Глубинка - Артур Гафуров

А на следующее утро шум мотора и лай Агата известили меня о приезде гостей.

— Я школу прогуляла, — деловито сообщила Аня, слезая с мотоцикла. — И дома есть нечего.

Едва ли она нуждалась в моих нравоучениях о важности и необходимости получения образования, поэтому я просто предложил ей картошки с баклажанами. Она согласилась и съела почти целую сковородку, то есть все, что у меня было. Лишь доев, спохватилась:

— Ой, у тебя же, наверно, еды мало?

— Не мало, — успокоил я. — Меня брат хорошо снабжает. Тем более, я баклажаны не очень люблю.

— Спасибо.

— А почему у вас дома еды нет? Брат тебя не кормит?

— Он? Нет, если он продукты покупает, я готовлю. Но он забывает иногда.

— А напомнить ему сложно? — не понял я.

— Когда он забывает, к нему уже не подойдешь, чтобы что-то попросить — он все равно не услышит, — она так посмотрела на меня, что я сразу все понял и предпочел тему не развивать.

Чай со сладостями пили в полном молчании.

Покушав, мы отправились гулять по деревне. Аня закурила. Оказалось, она уже бывала здесь, но давно, когда Зуево было еще обитаемым.

— Озеро очень красивое, — заметила она. — Мы раньше с мамой сюда приезжали купаться.

Я показывал своей спутнице памятные для меня места и рассказывал истории из детства. Слушая о наших приключениях, смешных и страшных, Аня немного оттаяла.

— У нас тоже всегда компании разные были, и мы тоже играли. И на кладбище тоже ночью ходили. И пушки из запаянных трубок и спичечной серы делали.

— Выходит, «москвичи» не так уж сильно отличаются от остальных людей? — с улыбкой спросил я.

— Так то дети. Дети везде одинаковые, хоть здесь, хоть в Африке, — невозмутимо парировала Аня, и я не нашел, что ей возразить.

Мы катались по озеру на лодке, играли с Агатом, собирали рябину на компот — день прошел незаметно. Вечером, уже садясь на мотоцикл, Аня спросила:

— За то время, что ты здесь живешь… ты не встречался с чем-нибудь странным?

Я тут же напрягся. Не встречался, как же…

— Да нет, вроде бы… А что?

— Да так… ничего. Просто, говорят, над лесом НЛО недавно видели. Ну ладно, пока. Я, может быть, приеду послезавтра.

— Подожди, — я схватился за руль, удерживая мотоцикл. — Кто говорит?

— Да Пашка. Он раньше здесь жил, потом в Толосцы переехал. Я потому и вспомнила, что он тоже из Зуева. Паша хороший, только чудной и пьет много. Больше, чем… остальные. И с сектантами раньше дружил. — Она убрала мою руку с руля. — Мне пора. Если хочешь, я тебе в следующий раз расскажу.

Едва Аня уехала, я пулей кинулся в дом, схватил с полки собранное Андреем «досье» и еще раз внимательно его перечитал. Из семнадцати имевшихся газетных заметок и вырезок четыре были посвящены НЛО.

Через два дня она приехала снова и застала меня за наполнением бани водой. Дело было нетрудным, но долгим и довольно однообразным, поскольку в моем распоряжении имелось всего одно ведро, а топать до колодца было далеко. Увидев Аню, я бросил рутинное занятие в предвкушении общения, но она сходу остановила излияния моей радости:

— У тебя деньги есть?

Признаться, от такого начала я немного опешил, но все равно утвердительно кивнул.

— Будет рублей пятьсот? — я кивнул во второй раз. — Хорошо, давай.

Я отдал ей деньги, и она уехала, ничего мне не объяснив. Вот тебе и пообщались. Минут двадцать я ждал ее, присев на капот укрытой брезентом машины, а потом вернулся к своим делам. Но не к бане. Вместо этого я прибрался дома: тщательно вымел и помыл полы, стер пыль с полок, разгладил покрывала на кроватях, сложил одежду. Идеальный порядок. И даже вдвойне идеальный, учитывая, что все вышеперечисленное я проделывал и вчера. И позавчера.

Наконец, по истечении часа Аня вернулась. За ее спиной висел туго набитый рюкзак.

— Пойдем, поедим по-человечески, а то ты со своей экономией и гордостью скоро совсем отощаешь.

Оказывается, она ездила в магазин и накупила всякой еды. Я был так рад свежему хлебу и сосискам! Пообедали мы по-королевски, скромнее и не скажешь.

После обеда наступило время говорить. Мне не терпелось узнать про НЛО, но начал я, почему-то, с другого.

— Ты опять прогуляла школу? — осведомился я.

— Ну да, — лениво ответила Аня, развалившись на моей кровати (почему из четырех имевшихся в доме она выбрала именно мою?). — Там сегодня не очень интересные предметы.

Поискав, куда бы приткнуться, я устроился на соседней койке, подложив под спину подушку и прислонившись к стене.

