Примус - Михаил Чулаки

Но никто не шел за ним. Забыли, что ли?

Герой ждал терпеливо, но наконец ему надоело. Он воззвал в пространство:

- Сестра? Вы слышите?

- Ну что, больной?

- Что они все - встречать губернатора пошли?

- Почему встречать? Зачем?

- Ну почему не везут на операцию?

- Да вы что, больной! Вас давно прооперировали. Вы в реанимации. Уже десять вечера.

Так и не увидел, значит, стальных стен. Но это не имело значения.

Хорошо лежалось. Никаких желаний не испытывал он. Ни возвышенных, ни низменных. Не хотелось ни гением стать, ни помочиться. Думать тоже ни о чем не хотелось: ни о бессмертии, ни о любви, ни о диссертации. И боли никакой не было. Наверное, именно о таком состоянии мечтал в свое время Лермонтов: "Но не тем холодным сном могилы/ Я б желал забыться и заснуть, /Чтоб в груди дремали жизни силы, /Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь". Вздымалась, по-видимому, хотя так тихо, что и не чувствовалось. Нирвана. Немножко от слова "ванна".

15

К утру нирвана немного рассеялась. Стали доходить до сознания звуки. И мысли появились - о том, что здесь, в реанимации, гораздо лучше и красивее, чем в палате. Стены хоть не стальные, но сплошь кафельные - не то что в палате, где старая неровная штукатурка. Лежать бы здесь до самой выписки.

Подошла сестра, заглянула под ложе Героя.

- Ого, литр нацедили. Работает, значит, запасная почка. Всё, можно катетер вынимать.

Вот почему он не испытывал желаний: моча вытекала, не задерживаясь.

Катетер был извлечен - и нирвана улетучилась совсем. А жаль.

Тем не менее возвращение в палату случилось достаточно триумфальным. Его уже ждали и Джулия, и Любка.

- Ты выглядишь отлично, - сообщила Джулия. - Будто с курорта, а не из реанимации.

- А в реанимации как раз хорошо. Похоже на курорт. И должен же я от операции поздороветь - иначе не стоило и суетиться.

- Поздоровеешь! - отозвался с соседней койки культуракадемик. - Боли адские. И эта только портит.

Бедный сосед лежал в самом жалком положении. Над ним была установлена конструкция, немного смахивающая на виселицу, на которой болталась банка с желтым раствором. Трубки вели куда-то в район паха оперированного. Рядом суетилась маленькая сутулая женщина, "эта, которая портит", видимо жена, которую и изводил придирчивый пациент.

Жена терпела и не огрызалась:

- Ничего, Левушка, сейчас все сделаем.

- Видишь, не идет! Тебе хорошо смотреть, а мне на стенку лезть. Не умеешь, позови сестру.

- Сейчас все пойдет.

- Позови сестру, говорю! Только портишь, как всегда.

- Да сейчас я сделаю!

- Позови, говорю!!

Любка потянулась к звонку над головой Героя:

- Давайте, я.

- Не вмешивайся, - тихо приказал Герой.

Бедная жена еще попыталась исправить систему, но наконец сдалась.

Сквозь дверь было слышно, как на посту загудела сирена - вроде той, что сигнализирует о покушении на угон авто.

Ответа долго не было.

- Шляется, - констатировал сосед.

- Ну, Левушка, ее могли в другую палату позвать. Тоже больные там.

- А мне больно!

"Что такое?" - послышалось наконец из динамика.

- Да вот раствор не проходит.

Пришла Надя, самая сердечная здесь сестра.

- Чего вы так долго? Больно же!

Надя не стала ни оправдываться, ни заявлять: "Вас тут много!" Она деловито занялась трубкой.

- Видите, тут нажать - и пойдет. Уже пошло. Легче стало?

- Да. А то так больно было!

Герой и раньше не был в восторге от тщеславного культуракадемика, теперь же стал презирать его окончательно. Больно - так и молчи! Это твое чисто внутреннее дело.

Встать бы и выйти в коридор, чтобы поговорить спокойно с Джулией и Любкой, но встать-то он пока и не мог.

- Тебе-то как - сильно больно? - поинтересовалась Любка.

Жаловаться Герой не собирался - тем более на фоне жалкого соседа.

- Соответственно масштабу операции. Даже неприлично было бы, если бы изъяли почку, а я бы и не почесался. Всё по правилам игры.

- Здешний профессор Комлев - лучший специалист в городе, я узнавала, сообщила Джулия. - Если бы не лучший, надо было бы переводиться, а так - лучше здесь.

Ясно, что она косвенно объяснила, почему не настояла на отдельной палате. Герою такие объяснения были не нужны. Если бы он сам мог расплатиться за себя, конечно, лучше бы не слышать соседское нытье, но на содержание к Джулии он пока не пошел. Пока еще всё в рамках дружеских или любовных забот.

Говорить после операции было особенно не о чем, и Джулия перешла к заботе действием.

