Примус - Михаил Чулаки

Он вернулся в свою первоначальную палату, положил в тумбочку взятый было оттуда плейер, сверху на салфетку веером разложил газеты. Поместительное, оказывается, сооружение - эта простая тумбочка!.. И сообщил, не в силах сдержать радость победы:

- Меня хотели перевести в другую палату, но я решил остаться здесь. Надеюсь, вы не против.

- Ну, раз отдельный номер-люкс с ванной и телефоном ваша дама вам не купила, оставайтесь. - Ну не давал самозваному академику покоя призрак палаты-люкс. - А мне прислали из Кембриджа бумагу, что я избран человеком года, так за грамоту и медаль двести тоже баксов надо было заплатить. Так то за год, а регалии вообще на всю жизнь, а не за один день.

- Ну, и заплатили? - поинтересовался крайний сосед.

- Заплатил. Чтобы было что внукам показать. А то ведь и не поймут, кто есть кто их дед.

Герой только усмехнулся, но промолчал: знал он, как делаются эти "люди года". Ловкие люди круглогодично ловят простаков.

- И диплом, и медаль, и статью в газете. Вот, у меня с собой. Я Костюков Лев Иванович.

Ловкие люди ловят простаков, в том числе и газетчиков. Газетчики - такие же люди, не умней других... Ну что ж, Герой сам этого захотел: слушать в этой палате похвальбу культуракадемика. Зато тумбочка есть. А разговоры в той двенадцатой палате, наверное, и похуже - про больные простаты.

По трансляции объявили ужин. Герой сразу сорвался, чтобы быть первым у раздачи. При полном безделье и неподвижности у него почему-то сохранился аппетит. А даже, пожалуй, и приумножился. Он быстро поел, а в столовую еще тянулись сгорбленные старцы и старухи. И это ведь не самые тяжелые здесь больные. Самые тяжелые лежат. Герой поспешно ушел к себе. Между приемами пищи эти убогие обитатели больницы малозаметны, а каждый поход на кормежку оборачивается парадом немощей. Не хотел бы он дожить до такого состояния. Куда лучше умереть вовремя, чем мучиться самому и мучить близких.

Едва он поужинал, появилась Джулия. Герой уже пережил свой скромный триумф и ничего рассказывать не стал: смешно бы выслушивать со стороны, какая это победа - отвоевать право на тумбочку.

- Напрасно ты поел. Я тебе тут принесла. Клялись мне, что совсем свежие!

В глянцевой коробке оказались тарталетки с лососем, корзиночки с затейливым салатом объемом на два откуса. На повсеместно распространившися в последние годы угощениях стоя, фуршетах то есть, он всегда съедал такие узорчатые закуски во множестве. Герой с удовольствием взял красивую тарталетку - и с трудом заставил себя прожевать ее и проглотить. Ему, как ни странно, сделалась уже привычной постная больничная пища: каши, пюре, паровые котлеты и вареная рыба, чего дома и в гостях он не ел годами: дома он всегда обильно пользовался кетчупами и майонезами. И вот привычная недавно кулинарная фантазия показалась неестественной, неприятно кислой и острой - почти опасной.

- Съешь еще! - потчевала Джулия.

- Не могу. Только что напихался.

Объявлять о непонятной перемене своих вкусов Герой не стал.

- Ну и напрасно. Ты же знал, что я приду. Ну, что говорят врачи?

- То же самое. Диагнозам приличествует постоянство.

- Кажется, это единственное постоянство, на которое ты способен.

Герой не стал ни возражать, ни соглашаться: втягиваться в окололюбовные разговоры ему не хотелось. А с другими темами было туго.

- Ну как дела? Есть спрос на евроремонты? - спросил он без интереса.

Джулия приняла вопрос всерьез:

- Летом всегда конъюнктура оживляется. Люди уезжают на дачи и ремонтируют пустые квартиры. Если бы не конкуренция. Все лезут ремонтировать. Какие-то дикие бригады бродят: армян, узбеков. Даже чеченцы туда же. Скоро к нам негры приедут тоже.

- Собрать бы всех конкурентов да сжечь, - мечтательно посоветовал Герой.

- А что ты думаешь - приедут и негры и китайцы, если всех пускать! Я вот недавно в Париже была: там черных больше, чем французов. Зато ко мне там на каждом углу клеились. Потому что белая женщина - уже редкость. А через сто лет, говорят, по статистике все станут черными. А другие сосчитали, что через сто лет как раз конец света: кончатся вода и воздух. И астрологи, между прочим, давно уже сказали. Я разных пророков соединила, и получается, что все правильно: если на свете останутся одни черные, так такого света и не жалко. Самим черным не жалко. Зачем, скажи, они к нам лезут? Жили бы в своей Африке, я вовсе не против. Каждый должен жить на своем месте, а не лезть к чужим. Квартиру-то каждый запирает и не позволяет соседям к себе лезть, а в чужую страну лезть почему-то можно. Пусть сидят у себя, а нам не мешают!

