Берегись вурдалака - Елизавета Абаринова-Кожухова

Именно поэтому сегодня, после очередной репетиции «Ревизора», он спрятался в укромном уголке за сценой, и теперь, вооружившись инструментами отнюдь не из джентельменского набора, штурмовал дверь историко-ролевого клуба.

После нескольких неудачных попыток замок поддался, и Щепочкин оказался в небольшой комнате, заваленной всяким хламом: картонными мечами, кольчугами из канцелярских скрепок, знаменами, на которых был изображен усатый человек, а также кубками, подсвечниками и чем-то еще, чего в полумраке Василий разглядеть не мог.

Щепочкин прикрыл дверь и стал изучать содержание комнаты, хотя делать это было нелегко: даже ступать следовало очень осторожно, чтобы ненароком что-нибудь не опрокинуть. Разумеется, его интересовали не мечи и не кольчуги, а более серьезные предметы, которые могли бы послужить уликами, а еще лучше — любого рода документальные свидетельства. Хотя, конечно, сыщик-любитель не надеялся обнаружить, например, ломик со следами крови Миши Сидорова, или чек об авансовой уплате Анне Сергеевне Глухаревой за убийство Василия Дубова. Но в том, что какие-то зацепки найдутся именно здесь, Василий Юрьевич был свято убежден. Иначе не пошел бы на это предприятие, не только рискованное, но и сомнительное с точки зрения законности.

Больше всего детектива привлекал сейф, занимавший добрую четверть помещения, но Щепочкин понимал, что «взять» его не удастся: для этого нужны были совсем другие отмычки и, главное, более высокая квалификация взломщика. Оставалось лишь ходить вокруг сейфа да облизываться.

И тут Щепочкину показалось, что еще кто-то пытается открыть дверь. Он уже хотел было крикнуть: «Входите, не заперто!», но вместо этого выключил фонарик и затаился за сейфом.

Дверь открылась, и тьму прорезал луч фонарика. Пошарив по комнате, он в конце концов остановился на Щепочкине.

Поняв, что далее скрываться бесполезно, Вася включил свой фонарик. Два луча встретились, и Щепочкин увидал молодую женщину, которую лицезрел каких-то пару часов назад — перед репетицией она оживленно беседовала со Святославом Иванычем, а потом сидела в зале и что-то записывала в блокнот. Когда Щепочкин спросил у всезнающего судьи Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина, в свободное от репетиций время служащего дворником в горсуде, что это за милая барышня, тот ответил, что вообще-то он не совсем в курсе, но, может быть, она — из областного Управления по делам культуры и инспектирует работу драмкружка.

И вот теперь барышня стояла в дверях историко-ролевого клуба и взирала на Щепочкина с не меньшим изумлением, чем Щепочкин — на нее.

Молчать в обществе дамы Василий не считал приличным, а о чем говорить, он не знал. Поэтому сазал первое, что пришло в голову:

— Гражданочка, кто вы и что здесь делаете?

— А вы? — пролепетала гражданочка.

— Я первый спросил.

— Журналистка, — нехотя выдавила из себя девушка. — Из Москвы. Собираю информацию.

— И как вас прикажете величать?

— Надежда. Можно просто Надя.

— Чаликова? — вырвалось у Василия.

Надежда с легким испугом поглядела на Щепочкина — он понял, что фамилия абариново-кожуховской героини ей хорошо известна.

— Нет-нет, Заметельская, — поспешно ответила журналистка. — А теперь, может быть, вы тоже назовете себя?

— Детектив-любитель, — приосанился Щепочкин, насколько это было возможно в его положении между сейфом и подвесной полкой, уставленной бутылями с какой-то темно-красной жидкостью, не то вином, не то кровью. — Василий. Можно просто Вася.

— Дубов?! — невольно вырвалось у Надежды.

— Щепочкин. — Василий, или просто Вася чуть вскинул голову и задел-таки полку. Одна из бутылей, стоявшая на самом краю, свалилась на пол и разбилась. Комнату заполнил приятный, чуть дурманящий запах.

— Киндзмараули? — неуверенно предположил Василий.

— Скорее, Каберне, — определила Надежда. Правда, в тонких винах она смыслила не больше, чем Щепочкин. То есть как бы и совсем ничего.

Видимо, винные испарения подействовали и на журналистку — сделав неверный шаг, она в полутьме наткнулась на стол и смахнула огромный фарфоровый кубок с портретом того же человека, что и на лопате, которой благословлял Гробослав идущих на битву княжеских дружинников.

— Ай, как нехорошо, — огорчилась Надя. — Что ж теперь делать?

— Теперь уже ничего не поделаешь, — раздумчиво проговорил Вася. — Как я понимаю, Наденька, вас привел сюда чисто журналистский интерес, не так ли?

— Пожалуй, что так, — уклончиво подтвердила Надя.

— Лично меня сюда привел свой интерес — сыщицкий. И раз уж так случилось, что мы здесь оказались одновременно и так насвинячили, пардон, наследили, то нам с вами уже ничего другого не останется, как действовать заодно. Вы не против?

— Что поделаешь, Вася, — как бы нехотя вздохнула Надежда. — От судьбы не уйдешь…

И невольные сообщники протянули друг другу руки, опрокинув при этом на столе вымпел, повторяющий в миниатюре стяг князя Григория: всадник на белом коне с притороченной к седлу волчьей головой.

— Да уж, Васенька, теперь нам скрыть свой визит никак не удастся, — заметила Надежда, оглядев произведенные ими беспорядки. — Поэтому вношу предложение: собрать как можно больше информации и уходить, а там будь, что будет.

— А что нам еще остается? — согласился Василий. — Хотя, похоже, главная информация — там, — он показал на заветный сейф, — а нам туда не добраться…

Надя сочувственно покивала, хотя она, в отличие от своего нового знакомца, явилась сюда во всеоружии, и даже с ключом от сейфа. (Как она его заполучила — это оставалось профессиональной тайной). Но открывать сейф в присутствии человека, которого видела впервые в жизни, если не считать репетиции «Ревизора», Надя все же не решалась.

Тем временем Василий собрал с пола остатки кубка, расколовшегося на три-четыре части, и в неверном свете двух фонариков разглядывал портрет князя Григория:

— Кого-то он мне очень напоминает. И видел вроде совсем недавно…

— Кто, князь Григорий? — переспросила Надя, которая в это время обследовала другой угол комнаты — правда, без особого успеха.

— Из последних записей в дневнике Миши Сидорова следовало, что он почти узнал, кто такой князь Григорий на самом деле, — задумчиво продолжал Щепочкин.

— Миша Сидоров — это тот мальчик, которого…

— Да-да, тот самый. И если они так поступили с ребенком, то сами понимаете, Надя, что ждет нас с вами. Если они, конечно, узнают, кто именно побывал в ихнем логове.

— Что же делать? — забеспокоилась Надежда.