Марк. Заберу ее себе (СИ) - Бонк Теона

— Что за сука, — фыркает она, явно возмущенная, заставляя меня усмехнуться.

— Ничего страшного. Не то чтобы я был в нее влюблен, — отвечаю я, беря Софию за руку и идя по тротуару. — Она мне нравилась, но я не пролил по ней ни слезинки.

— Не могу представить, что ты плачешь из-за какой-то женщины, — говорит она, все еще держа пальцы на бриллианте.

— Я плакал из-за тети с дядей. А по маме… по маме я плакал целыми ведрами.

— Твоя мама умерла? — она останавливается, поворачиваясь ко мне. Я держу ее за руку, а другая ее рука все еще касается бриллианта.

— Я был еще подростком. Рак, — печаль, которую я вижу на ее лице, не притворна. Ей не все равно. Осознание, что она так заботится обо мне, проникает глубоко в меня и затрагивает что-то во мне, совершенно новое. Моя рука сжимает ее ладонь, когда меня переполняют эмоции, которые я боюсь озвучить.

— Мне так жаль, малыш, — мягко отвечает она, убирая руку с бриллианта, который я ей подарил, и нежно касается моего лица.

Я запоминаю выражение ее лица. Не хочу забыть его, и то, как она назвала меня малышом и сладкий тон в ее голосе.

Я не знаю, как я собираюсь устранить тот бардак, что устроил, но я не отпущу Софию. Ее отцу придется убить меня, и это не фигура речи. И если я умру, то зная, что держал в своих руках самое лучшее в этом мире и что на мгновение Софи принадлежала мне и только мне.

— Я в порядке, детка. Мама так сильно страдала, что это было хорошо, что она ушла. Ты доходишь до такого отчаяния, когда видишь, что твоим близким так больно, и ничто из того, что ты делаешь, не помогает, поэтому ты готов отпустить их, так как знаешь, твоя боль утраты лучше, чем смотреть, как они страдают.

София встает на носочки, чтобы поцеловать меня в губы. Она не углубляет поцелуй, еле касаясь, сладко и нежно. Когда она отстраняется, целует меня в грудь, прямо через футболку.

Мы снова идем, и я тащу ее на лавочку в конце дорожки. Я ненавижу это делать, но достаю и включаю свой телефон, чтобы она могла связаться с отцом. В любом случае, теперь уже это не так важно. Я думаю, он скоро будет у нас на хвосте, благодаря тому, что я расплатился карточкой в ювелирном. Я опасаюсь этого, но я никогда не был тем, кто убегает от проблем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

СОФИЯ

— Он такой упрямый, — бормочу я, плюхаясь на диван, когда мы возвращаемся в хижину. — Папа так зол. Совсем не хочет меня слушать.

— Ты должна была предвидеть, что так и будет. Твой отец не может быть счастлив, когда такая бродячая собака, как я, берет и уносит тебя кричащую…, - пожимает Марк плечами, не потрудившись закончить свою мысль.

— У меня есть парочка любопытных соседей, — досадую я, потирая живот.

Марк притягивает меня и усаживает к себе на колени.

— Как ты себя чувствуешь? Тебе больно, детка? — спрашивает он, утыкаясь носом мне в шею.

— Живот немного крутит, — я вздыхаю. — Я единственная женщина в истории, которая имея ограниченное время со своим… ну, кем бы ты ни был… и у нее начинаются месячные, — хнычу я.

— С твоим мужчиной, — рычит Марк. — Я твой мужчина, Софи.

Мое сердце замирает. Я хочу спросить его, что он ко мне чувствует. Для него это только секс? Но я еще не набралась храбрости. Обычно я прямолинейна, но сейчас я боюсь ответа Марка, потому что думаю, что это может уничтожить меня.

— Ты упускаешь главное, Марк. У нас ограниченное количество времени вместе, а я все порчу.

— Ты не знаешь, сколько времени у нас есть вместе. Я не оставлю тебя.

Его слова радуют меня и в то же время огорчают. Я знаю, что он может видеть правду в моих глазах — мой отец сделает это невозможным.

Я надеюсь, что смогу уговорить его, но на это потребуется время, и я боюсь, что Марку надоест ждать меня и он уйдет. Когда я смотрю ему в глаза, меня внезапно охватывает новая решимость.

