Берегись вурдалака - Елизавета Абаринова-Кожухова

— Дас ист отшень глюпий шутка, — проворчал Мюллер, понемногу приходя в себя.

— Да уж, шутка не из удачных, — согласился Григорий Алексеич. — Думаю, что доморощенный юморист решил вас «подколоть» тем, что один ваш соотечественник съел другого человека, причем с его же согласия.

— Мне есть стыдно, что он мой сооче… что у меня и он айн фатерлянд! — не без пафоса заявил Герхард Бернгардович.

— Ну не волнуйтесь вы так, — принялся успокаивать Григорий Алексеич. — Мне так же само бывает неловко, когда я слушаю в новостях о том, что происходит в моей стране. Так что забудьте об этой глупой записке, и если что-то похожее получите, то выбрасывайте в мусорник, не глядя.

— А самый большой шутка в это дело, что обышно их бин вегетериан, то есть не кушат мясо, — доверительно сообщил Герхард Бернгардович, вновь принимаясь за вареники. — Просто фчера Вадик мне уговориль покушат эти… как их, киевски котлеттен. Сказаль, как будто дас ист фирменный блюд в ваш буфет. И вот что означайт один раз нарушайть установленный орднунг!

— Да-да, порядок лучше не нарушать, — посочувствовал Григорий Алексеич. И вдруг, чуть подавшись в сторону сотрапезника, понизил голос: — Герхард Бернгардович, а может быть, ваше вегетерианство — это подсознательное бегство от неких тайных желаний?

— В какой смысле, Григори Алексеевитш? — недоуменно глянул на него Мюллер.

— Неужели вам никогда не хотелось полакомиться свежим человеческим мясцом? — продолжал Григорий Алексеевич не то почти в шутку, не то почти всерьез. — И лучше всего — человека, близкого вам. Например, молодой девушки, которая вам очень нравится?

— А-а-а, фройляйн Люботшка! — радостно закивал Герхард Бернгардович. Он понял, что Григорий Алексеич, подобно неизвестному шутнику, тоже его разыгрывает, и решил поддержать игру. — Отшен аппетитный девушка, это есть правда.

— Нет-нет, Любочка мне самому нужна, — поспешно перебил Семенов. — Как секретарша, не более того. Но если бы к вам пришла другая девушка и сказала: «Герхард Бернгардович, давайте займемся любовью, а потом вы меня расчлените и съедите». Или нет, это слишком просто. Лучше так — давайте бросим жребий, и кому выпадет, тот зажарит и съест другого. Неужели вы отказались бы?

Господин Мюллер доел последний вареник, аккуратно вылизал кусочком хлеба оставшуюся сметану:

— Данке шон, херр Григори Алексеитш, я очень оценить ваше чуфство хумор.

Григорий Алексеич успокаивающе положил ладонь на руку собеседника:

— Простите, Герхард Бернгардович, я не знал, что с вами о таких вещах шутить нехорошо. Обещаю, что с моей стороны подобных шуток больше не будет. — Мюллер молча кивнул. — Кстати, мое предложение насчет поста советника — это не шутка!

— Я буду подумать, — сдержанно ответил Герхард Бернгардович, вставая из-за стола.

Григорий Алексеевич задумчиво посмотрел в стакан с остатками чая, перечитал забытую Мюллером «людоедскую» анонимку, усмехнулся и, вложив ее обратно в конверт, небрежно сунул в карман.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

СГОВОР

В коридоре на Дубова чуть не налетела Анна Сергеевна.

— Здравствуйте, Василий Николаич! — скривив губки, деланно обрадовалась она.

— Добрый день, Анна Сергеевна, — как ни в чем не бывало поздоровался детектив. Теофил деликатно прошел вперед и дожидался боярина Василия в конце коридора.

— Явились, чтобы вредить мне? — сощурившись, продолжала Анна Сергеевна. Дубов вздохнул:

— Вы сами себе вредите и своими действиями, и всем образом жизни. А я сюда явился в поисках истины и справедливости!

— Слова, слова… — покачала головой Глухарева. — А я вам предлагаю действовать заодно — у меня уже есть парочку заманчивых делишек на примете!

— Этого не будет никогда, Анна Сергеевна, — тихо, но непреклонно ответил Дубов. A госпожа Глухарева уже решительно запускала руку за корсаж.

— Если вы отвергаете меня, — с пафосом говорила она, откупоривая скляночку с прозрачной жидкостью, — то и жизнь мне ни к чему! — C этими словами Анна Сергеевна основательно приложилась к бутылочке и, крякнув, вытерла рукавом рот. — Ах, я умираю! — решительно заявила она.

— Ну и на здоровье, — улыбнулся Дубов.

Анна Сергеевна начала плавно оседать, томно закатывая глаза и издавая предсмертные стоны. Василий галантно подхватил даму одной рукой, другой же незаметно ущипнул ее.

— Ах вы противный! — взвилась лже-покойница, и тут же, изогнувшись, как кошка, прошипела: — Значит, война?

— Между нами другие отношения просто невозможны, — усмехнулся Василий. — Извините, Анна Сергеевна, если у вас ко мне все, то я должен спешить — меня ждет Его Высочество.

Анна Сергеевна посторонилась, и Дубов поспешил вслед за Теофилом. Но даже затылком он ощущал полный холодной ненависти взгляд госпожи Глухаревой.

— Вздорная женщина, — заметил Теофил. — Его Величество Александр такую и на порог не пустил бы.

Анна Сергеевна брела домой из школы, едва разбирая дорогу. Ее угнетали даже не столько собственные неприятности, сколько то, что она, сама того не желая, впутала в них совершенно непричастных людей. Слегка утешало лишь последнее сообщение из больницы, что здоровье Миши Сидорова медленно, но верно идет на поправку.

Зато накануне вечером снова зазвонил телефон, и тот же голос, который Анна Сергеевна месяц назад приняла за Мишин, осведомился, готова ли Анна Сергеевна выполнить возложенное на нее почетное поручение. Несомненно, речь шла о предстоящем убийстве Дубова-Щепочкина.

И хотя сообщение об этом звонке Вася воспринял со своими обычными прибауточками, Глухарева поняла, что он встревожился не на шутку. И даже не столько за себя, сколько за нее.

Когда Анна Сергеевна, вся в невеселых раздумьях, шла по малолюдному переулку, кто-то ее негромко позвал по имени-отчеству. Глухарева оглянулась — в подворотне ее поджидал барон Альберт.

Анна Сергеевна предполагала, что встреча с бароном состоится в самое ближайшее время. И означать она могла одно — от общих разговоров о готовности к действию вурдалаки переходили к практическому выполнению. Вернее, к уточнению деталей: где, когда и каким способом Анна Сергеевна Глухарева должна «замочить» частного сыщика Василия Дубова.

Вообще-то Анна Сергеевна ожидала, что Альберт, как и в прошлый раз, пожалует к ней на дом. «Светиться» с ней на улице, пусть и столь малолюдной, его могли заставить лишь некие особые обстоятельства.

— Вы уж извините, милейший барон, что я сегодня без кожаной одежды и прочего садо-мазохического антуража, — ухмыльнулась Анна Сергеевна, мгновенно входя в роль. — Сами понимаете, конспирация. Но плетка при мне, не беспокойтесь!