Элианна, подарок бога - Эдуард Тополь

Так что дон Сильвио вовсе не шутил, когда сказал Иосифу, что не любит, когда ему отказывают. Тем паче — кто? Какие-то паршивые русские эмигранты, которые только вчера приехали в США!

Впрочем, выслушав доклад «архитекторов» об отказе Иосифа, дон Сильвио даже не рассердился. Он как раз собрался порыбачить на своей новенькой семидесятифутовой яхте Valencia, которую на прошлой неделе пригнали ему из Белфаста в Саусхэмптон на Лонг-Айленде и не хотел портить себе настроение из-за какого-то мелкого русского идиота. Мудрость и страх управляют миром, и, значит, самое мудрое в этом случае — наказать этого дурака так, чтоб все русские поняли, кто в Нью-Йорке хозяин.

— Займись этим… — поднимаясь на яхту, небрежно сказал дон Сильвио своему консольеро Захрио Муччи.

— Тебе действительно нужен этот «Распутин»? — спросил Захрио.

Дон Сильвио посмотрел на него в недоумении — неужели Захрио подвергает сомнению его приказ?

— Я имею в виду — на чем там делать деньги? — поспешил объясниться Захрио. — Русские будут пить там водку и плясать «Семь сорок» — разве это бизнес?

— Сынок, ты не видел его жену, — усмехнулся дон Сильвио и кивнул капитану яхты. — Пошел! Отдай концы!

Зная характер дона, капитан тут же перевел рычаг на «Полный вперед». Valencia взревела на полную мощь своего четырехсильного двигателя и рванула от пирса так, что Захрио едва устоял на ногах.

Стоя на капитанском мостике, дон Сильвио оглянулся на удаляющийся Саусхэмптон. Там вдоль прибрежной Dune Road были его, дона Сильвио, угодья: причал с двумя яхтами — парусной и моторной, огромный и огражденный от оленей луг для выгула четырех арабских скакунов, а за лугом — конюшня, парники, виноградник, персиковый сад, гараж на двенадцать коллекционных машин начала двадцатого века, плавательный бассейн и двухэтажная вилла в колониальном стиле.

Я, честное слово, не знаю, каким образом через пару часов после отъезда «архитекторов» из «Распутина» весь Брайтон уже знал, что Йося Гусь отказал самому «тифлоновому» Сильвио Маретти! Ведь в то время еще не было не только мобильных телефонов, но даже пейджеров и факсов! И все-таки — «Ой, вейз мир! Он уже покойник! Он уже труп! Эти итальянцы его просто убьют!» — твердили и перекликались друг с другом брайтонские аптекарши, зеленщики, продавщицы фальшивой французской косметики, самопальной итальянской обуви, горячих пирожков с капустой, кассет с песнями Высоцкого и порнофильмов. Даже немой мясник Фима Кац с таким остервенением рубил очередную телячью тушу, словно уже сражался с бригадой итальянских гангстеров.

А еще через час эта новость достигла Манхэттена, точнее — редакции газеты «Новое русское слово», которая, разбогатев на рекламе бизнесов новой «русской волны», только что переехала из убогого помещения на 56-й улице в роскошный офис-билдинг рядом с Penn Station, на углу 8-й авеню и 34-й стрит.

И уже в четыре после полудня, когда пылающее солнце расплавленным серебром лежало на нежной ряби Гудзона и зыбким маревом парило над чистым асфальтом Белт-Парвея, по этому Парквею мчался на своей крошечной «тойоте-терсел» некто Алекс Кант (он же Арон Канторович) — тридцатипятилетний асс нью-йоркской криминальной журналистики. Правда, «терсел» был у него не очень кошерный, а собранный из пяти разбитых машин гениальными мастерами из Monya & Leo Dealership Inc., но зато стильные темные очки, мятый парусиновый пиджак, надетый на застиранную черную футболку Yankees, и, самое главное, разношенные мокасины на босу ногу свидетельствовали, что Алекс Кант принадлежит к пулу лучших криминальных журналистов, вхожих на судебные процессы даже во Дворец правосудия в Нижнем Манхэттене.

