В поисках потерянного звука. Экспериментальная звуковая культура России и СССР первой половины ХХ века - Андрей Владимирович Смирнов

директором Музо (отдел музыкального образования Комиссариата просвещения). Это была бывшая частная квартира А. К. Ушакова на улице Пречистенка. Леонид Сабанеев впоследствии вспоминал:

«Только что назначенный управляющим Музо Борис Красин чрезвычайно сочувствовал этой идее. Это был очень милый и симпатичный человек, музыкант очень слабый, но любивший музыкантов и артистов и их компанию, приятель всех “великих” артистов — и удобный тем, что он был брат Леонида Красина, друга и соратника Ленина (отчего его прозвище в Москве было “наркомбрат”), и потому имел связи и некоторое влияние в Кремле.

Он выхлопотал для ГИМН помещение в просторном и даже роскошном особняке А. К. Ушкова на Пречистенке. В доме этого Ушкова сам Красин обитал и, желая сделать услугу Ушковым, которые решили покинуть Россию, обещал устроить так, чтобы их дом был устроен в “чистые руки” для какого‐нибудь приличного учреждения»[179].

Спустя несколько месяцев, из‐за отсутствия доступных квартир в Москве, комиссар просвещения Анатолий Луначарский передал это здание американской танцовщице Айсидоре Дункан после ее прибытия в Россию в июле 1921 года, и ГИМН был перемещен в другое здание по адресу Большая Дмитровка, 7.

Сабанеев вспоминал: «Я пытался как мог защитить наше “достижение”, ездил ко всем возможным “властям предержащим”, к Малиновской, к Марье Ильиничне Ульяновой, сестре Ленина, чтобы она подействовала на Ленина.

Марья Ильинична, женщина типично “нигилистической” наружности, очень скромная и, по‐видимому, милый человек, поручение мое исполнила, но сказала, что брат ей ответил так: “Дункан мне совершенно не нужна, пусть Луначарский ­выпутывается как ­хочет — это была его фантазия: завлечь Дункан в Россию”. Но тем не менее моему ГИМНу было дано правительством помещение, которое по странной игре судьбы оказалось той самой квартирой на Б. Дмитровке, где я провел почти все свое детство. В компенсацию же за “понесенные тревоги и замедления” мне был прислан почетный билет для посещения “Храма танца” Дункан в любое время дня (и ночи — возможно, но об этом не упоминалось)»[180].

Совет ГИМН. 1925. Николай Гарбузов — четвертый слева. Воспроизводится по изданию: Пять лет ГИМН. М., 1926

В штате ГИМН и в качестве внештатных сотрудников работали музыканты, психологи, врачи, физики, среди которых В. А. Багадуров, Е. Ф. Витачек, М. В. Иванов-­Борецкий, М. Ф. Гнесин, А. Б. Гольденвейзер, Г. Э. Конюс, С. Н. Беляева-Экземплярская, Л. В. Благонадежина, Е. А. Мальцева, Л. Д. Работнов, С. Н. Ржевкин и др. С ГИМН сотрудничали ведущие ученые того времени — изобретатель Л. С. Термен, психолог Н. А. Бернштейн, композитор А. М. Авраамов, музыковед Л. Л. Сабанеев и др.

Наряду с исторической, теоретической и этнографической секциями, в ГИМН успешно работала физико-техническая секция, в составе которой находилась лаборатория музыкальной акустики.

3.4. Исследовательская работа в ГИМН[181]

С самого начала ГИМН был ориентирован на проведение фундаментальных академических исследований. При институте имелось несколько научно-вспомогательных учреждений: музыкально-теоретическая библиотека, акустическая лаборатория, лаборатория автомузыкальных инструментов, опытно-исследовательская мастерская смычковых инструментов, опытно-исследовательская мастерская народных инструментов, фонографная мастерская и лаборатория метрико-тектонического анализа музыкальных произведений.

Так как одной из задач ГИМН являлась пропаганда музыкально-научных достижений среди широких масс, то уже в первое время его деятельности было устроено несколько публичных заседаний, два из которых были посвящены катодному музыкальному инструменту Льва Термена.

Для производства акустических исследований в лаборатории института в течение первых лет его существования были созданы следующие приборы: акустический стол с перестраивающимися флейтовыми трубками; фисгармония с натуральным звукорядом; четвертитоновая (24‐ступенная) фисгармония с двумя клавиатурами; прибор для записи звука системы Казанского. Николай Гарбузов построил электрический аппарат для изучения явления синопсии (цветового слуха). Сергей Ржевкин — радио-­гармониум (трехголосный осциллятор) на катодных лампах, ставший вторым экспериментальным электронным музыкальным инструментом, созданным в России после изобретения терменвокса, способным генерировать аккорды в любой темперации. Петр Зимин специализировался в области инструментоведения — музыкальной органологии, а также являлся инициатором изучения живой фортепианной игры при помощи микрометрического анализа и расшифровки лент, аналогично исследованиям Евгения Шолпо в Ленинграде. Леонид Сабанеев проводил исследования музыки А. Н. Скрябина, синестезии, «цветного слуха» и микрохроматики, предложив 53‐ступенную равномерно-темперированную систему с проектом гармониума и четырех-мануальной клавиатуры. Э. К. Розенов предложил натуральную обертонно-унтертонную 17‐ступенную модуляционную систему с проектом гармониума с тремя мануалами и ­транспозиционными приспособлениями, а также передвижную 28‐ступенную терцквинтовую модуляционную систему с проектом клавиатуры и передвижного вала для транспозиции. Павел Лейберг исследовал природу комбинационных тонов и биений, в то время как Александр Самойлов занимался расположением музыкальных интервалов на линии, на плоскости и в пространстве, измеряя интервалы в тысячных долях октавы, полагая, что строение пространственной решетки интервалов имеет те же особенности, что и строение пространственной решетки кристаллов.

Студия ГИМН. Москва. 1920-е. Воспроизводится по изданию: Пять лет ГИМН. М., 1926

Работа физико-технической секции происходила в двух комиссиях: по музыкальной акустике и по музыкальному инструментоведению. Часть исследований касалась вопросов записи и анализа звука, а также проблем создания и оценки новых музыкальных систем. В числе прочитанных докладов следует упомянуть следующие: Э. К. Розенов «Обзор работ Комиссии по разработке новых тональных систем»; «Анализ темперации от 12 до 48 ступеней по способу Римского-Корсакова»; П. Б. Лейберг «О гармониуме 41‐ступенной темперации»; П. Н. Ренчицкий «24‐звуковая равномерная музыкальная система, как расширение общеупотребительной темперации» и «Возможные акустические истолкования приемлемости гармоний новейшей полутоновой и четвертитоновой музыки».

Гармониумы в натуральном и ультрахроматическом строе, использовавшиеся А. Авраамовым. Студия ГИМН. 1920‐е. Воспроизводится по изданию: Пять лет ГИМН. М., 1926

Из работ по музыкальной акустике и теории музыки на коллоквиумах были прочитаны доклады: А. М. Авраамов «Детемперация музыки», «Ультрахроматизм», «Универсальная система тонов», С. Н. Ржевкин «Обзор современных работ по анализу звука», В. С. Казанский «Запись кривых и анализ звука» с демонстрацией прибора докладчика. И. Е. Орлов изложил результаты своих опытов с катодным гормониумом С. Н. Ржевкина и сделал доклады «О наиболее низком комбинационном тоне», «О гармониеобразующей функции шумовых призвуков», «О биениях, как основе современной гармонии».

Также прозвучали доклады Н. А. Гарбузова, который стремился найти акустическое обоснование ладовым и гармоническим явлениям. Е. В. Новицкий провел исследование унтертонов: путем интересно задуманных и остроумно выполненных опытов с камертонами и струнами молодому исследователю удалось выяснить природу унтертонов и с достаточной убедительностью доказать, что унтертонная теория Римана не имеет под собой научного обоснования.

Осенью 1923 года была проведена реорганизация ГИМН. Задачи, стоявшие перед ним соответственно его новой (с начала 1924 г.)