Девочка на шаре - Марина Друбецкая

— Прямо так уж и моментальной? — прищурился тот.

— Почти.

Идея, которую Ленни подцепила у Колбриджа — промывать фотоотпечатки не водой, а спиртом, сокращая время сушки в десятки раз, — восхитила Лурье своей незамысловатостью.

— Не разумел бы понимать, но братик мой имеет в интерьере жизни аптеку, — провозгласил Лурье, и уже вечером на деревянном столике в павильоне красовалась пятилитровая бутыль со спиртом. — Начиная неизведанное, — произнес Лурье, поднял указующий перст, и работа закипела. Этот гордый палец красовался на первом глянцевом квадратике, который сох всего полтора часа, а отнюдь не целый день, как требовала того обычная технология. Значит, посетитель парка сможет сфотографироваться при входе в парк, совершить свой променад и отправиться домой, держа под мышкой конверт с фотографиями.

Лурье предложил малышке с фотоаппаратом поставить ее имя рядом с его на красочном объявлении, которое он самостоятельно нарисовал гуашевой краской: «Моментальные фотоснимки. Прогулка навсегда». Ленни предпочла остаться в тени — «не надо имени», — но заметила:

— Простите меня, господин Лурье, но вторая часть — «прогулка навсегда» — имеет несколько кладбищенский оттенок, вам не кажется?

Лурье поднял и опустил брови. Через час появился новый плакат: «Моментальная фотография. Изготовление снимков за час для вашего архива приятных воспоминаний». Ленни кивнула. Теперь она появлялась в парке в полдень и за день нащелкивала сотни снимков. Желающие иметь фото позировали при входе в ателье или покупали билет на съемку в парке — и тогда Ленни держала заказчика в объективе аппарата в течение ближайшего получаса. Нападение шарика мороженого на бойкого карапуза. Проказы юных гимназистов. Вручение букета цветов мамаше. И просто лица, лица, лица. Дело шло вполне бойко. В особенно радушное воскресенье — уж очень многие предпочли платановую тень знойному солнцу — Лурье не без застенчивости попросил у Ленни разрешения прикрепить к ее шляпке воздушный шар внушительных размеров на длинной нитке:

— Видите ли, на тонкой кожице я расположил изображение фотоаппарата, и каждый издалека увидит перспективу запечатления. А то ваша конституция уменьшает восторг некоторых — слишком мал фотограф, чтобы увидеть…

— Анатолий Леопольдович, вы из меня клоуна хотите сделать? — хмыкнула Ленни, однако рекламный шар привязала. В конце концов невелика проблема. Лурье и сам по утрам бродил со своим громоздким аппаратом вокруг центральной клумбы, но его давно мучил артрит, поэтому больше часа держаться на ногах ему было тяжело.

Воздушный шар с намалеванными на нем каракулями, снующий туда-сюда в двух с половиной метрах над землей, было первое, что привлекло внимание Кторова, когда он зашел в парк, надвинув шляпу и поправив темные очки в пол-лица. Шар пролетел над главной аллеей к карусели, и Кторов тоже зашагал туда. Забренчали, тронувшись, расписные деревянные кареты, и он подумал, что мог бы наконец воплотить свою мечту — под покровом ночи подкупить владельца и прокатиться в заводном экипаже, куда взрослых не пускают ни под каким видом. Между тем шар переместился в сторону зоологического павильона — географию парка Кторов знал назубок: не один год слонялся тут от аттракциона к аттракциону, предлагая помощь в починке механизмов. Значит, теперь пузырь завис, судя по всему, над домиком со стеклянными стенами, где в аквариумах разноцветные рыбешки бесшумно наворачивают круги. Не мигая, Кторов следил за пузырем, прислушиваясь к тому, как в голове у него шуршал чертеж — сами собой пересекались линии крепежа, защелки, узлы. Так обычно рождался новый механический гэг — пока он еще не знал, какой именно. И тут пузырь сделал ему ручкой — видимо, отвязался-таки от своего владельца и полетел по собственным делам. Прощаясь с ним, Кторов приподнял шляпу.

Солнце скоро скрылось, разноцветье клумб побледнело, толпа в парке поредела — наступило время обеда. Ленни собралась уходить, но тут взгляд ее — особый взгляд охотника, к которому она приучилась, собирая с Неточкой сюжеты для киносъемок, — остановился на интересной сценке. На одном из столиков неприметного кафе, притулившегося около забора, увитого плющом, была выложена гора винтиков, гаек и прочей металлической мелкотни, из которых чьи-то большие костистые пальцы выкладывали узоры — то так, то эдак, — видимо, продумывая схему работы какого-то механизма. Целый механический спектакль! Ленни стала щелкать фотоаппаратом. Раз! — и рука сгребла свое инженерное богатство со стола. Ленни перевела видоискатель и сфотографировала лицо: очки, прямая линия губ, будто не приспособленных для улыбки.