— Знаешь что? Я взрослая женщина, — объявляю я громко. С минуту он выглядит потрясенным, а потом его губы растягиваются в улыбке.

— Да, это верно, детка. Я думаю, что понял это в ту же минуту, как погрузил в тебя свой член, хотя на самом деле, даже раньше.

— Я сама решаю, когда и с кем мне спать. И могу пустить себе между ног кого захочу.

— А вот это неверно. Я единственный мужчина, которого ты впустишь в свое сладкое тело. Хочешь член — получай мой. Если тебе нужен язык, то это будет мой язык. Если ты хочешь, чтобы я съел твою сладкую киску, я готов в любое время, потому что нет ничего, что бы мне нравилось делать больше этого. Но это всегда буду только я, София. Я был твоим первым и тебе лучше поверить, что я буду твоим последним.

Я слушаю его слова, и меня наполняют тепло и радость. Это не похоже на то, что я для него лишь секс.

— Звучит так, что я действительно много значу для тебя, — шепчу я, лишь наполовину осознавая, что произнесла эти слова вслух.

— Детка, я настроил против себя очень опасных и жестких людей. Мужчина не делает такого ради простого траха, когда вокруг полно доступной и легкой киски.

— Опять эти твои сладкие речи, — бормочу я, качая головой.

— Я такой, какой есть. Зато честно.

— В общем, я просто имела ввиду, что собираюсь сказать отцу, что я уже взрослая, и что он должен уважать мой выбор, и что по какой-то неизвестной причине я выбираю тебя, — я заканчиваю мысль, непроизвольно расправляя плечи.

— Не уверен, что твой отец примет это, но ты даже не представляешь, как приятно слышать, что ты выбираешь меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

МАКСИМ

Я смотрю через панорамное окно на наш сад, где София еще недавно любила отдыхать по выходным.

— Максим, я прошу тебя, успокойся. Все хорошо, — Анна подходит и утыкается лбом в мое плечо. Ее рука гладит меня в области сердца. Я накрываю ее своей рукой и переплетаю наши пальцы.

— Прости меня, Аня.

— За что ты извиняешься?

— Я все еще не вернул нашу девочку, — мой голос срывается.

— Она же сказала только что по телефону, что с ней все в порядке. Она не показалась мне расстроенной.

— Да, но этот ублюдок забрал ее. Я знаю, что наша девочка сильная, но… — я замолкаю, потому что мысль, что он причинит боль моей дочери, как нож в груди. Слишком больно дышать.

— Ты же знаешь Софию. Она не стала бы нас обманывать, если бы ей было плохо. Она обещала, что скоро опять даст о себе знать.

— А если нет?

— Тогда я запаникую вместе с тобой, и мы вдвоем взорвем всю область, разыскивая ее, — шепчет она, целуя меня в шею. Я тяжело вздыхаю.

— С ней все в порядке, Максим.

— Ты не можешь этого знать.

— Я знаю. Я это чувствую. По телефону она не казалась испуганной, — напоминает она мне.

— Она дочь своего отца и не покажет страха.

— Она и моя дочь тоже. Поверь, если бы она боялась, я бы почувствовала это.

— Я собираюсь найти ее, Аня.

— Я знаю, что ты это сделаешь.

— Как ты можешь быть так уверена?

— Потому что ты — это ты, — ее вера в меня абсолютна.

Аня вздыхает и выходит из комнаты, оставляя меня стоять у окна. Она считает, что наша дочь в порядке. И обычно я прислушиваюсь к ее интуиции. Но не в этот раз.

Прикрывая дверь спальни, звоню Илье, очень нуждаясь в хороших новостях. Одна короткая фраза, это все, что я могу сейчас произнести. — Отследил?

— Отследил, — мои люди научились понимать меня с полуслова.

— Сейчас буду. Скажи всем собраться в офисе.

— Чили и Матвей работают. Они охраняют клиента. Ту певицу с агрессивным фанатом. Выдергивать их?

— Нет, пусть работают, — я потираю виски. — По крайней мере, пока.

— Говори! — рявкаю я, как только переступаю порог своего охранного агентства. Черт, если среди клиентов поползут слухи, что мои люди позволили похитить мою собственную дочь, это будет полный пиз**ец для бизнеса.