Пять президентов - Павел Багряк

— Хорошо, — согласился Миллер. — Лишь одна просьба к вам: всё, что вы узнаете, вы доложите инспектору Гарду. Я так хочу. Он продолжает подозревать меня, но я сам даю ему помощника.

…Таратура не терял времени даром. Ему удалось быстро установить, что Луиза Муллен двадцать восемь лет назад родилась в маленьком городишке Кролле, в шестидесяти милях отсюда, в семье мелкого лавочника Жана Муллена, скончавшегося три года назад. Её мать продала лавку и жила в Кролле, а брат, сержант морской пехоты, служил где-то в Юго-Восточной Азии. Живёт Луиза на улице Жёлтого Клоуна, где снимает крохотную квартирку.

Домохозяйка Луизы сразу сообразила, что на Таратуре можно заработать, и её пришлось «размачивать» десятью кларками. В рассказе домохозяйки была одна любопытная деталь. Никогда никто не видел Луизу в обществе молодых людей. Подруги были. Болтали, дурачились, бегали в кино. Иногда подруги приходили со своими кавалерами. Это бывало. Но Луиза — никогда. Правда, не чаще одного раза в неделю она возвращалась очень поздно. Обычно на такси. Её никто не провожал.

— Я уверена, что у неё есть возлюбленный, — сказала домохозяйка и подмигнула Таратуре.

Даже она не знала, что Луиза была когда-то замужем. В карточке полицейского управления, к которой Таратура по старой дружбе получил доступ, удалось установить, что Питер Клаус — торговец скобяными товарами, довольно средней руки коммерсант — действительно был мужем Луизы Муллен. Расставшись с ней, он женился на дочери покойного Флетчера Претта, вдова которого держала небольшой ресторан на углу Баркен-стрит и улицы св. Франциска. Полгода назад Питер Клаус объединил свой капитал с матушкой Претт, и ресторан буквально расцвёл. Никакого отношения к научному миру Питер никогда не имел, а с Луизой, судя по всему, не встречался.

«Или она таскает документы Института перспективных проблем какому-нибудь шпиону, — подумал Таратура, — или шпион является её возлюбленным, или Питер ещё не забыл дорогу к Луизе и они продолжают тайно встречаться… Во всяком случае, сейчас выслеживать её было бы глупо. После всей этой истории она, конечно, понимает, что за ней могут следить. Впрочем, я увлекаюсь, как это бывало и в прежние добрые времена. А не проветриться ли мне? Пожалуй, надо навестить старушку…»

Следующим утром Таратура уже сидел на веранде крохотного ресторанчика со странным названием «Розовый кавалер» — единственного ресторанчика Кролля, если не считать пивной «Радость» и аптеки, где подавали кофе. Таратура не спеша потягивал пиво и с каждым глотком преисполнялся мира и благодушия. Вся эта суета с пропажей старого профессора, хриплые телефоны, тайники, автомобили, потные, душные воротнички нейлоновых сорочек, торопливые обеды — вся эта бессмысленная, шумная, пёстрая городская жизнь отлетела от него. И он думал о ней так, будто всё это его не касалось, будто он уже порвал с ней навсегда, а эта веранда, и плетёные креслица, и холодное вкусное пиво, и гомон ласточек, и это высокое небо будет с ним всегда.

«Как я живу? — вдруг подумал он. — Жизнь — бег, в котором нет финиша, вернее, в котором на финише тебя ждёт Бирк. И нет никаких призов, как бы быстро ты ни бежал, а если и дарят цветы, то венки, а не букеты».

— Не хотите ли ещё пива? — услышал он за спиной голос хозяина ресторанчика и обернулся.

— Нет, спасибо. У вас отличное Пиво, и чем больше пьёшь, тем труднее остановиться.

— Мы варим его сами, без всяких химических хитростей, — засмеялся польщённый хозяин. — Я вижу, вам понравилось у нас.

— Да, очень нравится, — просто сказал Таратура и вдруг понял, что «там», в «той» жизни, он бы не смог так просто ответить.

— А надолго в наши края?

— Нет, сейчас поеду… Впрочем, надо ещё зайти к мамаше Муллен, передать ей привет от дочки. — И он снова заметил про себя, что назвал незнакомую ему женщину «мамашей», чего никогда не сделал бы «там».

— О, как хорошо! Она будет рада! Обязательно, обязательно зайдите! — обрадовался хозяин ресторана. — Это же совсем рядом. Вот её дом, зелёная крыша за зелёными деревьями… Хотите, я провожу вас?

— Спасибо, — сказал Таратура и опять подумал, что «там» никто бы не обрадовался такой крошечной чужой радости и не пошёл бы провожать его в чужой дом.

Он вошёл в зелёный палисадник и сразу увидел маленькую старушку с лейкой в руках.

— Простите, могу ли я видеть мадам Муллен? — спросил Таратура.

— Это я, — отозвалась старушка и поставила лейку на землю.