— Ты не собираешься после школы поступать куда-нибудь?

— Куда? Разве что в Себеж, в училище. Не хочу говорить об этом. Расскажи мне лучше что-нибудь о Москве. Какая она?

— Москва? — признаться, такого вопроса я не ожидал. — Ну, Москва очень большая и там много людей… И метро есть…

Внезапно Аня рассмеялась.

— Ты бы еще сказал, что там Красная площадь с Кремлем и Останкинская башня. Говоришь таким тоном, словно мне пять лет. Думаешь, я совсем дурочка? Я знаю, что она большая, и что там есть метро. Как там живется?

— Я не думаю, что ты дурочка, — буркнул я. — А живется там так же, как и везде. Кому-то хорошо, кому-то — не очень.

— А тебе?

— Не знаю. Не скажу, что люблю Москву. Она немного бездушная, на мой взгляд. Питер мне нравится больше, но там сыро и редко когда бывает солнечная погода.

— Ты и в Питере был? — я увидел, как у нее загорелись глаза.

— Да, приходилось. Даже жил там какое-то время. Петербург — хороший город, душевный. Впрочем, мне кажется, это личное ощущение каждого человека. Например, у меня есть друзья, которые обожают Москву, знают каждый переулочек в центре. А вот Питер они терпеть не могут, говорят, это мертвый город.

— Хотела бы я побывать в Питере… — задумчиво произнесла Аня.

— Обязательно побываешь, — приободрил ее я.

Но тут же пожалел об этом.

— Не побываю. Я нигде не побываю. Так и сгнию в этих Толосцах.

— С чего ты так решила? Сейчас не Советский Союз, каждый волен жить, где хочет.

— Ага. Где хочет. Я уже говорила Мише: давай уедем — но нет, ему и тут хорошо. А что, родителей нет, на мозги никто не капает — я не в счет. Крыша есть, карьера будет. Платят нормально, даже хорошо по местным меркам. И плевать, что я этих денег не вижу, он их спускает на всякую дрянь, а дома еды нет. Еще и Лопарев… Втянул его в гнилое дело, гадина. Ненавижу.

Она вдруг заговорила, не в силах остановиться, выплескивая все, что так долго, видимо, с самого детства, копилось в ней, скрываясь в незаживающих ранах и неизлечимых увечьях ее души. И раны, и увечья, и боль — я узнал все. Как умирающий перед смертью открывает священнику самые потаенные уголки своей души, так и она поделилась со мной всем тем, о чем так долго молчала. А кому рассказывать?

Безнадежность была ее девизом, приговором и образом жизни. Она не смела надеяться на что-то хорошее — на что можно надеяться, когда живешь в крошечном поселке? Пределом мечтаний было выйти замуж за человека, которых хотя бы не будет ее бить («Но все у нас жен бьют, и как их не бить, когда они такие швали»). Это не жизнь, это — существование. Она рассказала, что хотела уехать, но ехать некуда, она никому не нужна, и за пределами родной деревни ее уделом станет панель или вертеп («А я так не хочу, понимаешь? Но по-другому не выйдет, проходили уже»). И вокруг ни единого просвета, ни единого шанса что-то изменить.

Аня уже не могла успокоиться, она все говорила, выворачивая душу наизнанку. А я сидел, слушал ее и размышлял: сколько таких же вот Ань обитает на просторах нашей огромной страны, и сколько из них плачут сейчас по своим несбывшимся мечтам. Многим ли доводилось разочаровываться в жизни в шестнадцать лет и осознавать, что лучше уже не будет? Разочаровываться по-настоящему. Я не говорю о несчастной любви к симпатичному однокласснику или ссоре с лучшей подругой. Легко бросаться красивыми словами, смаковать свое несчастье, сидя в уютной квартире, под негласным присмотром заботливых родителей и в глубине души зная, что все наладится. Порой мы умышленно завышаем тяжесть свалившихся несчастий, дабы потом гордо заявить: «Посмотри, через что мне пришлось пройти, но я выстоял, я живу». Наверное, я и сам ничуть не лучше. Хотя, почему наверное — так оно и есть. А в этой девочке не было ни капли лицемерия — ему просто неоткуда было взяться. Но так получилось, что впервые за всю жизнь ей повстречался человек, который мог посмотреть на ее мир со стороны. Который захотел посмотреть. В какой-то момент наши вселенные столкнулись, и столкновение это повлекло немыслимые катаклизмы для обоих: грохот кирпичей и густое облако пыли на месте рухнувшей стены. И вот мы сидим друг перед другом, совершенно открытые и беззащитные.

Но тогда мы еще не могли догадываться обо всем этом. Аня, выговорившись, умолкла. Я пытался успокоить ее, говорил какую-то лабуду, но она лежала молча, глядя в потолок, никак не реагируя на мои слова, и глаза ее были сухими. Да и нужна ли ей вообще моя болтовня? Отчаявшись, я негромко запел: