Постигая живое слово Божие - Герхард Хазел

3) была устранена большая часть, то есть применительно к меньшей сохранившейся части;

4) кроме того, она может обозначать некое целое без утраты какой-либо части[14].

Слово «остаток» может выражать как полную незначительность или ничтожество, так и огромную потенциальную возможность жизни и существования, присущую этому остатку независимо от его величины. Например, пророк благовестия Исаия говорит об остатке применительно к той части Израиля, которая сохранилась после обрушившейся на него разорительной войны, не имея, однако, в виду, что это был Богом избранный остаток (Ис. 1:4 — 9). В других местах Исаия говорит о совсем другом остатке, имея в виду людей подлинной веры, прошедших сквозь очистительный огонь божественного наказания и сохранившихся как эсхатологический остаток с присущей ему святостью (Ис. 4:2 — 8; 6:13)[15].

Изучая эти разные аспекты в соответствующих контекстах, мы становимся перед необходимостью исследования идеи «остатка», выраженной другими еврейскими словами во всей совокупности их связей (такими словами, как palat, malat, yathar, sarid, ‘aharith)[16]. Любой человек, незнакомый с языком оригинала, может сделать это посредством указателя «Young’s Analytical Concordance to the Bible».

Это исследование выявит наличие трех основных типов остатка, известных в Писании. Первый можно назвать «историческим остатком»; он состоит из тех, кто пережил катастрофу, независимо от степени их религиозности и верности. Второй тип можно назвать «верным остатком». От первого он отличается истинной верой, которая связывает его с Богом. Он представляет собой религиозно-духовную часть национального организма (Израиль) или религиозную (евреи или христиане), существующую до проявления смертельной угрозы. Этот остаток людей, живущих верой, несет в себе все обетования народа Божья, представленные в Библии. Третий тип, которому лучше всего подходит наименование «эсхатологический остаток», состоит из остатка, живущих верой людей последнего времени, прошедшего через страдания последних времен и победоносно восставшего в день Господень, дабы принять вечное царство.

А теперь коснемся двух новозаветных разработок применительно к понятию Церкви остатка. В 9 — 11-й главах своего Послания к Римлянам апостол Павел обращается к проблеме остатка и, цитируя ветхозаветные отрывки[17], учит, что только остаток Израиля «по плоти» спасется (Рим. 9:8; 11:13 — 24), и что уверовавшие язычники, как дикая маслина привиты к новой общине верных. Этот «остаток» людей, живущих верой, (11:5), и является актуальной реальностью, состоящей из евреев и язычников (9:24), «избранных» (11:7) «по избранию благодати» (11:5). Итак, как таковой этот остаток представляет собой Израиль обетования (9:8), истинно духовный Израиль по вере.

В Книге Откровения мы также находим несколько разработок, касающихся идеи остатка(Откр. 2:24; 3:2; 11:3; 12:17; 19:21). Кульминация наступает тогда, когда дракон идет войной против остатка от «семени жены», против «сохраняющих заповеди Божьи и имеющих свидетельство Иисуса Христа» (Откр. 12:17). Этот последний верный остаток последних времен противостоит жесточайшему преследованию зверя, похожего на агнца, и только Сидящий на коне спасает его в то время, как все остальные погибают в этой апокалиптической битве (Откр. 13:11 — 18; 19:21). Победа принадлежит последнему остатку людей, живущих верой, соблюдавших заповеди и веривших в Иисуса. Этот остаток по вере и является тем эсхатологическим остатком, которому Иисус Христос дарует небесное царство.

Эти разнообразные идеи, связанные с библейскими словами, относящимися к понятию остатка, ширятся в форме спиралевидного возрастания от первой книги Библии до последней, являясь как бы ключевой идеей, касающейся верного народа Божья на всем протяжении его истории. Оформление этих идей в контексте катастроф и бед выражает ключевые аспекты библейских понятий наказания, надежды и эсхатологии (конца мира). Учение об «остатке» само по себе является ключевой главой к библейскому учению о Церкви.

Приведенный нами пример с библейской идеей остатка по крайней мере в данном случае, показывает, что для того, чтобы прийти к полному пониманию какой-либо темы, мотива или предмета обсуждения, необходимо учитывать весь библейский контекст в целом. Каждый отдельный элемент в каждой книге Писания способствует пониманию целого.

