Черный бриллиант Соньки Золотой Ручки - Анна Князева

– Завтра, Иван Иванович, поздно будет. Завтра нам уже ничего не сыскать. – Антон Максимович Головин вошел в подъезд Мясницкого участка полиции. Придержав саблю, Сорокин поднялся на две ступеньки и тоже вошел туда.

Участковый пристав полковник Покровский встретил их участливо и предложил посильную помощь.

Расположившись на деревянном диване, Головин рассказал о своем деле.

– Нам, любезный Кузьма Ильич, проводник нужен, знающий человек. Так, чтобы Хитров рынок и местные трущобы, как «Отче наш», знал.

– Есть такой. – Полковник встал, прошел до двери и, приоткрыв ее, негромко сказал: – Позовите городового Кулагина.

Через минуту явился младший унтер-офицер, седой мужчина огромного роста.

– Твое сегодня дежурство?

– Уже отстоял, ваше высокоблагородие. Теперь – на подчаске[14].

– Вот тебе поручение, сопроводи господина пристава в «Свиной дом». С вами пойдет надзиратель.

– В «Свином доме» – места трущобные, темные, народищу много. Надобно знать, кого нужно сыскать.

Полковник указал на пристава:

– Его высокоблагородие скажет.

Головин уточнил:

– Искать нужно женщину, лет двадцати пяти. Фигура – стройная, среднего роста, волосы русые, карие глаза, на щеке – бородавка. Этим днем она приехала сюда на извозчике. И, что немаловажно, мошенница одета как дама из общества.

– В квартиры с нумерами нужно идти.

– Мошенница похитила футляр с драгоценностью, – сказал Головин.

– Могу выполнять? – Отдав честь полковнику, Кулагин вышел из комнаты: – Пожалуйте за мной на Хитров.

В сопровождении городового пристав Головин и надзиратель Сорокин спустились по улице к рыночной площади и вплотную приблизились к трехэтажному доходному дому с острым углом.

– Местные зовут его «Утюгом», – сказал Кулагин. – Но, чаще – «Свиным домом». С ночлежника здесь берут пятачок. Меблирашки[15] стоят дороже – двугривенный за ночь. Народ разношерстный. В меблирашках все больше шулера, барышники, аферисты. В ночлежках народец поплоше: налетчики, бандиты и нищие.

– Ад – пуст, – проронил Головин. – Все черти здесь.

В тусклом керосиновом свете одинокого фонаря был виден серый фасад здания и грязные окна с пестрыми занавесками. Из трактира-низка[16] доносились пьяные песни.

Они вошли в дом и двинулись по лабиринту коридоров, лестниц и переходов. Ни на одном этаже не было освещения. Городовой остановился и вдруг забарабанил кулаком по двери у лестницы:

– Открывай!

За дверью послышались быстрые шаги и захлопали окна.

– Бегут, дьяволы! – Городовой еще раз постучал кулаком: – Это Кулагин! Не бойтесь! Не трону!

Дверь отворилась. Худой ночлежник в одной грязной рубашке посветил свечой городовому в лицо:

– Напугал, Степан Федотыч.

– Ты мне и нужен.

– Нешто других у вас нет?

– Говори, Червяк… Приезжала сюда дама в приличном платье?

– Сегодня?

– Днем.

– На извозчике?

– Именно так.

– Молодая?

– Двадцати пяти лет.

– Степан Федотыч, не погубите. Я скажу, а мне завтра пером под ребро. Нешто других у вас нет, кто расскажет?

– Договоришься у меня, вот сейчас в морду получишь! – Городовой сунул под нос Червяку здоровенный кулак.

Тот опустил голову и признался:

– Видел. Приехала на извозчике.

– Где она?

– В двадцать восьмом номере у шулеров обитается.

– Живи покуда, Червяк. И смотри у меня! – Городовой снова погрозил кулаком.

Все трое поднялись на верхний этаж, где хоть и тускло, но был освещен коридор. Городовой обернулся, не доходя до нужного номера:

– Ваше высокоблагородие, товсь!

Головин расстегнул кобуру и нащупал наган, Сорокин вытащил саблю.

Кулагин встал напротив двери и со всего маху двинул ее плечом. Дверь с первого раза не поддалась, но второй удар вынес ее с петель.

– А ну не балуй! – Городовой вломился в комнату. – Не балуй, говорю!

Он подбежал к распахнутому окну и глянул вниз. Головин тоже заглянул в темноту и увидел двоих мужчин, пересекающих двор.

– По водосточной трубе спустились, мошенники.

Околоточный надзиратель окликнул их:

– Господин пристав, попрошу вас сюда!

Головин поспешил к нему и, оказавшись в другой комнате, увидел молодую даму в домашнем платье. Она замерла у стола, на котором закипал самовар, стояли три чашки, а на блюдцах лежал сахар и хлеб.