— Добрый день. Я от Луизы.

— Вы Бэри?! — воскликнула мамаша Муллен. — Ну конечно, я сразу вас узнала! Ну конечно же вы Бэри!

«Чёрт возьми, — пронеслось в голове Таратуры, — этого я не предусмотрел. Однако стоит рискнуть».

— Да, я Бэри, — сказал Таратура. — Никак не ожидал, что вы меня узнаете.

— Ну как же! Луиза так много писала о вас! Пойдёмте в дом.

И вот они уже сидят в чистенькой гостиной со старенькой мебелью и портьерами с бахромой в виде маленьких шариков, какие «там» нельзя купить ни в одном универмаге. Они сидят, и он рассказывает ей о Луизе и её работе.

— О, это так трудно — химия! — вздыхает мамаша Муллен. — Я знаю, я читала в газетах. Скажите, а это не опасно?

И Таратура рассказывает, что это совсем не опасно, а она угощает его чаем, советует попробовать джем из слив.

— Вы тоже химик? — спросила она.

— Не совсем, — осторожно сказал Таратура.

— Но ведь Луиза писала, что вы тоже работаете в этом институте?

— Да, разумеется, — поправился Таратура. — Но у нас в институте не только химики. Я занимаюсь химической физикой. Это, как вам сказать…

— О, не трудитесь, я всё равно не пойму. — Она замахала на него руками. — Лучше попробуйте вот это. Да, да, засахаренные вишни. Из собственного сада. О, это очень вкусно и даёт прекрасный цвет лица! Впрочем, вы в этом не нуждаетесь. С такой целью есть эти вишни вам положительно рано. Никогда вам не дадут ваших лет! Никто и никогда!

— А сколько дадите мне вы? — лукаво спросил Таратура.

— Ну, я не в счёт, — заулыбалась мамаша Муллен, — я-то знаю, Луиза писала мне. Я могу вам только польстить.

— Но, может, Луиза прибавила, стараясь показать вам, что у неё серьёзный и солидный друг? — сказал Таратура.

— Вы старше её на двенадцать лет, — с простодушным смущением сказала мамаша Муллен. — Ну что? Теперь вы сами видите, что моя дочка не обманывает свою маму. А?

— Да, это верно, — улыбнулся Таратура.

Он досидел до обеда, и они вместе обедали, а потом опять говорили, и он опять рассказывал, как живёт Луиза, где бывает, какие у неё подруги, что купила она себе в последнее время.

Наконец он собрался уезжать, но матушка Муллен не отпускала Таратуру, просила новых рассказов, и он не мог ей отказать.

Потом, уже под вечер, она проводила его, и когда они распрощались и он уже повернулся, чтобы идти к машине, она вдруг схватила его за рукав и, заглядывая в глаза, спросила тихим, срывающимся шёпотом:

— Скажите мне, Бэри, вы правда любите мою Луизу? Правда?

— Да, очень, — выдавил из себя Таратура.

— Не обижайте её, Бэри. Она хорошая, моя девочка. Ну, идите, идите… Храни вас Бог.

…Никогда ещё не было у Таратуры так мерзко на душе.

Над редким мелколесьем, слева от автострады, уже поднималось розовато-пепельное зарево большого города. Таратура увидел его и понял, что напьётся сегодня как самая грязная свинья.

— Бэри работает в Институте перспективных проблем… Сорок лет, — вслух повторил Гард, когда Таратура рассказал ему всё, что узнал. — Ну что же, старина, это и мало и очень много.

Через полчаса перед инспектором уже лежала бумага, срочно присланная из канцелярии института. В институте работало четверо сорокалетних:

Вильям Слейтер — сварщик, сварочная мастерская.

Самуэль Гротгус — инженер, лаборатория N 8.

Мэри Петтерсон — судомойка, бар третьего этажа.

Отто Кербер — инженер, лаборатория профессора Чвиза.

— Кер-бер, Бэ-ри. Ясно, — сказал Гард. — Это именно тот случай, когда надо докладывать боссу. Видит Бог, как я не люблю этих случаев…

Ещё через полчаса он был у Дорона.

— Очень любопытно. Очень, — сказал генерал, выслушав доклад Гарда. — Но вы идёте по ложному следу. Кербера не трогать. Это мой человек в институте.

10. ЧЁРНЫЙ «МЕРСЕДЕС»

Миллер прочитал телеграмму, поданную горничной, быстро свернул её и нервно положил в бумажник.

— Что случилось, Дюк? — спросила Ирен.

— Ничего, — ответил Миллер. — Пустяки.

Он вышел из комнаты, потом вернулся.

— Агата, — спросил он у горничной, — где может быть сейчас Таратура?

— Перед уходом он мне сказал, что с 16:30 до 18:15 будет в «Ветоке», в 18:30 придёт сюда, а в 19:45 пойдёт в кинотеатр «Боклан», где будет находиться…