Допив стаканчик, Кторов отправился в сторону шапито, где предполагал встретиться с давними цирковыми знакомыми, которых хотел затащить в съемочные чертоги. Для фильмовых серий нужно все больше гэгов, один он уже не справлялся. Ленни посмотрела вслед высокому нескладному человеку и помчалась проявлять снимки. Вот бы снять сцену с руками и винтиками на пленку! Для фильмы, фильмы, которой она уже придумала название — «Фантом с киноаппаратом», — это был бы сквозной ход! Рифма, которая соединила бы все ее маленькие сюжеты, пойманные «врасплох»! Случайный посетитель кафе собирает и разбирает за столиком механизм мира. Как он заводится и почему останавливается. Сложив через полтора часа высохшие фотографии в конверт, она пришла к шатру шапито — вдруг странный верзила еще там? А Кторов как раз из шатра выходил. Так они и познакомились. И проболтали час. Возвращаясь вечером домой, Ленни обратила внимание на плакат, перегородивший улицу около синематографа «Вечерний бриз». Лицо без улыбки с прямоугольными чертами. «Печальный комик…» Бог ты мой, это же ее новый знакомый! С тех пор Кторов время от времени заходил в ателье Лурье и даже разрешил выставить свой портрет в витрине, чем несказанно обрадовал старика фотографа. А также водил Ленни к циркачам, где показал несколько своих будущих чудес, и на железнодорожную станцию, рассказал о фильме, в котором его партнером будет паровоз. О себе Ленни особенно не распространялась, но, кажется, и без слов он что-то знал. Смешную они представляли собой парочку — в сущности, Ленни едва доставала ему до талии. Однажды уж очень теплым и ласковым вечером она даже подумала — а не может ли быть у них… ну, интрижки, что ли? Так легко они вместе перескакивают в другие миры, совершенно, казалось бы, осязаемые и материальные. Однако «нет», — ответила она самой себе. Не стоит связываться с Кторовым. Ведь он… с ним надо быть готовой ко всему. Например, расстегнешь пуговички его рубашки — одну, вторую, третью, — а там не только впалая грудь и ребра, а еще в пупок заезжает игрушечных размеров настоящий паровоз… «Человек ли он, Кторов? Вот в чем вопрос», — размышляла Ленни, засыпая. И давно уже по ночам под кроватью шептались в своих металлических сундучках ее кинопленки. «Говорят, около Ялты растет целый студийный город… Если Кторов не выдумывает…» — бормотала во сне Ленни.

Оказалось, не обманывает. Как-то он сказал ей своим шершавым невыразительным голосом:

— Приходите в воскресенье ко мне на дачу. Я устраиваю прием.

— Вы? Прием? — поразилась Ленни, так не вязалось это слово с Кторовым. Если бы он пригласил ее в механическую мастерскую на сборку паровоза или в цирк на репетицию нового номера… Выяснилось, однако, что цирк все же будет, а главной циркачкой Кторов предполагает представить Ленни.

— Помните ваш воздушный шар? — спросил он. — А не хотите ли устроить трюк не «Девочка под шаром», а «Девочка на шаре»?

И они засели за разработку трюка.

Так Ленни попала на дачу Кторова, а, познакомившись с киношной братией и убедившись, что русский Холливуд — не фикция, не досужие сплетни, — принялась упрашивать Кторова устроить ей экскурсию по киногородку.

— Ну что вам стоит! — ныла она. — Я не буду мешать! Честное слово, совсем-совсем не буду! Посижу тихонечко в уголке, вы и не заметите.

Однажды он пришел к ней в парк и сказал:

— Сворачивайте съемку. Поедем в «Парадиз».

Ленни захлопала в ладоши, чуть не выронив фотоаппарат из рук, запрыгала вокруг Кторова, заверещала. По дороге она так крутилась по сторонам, так подскакивала на сиденье, что Кторову приходилось держать ее за пояс коротких штанишек, чтобы она не вывалилась из его открытого авто. «Новый Парадиз» потряс Ленни. Цепь павильонов, выстроившихся у линии моря. Не виданные ею доселе диковинные лампы, камеры, краны, всюду проложены рельсы, по ним ездят тележки, на тележке — высокий стул, на котором сидит оператор. Одни операторы крутят ручку камеры, другие просто смотрят в глазок. Как же так? Оказывается, внутри камеры есть специальное приспособление — Кторов называет его «батарея», — аккумулирующее электричество. Камеры работают от электричества, а батареи привозят из Америки. Сотни людей суетятся, кричат, бегают туда-сюда, движутся по одной им известной траектории и почему-то попадают в нужное место в нужное время. Хлопают одновременно десятки хлопушек. Десятки ртов одновременно кричат «мотор!» и «стоп!». Ленни была ошеломлена масштабом и размахом происходящего. Даже на кинофабрике Студенкина — самой большой в Москве, — где она бывала не раз, все было мельче, тише, беднее, скучнее. Здесь же перед ней простиралась целая страна кино с морями, долами, горами, лесами, городами, дорогами и жителями, которые населяли эту страну и среди которых она мечтала быть.