Подоспевший Кулагин остановился за спиной участкового пристава.

– Она! – убежденно сказал он и перечислил: – Стройная, среднего роста, русые волосы и бородавка при ней.

– Сударыне угодно предъявить документы? – любезно спросил Головин.

– С кем имею честь? – с вызовом спросила она.

– Участковый пристав Антон Максимович Головин. Готовы ли вы представиться нам?

Дама встала, прошла к обшарпанной шифоньерке[17] и вынула из нее документ:

– Вот, прошу.

Головин развернул бумагу:

– Блювштейн Софья Ивановна… – Он поднял глаза: – Верно ли то, что в преступной среде вас называют Сонькою Золотой Ручкой? – Не дождавшись ответа, он отдал приказ: – Немедля все обыскать!

Кулагин взялся за дело, к нему подключился Сорокин. Спустя пять минут ими был обнаружен и предъявлен приставу ювелирный футляр красного бархата. Головин показал его Соньке:

– Вещь принадлежит вам?

Она молча пожала плечами.

– Так чья же она? – снова спросил Головин.

– Мне почем знать.

Пристав открыл футляр, заглянул в него и на глазах побледнел.

– Желаете сделать вопрос? – с издевкой спросила Сонька.

– Извольте сообщить, где драгоценный камень, который был в этом футляре.

– Его там нет? – беспечно спросила она.

– Укажите, где спрятан бриллиант. Чистосердечным признанием вы можете облегчить свое положение.

– Не знаю, про что говорите.

– Могли шулера утащить, – догадался городовой Кулагин.

– Иван Иванович! – Головин не отрывал глаз от мошенницы. – Найдите любую особу женского пола и приведите сюда.

– Слушаю!

Околоточный надзиратель вышел из номера и скоро вернулся с потрепанной дамой неясного возраста. Головин велел ей обыскать Соньку. Та обыскала, однако ничего не нашла, кроме нескольких ассигнаций, спрятанных за корсажем.

Сорокин и Кулагин еще раз проверили комнаты. Все перевернули, но черного бриллаанта «Нуар Де Ла Рош» не обнаружили.

– Что ж, сударыня, собирайтесь. – Головин приказал надзирателю: – Арестуйте и препроводите даму в участок. Завтра же предъявите ее Ферапонтовой.

Уходя, Сонька погрозила обыскавшей ее особе:

– А ты, Лоретка, чаю не пей и сахар не тронь!

Глава 18

Фальсификация

В десять часов утра в кабинете Сергея Дуло раздался вежливый стук.

– Войдите!

Дверь открылась, и на пороге появился Евсеев.

– Ну что? – грозно спросил Сергей. – Почему прячетесь от меня?

– Ничего я не прячусь. Вы сказали прийти, я пришел.

– До этого мне пришлось тридцать пять раз позвонить.

– Вот я и явился.

– Садитесь.

Дождавшись, пока Евсеев пройдет и сядет на стул, Дуло сообщил:

– Есть версия, что гранатометный обстрел ресторана могли организовать ваши компаньоны по бизнесу. В чем суть ваших разногласий?

– С компаньонами? Уже ни в чем.

– Что это значит?

– Я вышел из состава учредителей фирмы.

Сергей поинтересовался:

– Насколько давно?

– Месяца четыре назад.

– С чего это вдруг?

Евсеев спросил:

– Вам известно, что мне угрожали?

– Видел ваше заявление. Вы написали его в прокуратуру полгода назад, – заметил Сергей.

– Я решил не искушать судьбу и отдал им все, что просили.

– Значит, у них нет оснований для того, чтобы захотеть вас убить?

– Никаких.

Сергей что-то отметил в блокноте.

– Теперь о вашей любовнице…

– Имеете в виду Ольгу Козлову?

Дуло усмехнулся:

– У вас их несколько?

– Не нужно язвить, – обиженно заметил Евсеев. – Вижу, к чему клоните. Ее бывший муж не стал бы расстреливать нас из гранатомета.

– А почему вы так в этом уверены? – удивился Сергей. – И почему назвали его бывшим?

– Ольга развелась. И, кстати, с позавчерашнего дня мы с ней женаты.

– Дайте мне пропуск! – Сергей протянул руку и, расписавшись, сразу вернул. – Свободен…

Евсеев не заставил себя уговаривать, в следующее мгновение его уже не было в кабинете.

Дуло поднял трубку:

– Нина Витальевна, можешь зайти?

Курочка явилась с объемной папкой в руках. Сергей недовольно спросил:

– Что это?

– Вы же просили копии документов по делу Шешеля.

– Здесь все по взрыву его машины?

– Все.

– Сама просмотрела?

– Конечно.

– Что можешь сказать? На что обратила внимание?

– На то, что обгорелое тело Шешеля опознавала только жена. В протоколе написано: она узнала его по залысинам.