Герой не хотел втягиваться в эту тему. Вроде и неприлично быть расистом, но против простого довода: пусть каждый живет в своем доме, а не лезет в чужой, - тоже возразить трудно. А Джулия рассуждает просто, ей на условные приличия наплевать, она меряет жизнь деньгами, а не идеями: отнимают у нее незваные конкуренты доходы, значит, она должна ненавидеть конкурентов.

- Царапину на своей телеге заделала?

- Да, отлично! Совсем не видно. Твою тоже сделали, но я думаю, оставь себе "сабку" а старье твое толкнем.

- Разница получается, - неуверенно возразил Герой.

- Не бери в голову. "Сааб" этот тоже дешевый - не "феррари"

- "Феррари" вспомнила. Может, ты и "формулу" смотришь? За кого болеешь? За Хилла или Вильнева?

- Смотрю, если время есть. Отличные ребята гоняются. Мне больше всех Сенна нравился. Пока не погиб. Это был парень! Почему-то такие и гибнут. А без него скучно.

Вот и неожиданный общий интерес обнаружился. И вообще, Герой был рад, что она приходит. У культуракадемика второй день никого не видно: печальное положение. Похоже, даже статья с "человеком года" не прибавила его потомкам почтения к деду. А жены почему не видно? Плохо быть заброшенным в больнице.

Герой проводил Джулию до лифта и признательно поцеловал. Почти нежно.

А на обратном пути достал из холодильника коробку с тарталетками и поскорей передарил их очередной сестре, Соне. Та было сомневалась, и Герой подумал, что она боится просроченности продукта: дескать, он дарит по принципу: "что мне не гоже".

- Берите, Сонечка! Совсем свежие, честное слово. Моя жена только что принесла, просто не идет у меня. Вот тут дата есть - сегодняшние!

Соня еще колебалась:

- Я никогда не кушала таких.

- Тем более! На всех приемах сейчас едят. Приобщитесь к светской жизни!

- Ну, если к светской, - засмеялась она. - С чаем скушаю на ночь.

Избавился. А что объяснил: "жена принесла" - просто для краткости и понятности. Не посвящать же Соню в свои сложности.

Вечером, когда совсем улегся - а ложился он здесь непривычно рано, еще десяти не было, - вспомнил он снова о повести забытого автора, некогда читанной им в столь же забытом журнале. Его там один момент поразил. Герой романа, который исповедуется читателям, спрашивает вдруг: "Почему Я - это Я?"

Нелепый вопрос, на первый взгляд. Но если вдуматься: ведь можно было родиться кем-нибудь другим. Простейший случай: не встретились бы его родители - существовал бы Герой Братеев?! А если бы существовал, каким бы он был?!

Но даже не в этом дело. Не в генах, полученных от родителей. В университете была военная кафедра, и однажды в летнем лагере ребятам дали посидеть в танке. Героя тогда поразила - узость обзора. Сквозь смотровую щель совсем мало что видно. Были бы такие щели в обычных машинах, они бы постоянно бились друг в друга, а уж пешеходов давили бы как кроликов. Так вот, каждый заперт в себе самом, словно в танке, у человека очень узкая смотровая щель, через которую он видит мир. Очень узкая и у каждого своя. Джулия негров не очень любит, а у всякого негра своя смотровая щель, он помнит свои обиды - и ему с Джулией никогда не договориться и не понять соседа по планете.

Но и не в этом даже дело.

Какая-то коренная непонятность в самом существовании этих отдельных взглядов. Вот если бы поверить в Бога, Герой представил бы себе такого Создателя мира, Который, будучи бестелесен, не может видеть жизнь, не способен ощущать Сам по Себе, и все живые существа - суть Его конечные органы чувств. Таким способом Он воспринимает жизнь во всей полноте. Он одновременно чувствует и за льва, и за ту газель, за которой лев охотится. И эта всеобщая полнота восприятия наполняет Его существование, придает смысл. Богу нужны эти миллиарды одновременных ощущений, как наркоману очередная доза. Миллиарды ощущений складываются в единый мираж, без которого Ему тоскливо и невыносимо.

Ну что ж, на месте такого Бога жить интересно. Вот уж кто Первый, Primus, и никаких равных, pаres, рядом нет и быть не может. Но тем ничтожнее каждое нервное окончание, конечный орган чувств, с помощью которого Он воспринимает мир во всей полноте! Равно Ему безразличны все, Он ни на чьей стороне, как безразличны человеку отдельные его клетки: одни отмирают, другие нарастают на их месте - человек этого не замечает. И Богу безразлично отмирание бесчисленных органов Его чувств - отдельных существ, по человеческим понятиям.