас ценит все национально оригинальное (и, конечно, талантливое), например Малявина…»

Но это не означало, что Кустодиев не любил новое в искусстве Запада.

Живописец изучает произведения импрессионистов…

«Конечно, натюрморты Ван Гога прекрасны — особенно букет астр на красном, как запекшаяся кровь, фоне — они красивы так, как картины старых венецианцев.

А Ренуара Вы напрасно не любите…

В Париже он очень хорош, я его много видал и очень люблю. А какой он чудесный в Москве у Морозова?!»

Кустодиев был мудр, он понимал, что жить в XX веке, не изучив достижения импрессионистов, живописцу нельзя.

… Прошло более шестидесяти лет…

Где сейчас многие сотрясатели тех времен?

А звезды русской живописи — Суриков, Рябушкин, Нестеров, Кустодиев — разгораются все ярче и ярче.

Г. Горелов. Портрет М. Грекова. Фрагмент

МИТРОФАН ГРЕКОВ

Раздольные южные степи. Алое от пожарищ небо.

Летящие навстречу светлой победе конники. Жестокие сражения. Жаркий огонь кавалерийских схваток.

Пылающие сердца всадников Великой Революции. Тяжкий ратный труд. Марши побед.

Все, все это звучит в полотнах Митрофана Борисовича Грекова — крупнейшего советского баталиста, создавшего в своих холстах летопись бессмертных лет гражданской войны, запечатлевшего саму жизнь, без прикрас, во всей полноте ее тягот, крови и лишений.

Его картины честны и реальны, по ним можно воссоздать историю боев с белогвардейской контрреволюцией на юге нашей страны.

Живописец положил начало советской батальной школе, отразив в своих полотнах сам дух времени — эпохи непередаваемого по взлету массового героизма.

Творчество мастера — суровая правда будней, которую он писал с той же страстью, как будто сам переживал все эти вихревые штурмы и атаки. Можно только поражаться тому чувству меры и такта, которыми обладал художник, изображая необычайно динамичные боевые сцены, до отказа насыщенные экспрессией и яростью сражений.

Греков… Это звенящие медные трубы буденовцев, выгоревшие ковыльные степи, сумятица переправ, летящие с оголенными шашками кавалерийские лавы и пыльное марево знойного донского полдня.

Все это крепко, темпераментно и сочно написано, так, как мог написать только живой свидетель, очевидец, современник, влюбленный в свое время, в своих героев, отдавший до конца весь свой дар делу показа исторической правды незабываемых дней, весь жар своего честного сердца.

«Детство я провел в трудовой семье земледельцев, — пишет Греков. — Мои впечатления были: сельский быт, степи, лошади, волы… Уклад жизни нашей был трудовой…»

Юные годы художника окрашены ярким колоритом Донгци-ны, казачества, вольных полынных просторов. Хутор Шарпа-евка, где родился будущий живописец, был той каплей воды, в которой отражался весь непростой мир начала 80-х годов XIX века.

Мальчик мечтал быть художником.

Он листал «Ниву», «копировал, фантазировал». Словом, жил в «мире реальности суровой и грез», рождаемых общением с искусством мастеров.

Особенно люб был Митрофану художник-баталист, современник Верещагина Николай Николаевич Каразин. Этот живописец умел ярко, остро рисовать и писать картины, в которых отражались подвиги русского войска, его походы, сражения, быт. Пристрастие к искусству Каразина, правдивому и суровому, осталось у Грекова на всю жизнь.

Талант и упорство молодого человека заставили задуматься семью, и Митю решили отправить в Одесское художественное училище.

Греков с яростью отдался учебе. Он впервые столкнулся со школой, рисованием с натуры.

Пора «фантазий и грез» ушла.

Перед ним была студия с суровыми законами.

«Натурой были гипсовые орнаменты, — вспоминал художник, — казавшиеся мне очень скучными».

Но юноша понимал, что, не пройдя школы, не научившись рисовать с натуры, не станешь мастером, и усердно штудировал гипсы.

Ученик П. П. Чистякова, профессор К. К. Костанди отлично воспринял опыт своего пастыря, воспитавшего Репина, Серова, Врубеля, и вел Одесское училище по твердому пути реалистического искусства. Он был человеком прогрессивных взглядов, далеких от рутины Академии, писал превосходные картины: жанры, небольшие по размеру, четкие по художественному языку, они отличались правдивым колоритом и точным рисунком.