Итак, мы упомянули несколько видов контекстов, которые в целом можно назвать библейским контекстом в противоположность внебиблейскому контексту (о котором мы скажем позднее). Библейский контекст состоит из:

1) контекста слова в том предложении, где оно находится;

2) контекста предложения в его непосредственной смысловой единице;

3) контекста смысловой единицы в одной библейской книге;

4) контекста библейской книги в рамках всех книг Писания.

В спектре перечисленных отношений контекст представляет собой определенные части предложения, само предложение, смысловую единицу или параграф, а также книгу в рамках ее более широкого и непосредственного библейского окружения, определяющего ее значение. В особом смысле слова мы можем сказать, что Писание в данном случае само истолковывает себя. Причина состоит в том, что первичный контекст и окончательная норма (от мельчайших слов до всего Писания в целом) всегда остается Писанием, причем исключительно в силу того факта, что Автором Библии является Бог, а богодухновенные писатели являются только вторичными авторами.

СЛОВА И ПРЕДЛОЖЕНИЯ В РАМКАХ ВНЕБИБЛЕЙСКОЙ СРЕДЫ

В этой связи мы поднимаем проблему внебиблейского контекста: какое влияние оказала на Библию ближневосточная культура древних времен и то окружение, в котором жили библейские писатели. Вопрос культурного фона Библии в контексте древнего мира становится проблемой крайней важности. В первой главе мы отмечали, что классическая либеральная теология, отрицая богодухновенность Библии[18], разработала так называемый критико-исторический метод исследования, с помощью которого Библию толковали с тех же позиций, как и любой другой древний документ, то есть на основании ближневосточного древнего культурного фона[19]. Неоортодоксальная теология широко восприняла эту аксиому[20].

В виду такой ситуации (да еще с полуторавековой практикой археологической работы на Ближнем и Среднем Востоке) каждому исследователю Библии необходимо серьезно ознакомиться с целью и функцией той огромной и ценной информации, которая касается ближневосточных древних языков, религий, политических и социальных структур, а также различных типов культур. Эта информация оказала глубокое влияние на толкование Библии, однако характер ее использования в конечном счете определяется концепцией толкователя по отношению к Писанию (в том, что касается его природы, происхождения и функции).

Метод сравнительно-исторического изучения религий

В библейских исследованиях термин «параллеломания» был принят для того, чтобы охарактеризовать попытки некоторых ученых согласовать почти каждую деталь библейской истории с культурой древнего Ближнего Востока (например, повествование о творении, о потопе, праздники израильтян и их жертвоприношения, ветхозаветные законы). В начале века, к примеру, так называемая панвавилонская школа, возглавляемая Хуго Винклером, Фридрихом Деличем и Альфредом Иеремией, пыталась показать, что в содержании Ветхого Завета нет ничего такого, что не было бы всего лишь слабым отражением идей вавилонской духовной культуры[21]. Эта школа породила феномен, известный под названием «вавилонско-библейского спора», разразившегося между теми, кто утверждал, что в Ветхом Завете нет почти ничего нового, и теми, кто горячо это оспаривал. Защитники Ветхого Завета отстаивали оригинальность Библии и возраждали против теории превосходства вавилонской религии над библейской[22]. Несмотря на то, что крайности панвавилонской школы со временем были сглажены, в науке утвердился сравнительный подход к изучению Ветхого и Нового Заветов, известный под именем «школы сравнительно-исторического религоведения». Сравнительный метод исследования существует до сих пор.

С точки зрения сравнительно-исторического религоведения предполагается, что «история Израиля «представляет собой естественное развитие человеческих институтов и мышления от примитивных форм к более высоким. Впоследствии в исследованиях по Ветхому Завету… «религия Израиля· осмысляется в развитии и в натуралистических терминах»[23]. Это верно и в отношении к исследованиям по Новому Завету[24], где он без оговорок рассматривался в свете исторического развития его эпохи. «Этот критический метод таким же образом направлен и на синоптические Евангелия, на Послания апостола Павла, на Евангелие от Иоанна с учетом нормальной эволюции и методологической трактовки новозаветного канона в целом»[25]. В последние десятилетия многие ученые стали вести себя более осторожно, однако метод сравнительного религоведения до сих пор остается весьма действенным и широко применяется.