- Ты про точечный массаж читал? На всякий орган есть своя точка. На ступне их особенно много.

И она принялась нажимать на пальцы ноги, потом на ступню. Это было приятно. Лежать расслабленно и чувствовать, как чужие руки хлопочут над тобой. Женские.

Любка решила внести свой вклад.

- Пить хочешь? Мы тут не сговорились, много соков нанесли. Ты не поднимайся, тебе будет больно, я напою.

При такой заботе оставалось разве что спеть: "Лежу на койке, как король на именинах!.."

- Вы как - на ночь останетесь? - поинтересовалась стоическая жена соседа.

Джулия вопросительно посмотрела на Героя.

- Не надо вам, - решил он. - Чего тут делать? На меня трубок не навесили.

- Он говорит - не надо.

- А я останусь. А то опять засорится. Сестра ночью через полчаса бегать не будет. Тут все или жены дежурят, или сиделку нанимают, кто одинокий. Триста за ночь. Наших тысяч. Так, может, десять ночей понадобится. Мы не можем такого позволить. Устану, подремлю в коридоре.

Герой кстати вспомнил, что наскрести на грамоту и медаль из Кембриджа тщеславный академик смог. Кажется, двести пятьдесят баксов. Сколько это в наших тысячах? Догадливые ребята сидят в Кембридже.

После приятных процедур Любка вспомнила о главном:

- Тебе уже сказал доктор, чту они вырезали? Какую опухоль, какого типа?

Сформулировать прямо: "Злокачественную или нет?" - Любка не решилась.

- Вскрытие почки покажет. Это называется: гистология. Заключение экспертов несколько откладывается.

Ему захотелось чихнуть, но при малейшей попытке шов отозвался острой болью. Оказывается, человек чихает всем телом, и разрезанные мышцы запротестовали. Он подергался-подергался, но все-таки чих удержал. Никогда и не догадаешься заранее, с какой стороны возникнут сложности.

- А вы хирургу платили? - интимно спросила жена культуракадемика. - Мы заплатили пятьсот.

- Может, надо было? - забеспокоилась Джулия. - Так полагается?

- Как видишь, он и без платы меня не зарезал, - усмехнулся Герой. - Вовсе не надо.

- И кровозаменитель покупали, и бинты, и катетеры, и кровь мы с сыном сдали на случай переливания, - перечисляла озабоченная женщина. - Бесплатная больница считается, а все равно обошлось нам!

- Вот видишь, а нам не обошлось, - с удовольствием подвел итог Герой. Никто ничего не просил: ни крови, ни заменителя.

Он подумал, что здесь сразу вычисляют, кто из пациентов угодлив и слабохарактерен - с тех и дерут. А в нем почувствовали достоинство и крепость характера. Но аттестовать себя таким образом он не стал.

- Ну что, может, все-таки остаться? - усомнилась Джулия.

- Зачем?

- Затем, что утку подать или судно! - нараспев, объяснила Джулия. - Ясно же: ничто человеческое не чуждо и после операции.

- Ничего, мне велено не залеживаться. Надо вставать, чтобы не было спаек. Обвязаться полотенцем, чтобы подкрепить шов, и вставать. Теперь система активная. Да и прочистили меня перед операцией, к твоему сведению.

- Я подам, если что, - заверила жена соседа. - Неужели не подам? Мне-то не уйти с этой системой.

Пришла Надя с вечерним уколом.

- Ну, что предъявите мне? Попу можете?

Герой попробовал и понял, что даже на бок ему не повернуться: при малейшем напряжении боль оказалась в десять раз хуже, чем при попытке чиха.

- Куда-нибудь в бедро, ладно?

Надя уколола в бедро.

Так что этой ночью ему вряд ли удастся встать. Но признаваться он не желал.

- Идите-идите, все нормально.

Дамы ушли наконец. Надо было спать. Рядом сосед пилил жену шепотом: чтобы не мешать. Но шепот мешал почему-то даже больше, чем громкий разговор.

Герой лежал и наливался раздражением. На все сразу - на то, что этот слизняк жалуется, на то, что изводит скромную женщину, которая ответить не может или не хочет по доброте, на то, что на глупые регалии деньги у него есть, на то, чтобы платить зачем-то хирургу, а на сиделку - нет. "Догадливые ребята сидят в Кембридже", - подумал снова. Неужели здесь у нас нет таких же догадливых ребят?! Когда столько простаков жаждет почестей! Академик культурологии объявился! Да и все вокруг вдруг стали академиками: "Академия Технических Наук", "Академия Акмеистики", какой-то неведомой, "Петровская Академия", "Театральная Академия", "Гуманоидная Академия" - а может быть, "Гуманитарная". Филя недавно хвастался, что он теперь тоже академик - купил себе титул, кажется, в "Академии Моральных Изысканий".

Тут-то и явилась мысль. Идея. Или, современно выражаясь, бизнес-план. Надо организовать еще одну академию - и стричь вступительные взносы!