В отряд к Буденному.

Репин и Крамской отмечали работы Костанди на передвижных выставках.

И к этому талантливому художнику и педагогу попадает в ученики «наш донец». Вскоре талант молодого студента был замечен.

«С эскизами у меня пошло лучше, — пишет Греков. — Потом у меня выправился рисунок с натуры, и я стал получать хорошие разряды, но живопись тела отставала, этюды же пейзажа и животных меня выручали».

Оканчиваются годы учебы в Одессе, и юноша, напутствуемый добрыми советами любимых учителей и верных товарищей, едет в Петербург, в Академию художеств.

Холодные сфинксы на берегах державной Невы встретили его у врат «храма искусства». Мечта молодого художника осуществлялась. Он стоял на пороге Академии.

… Петербург. Дворцы. Сокровища Эрмитажа. Величие строгих ансамблей столицы.

Все это покорило и смутило Митю. Но он не робел.

Цельный донской характер, привычка к труду, к покорению трудностей выручали Грекова.

Жизнь вокруг Академии бурлила. Нарастала волна революционных выступлений, и наконец грянула революция 1905 года.

Студенты Академии, в том числе сам Греков, участвовали в борьбе с черносотенцами.

«Академия художеств все еще оцеплена войсками, — вспоминал Митя. — У главного входа, на дверях которого красуется старинная надпись: «Свободным художествам», по-прежнему безмолвно стоят двое часовых и штыками преграждают доступ внутрь свободным художникам».

В ответ на забастовку «августейший» президент Академии художеств великий князь Владимир незамедлительно распорядился:

«Полагаю академию закрыть и даже наглухо заклепать. Это — мой ультиматум».

Студентов распустили в долгосрочный отпуск. Греков со своим другом Бродским едет в деревню.

Вернувшись в Петербург, Греков и Бродский решают идти в мастерскую Репина, к художнику, жившему жизнью народа и писавшему картины, обличающие самодержавную Россию. Его полотна будили в зрителе чувства гнева, желание бороться за свободу.

Чертов мост.

Вот что писал Репин в те дни:

«И сейчас не могу рассуждать теоретически об отношении революции к искусству… Революция так опьяняет молодые души… Если при самых адских условиях, еще будучи искрой, не погасла воля освободительного движения, то как остановить теперь разгоревшуюся оргию, охватывающую уже весь жизненный строй нашей планеты?.. Спали цепи… Свобода, свобода заблестела вдали!»

В декабре 1906 года Греков зачислен в мастерскую Репина. Начался новый этап в творческой жизни молодого живописца.

Он стал одним из девяноста учеников крупнейшего русского мастера, который, по словам Игоря Грабаря, «был до конца прост и ласков со всеми, кто приходил к нему за советом, особенно бережно и любовно относясь к подрастающему поколению. Вот почему память о нем с такой нежностью храним в своих сердцах мы, его ученики, даже те из нас, кто, преклоняясь перед его гигантским дарованием и творческой волей, не считали его таким же блестящим педагогом, каким он был художником».

Около года работал Митрофан Греков в его мастерской.

Но на всю жизнь запали слова великого художника, что высшая правда искусства — в правде жизни, и метод, единственный для отражения этой правды, — реализм!

Мастерская Репина была истинным бастионом в борьбе с декадентами всех мастей, и вечно увлекающийся мастер любил говорить: «В Академии стены учат».

И Греков отдавал все силы учебе — успех был результатом этих усилий! «Будучи учеником, начал участвовать на выставках, — вспоминал живописец. — Рисунок и эскиз шли у меня впереди, за них я получал первые разряды, что давалось очень редко. Ежегодно устраивался конкурс эскизов учащихся. На этих конкурсах я получал премии и награды в течение всего пребывания в Академии».

Огромные затраты энергии, лишения (средства юноши были более чем скромны) привели к серьезному надрыву. Он переутомился и взял отпуск по болезни.

Степной воздух, южное солнце, родные края сделали невозможное — вернули свежесть ощущения, восторг от соприкосновения с красотой природы.

Ночная разведка.