— Эй, в чем дело?! — сказал Канту Иосиф, когда тот поднялся в его офис на чердаке «Распутина». — Ты что приехал — взять у меня интервью, как у без двух минут покойника?

— Йося, я приехал дать тебеинтервью, — и Кант положил перед Гусем толстую желтую папку. — Посмотри сюда. Посмотри, с кем ты связался…

Иосиф открыл папку, в ней была стопка аккуратно вырезанных статей и фотографий из «Нью-Йорк Таймс», «Дейли Ньюз», «Вашингтон Ньюз», «Бостон Глоб», «Чикаго Трибьюн» и других газет, и все эти статьи и фотографии свидетельствовали — да что там свидетельствовали! — кричали о нелегальных операциях и кровавых преступлениях итальянского мафиозного клана Сильвио Маретти.

— Ограбление отеля «Ридженси»! — сказал Кант и, даже не заглядывая в эти вырезки, продолжил наизусть: — Пятеро грабителей, оснащенные «воки-токи» и вооруженные пистолетами, ограбили роскошный отель «Мэйфэр Ридженси» на Парк-авеню и 61-й стрит, их добыча составила полмиллиона долларов… Трое вооруженных грабителей ворвались в четырехэтажный особняк «королевы косметики» миллионерши Эсти Лаудер, связали хозяйку и ее прислугу и скрылись, похитив драгоценности на миллион долларов… Средь бела дня в подземный гараж «Чейз Манхэттен банка» въехал рыбный рефрижератор, а за ним черный «линкольн континентал». Из рефрижератора выскочили шесть вооруженных грабителей. Уложив инкассаторов бронированного автомобиля, они перенесли из него в свой «линкольн» тридцать восемь мешков с деньгами и скрылись. В тот же день еще восемь банков в Нью-Йорке подверглись ограблению, и комиссар Нью-Йоркской полиции Роберт МакГвайр объявил, что к борьбе с волной организованной преступности подключается ФБР…

— Ладно, хватит! — прервал его Гусь. — Я уже читал про это в твоих статьях. За прошлый год было совершено шестьсот ограблений банков, а за две недели этого августа — около полусотни.

— Пятьдесят семь, — уточнил Кант, раскуривая, а-ля Пуаро, сталинскую трубку, купленную на римской толкучке «Американо» по дороге из Москвы в США.

— И ты считаешь, что это всё итальянцы? — спросил Гусь.

— Итальянцы и их подражатели, — ответил Кант. — Но дело не в этом, Йося. А в том, что на сотню ограблений приходится по шестнадцать трупов. Они стреляют при малейшем сопротивлении, ты понимаешь?

— То есть меня убьют?

— Ни в коем случае! — возразил Кант. — Если тебя сразу убить, то как же им войти в «Распутин»? У мертвых не бывает партнеров. Кстати, это хороший заголовок…

— Так что же будет?

— Сначала тебя покалечат. Это их стандартный прием. Кто не пускает их в свой бизнес или не платит за «крышу», они ломают ему руки или ноги. И всё, человек сдается. А если нет, то тогда уж, конечно…

— Ясно. Ну, что ж, тада раба [8], что предупредил. Выпить не предлагаю — ты за рулем. А вот ужинать будешь?

— Спасибо, нет. Я честно примчался только поставить тебя в известность…

Но когда Алекс Кант вышел из «Распутина» к своему «терсел», там его уже поджидал швейцар ресторана с четырьмя увесистыми пакетами, смачно пахнущими свежими шашлыками и цыплятами табака…

20

Первый удар по нашей радиостанции WWCS был нанесен с Тайваня. Прибывшие оттуда 10 000 приемников не брали радиосигнал манхэттенского транслятора компании WBIA. Точнее, в нашей-то студии на углу 36-й стрит и Восьмой авеню они брали его прекрасно, и мы могли сколько угодно наслаждаться своими тестовыми программами и пробным синхронным переводом американских телепрограмм Володей Козловским и Романом Капланом. И когда в кабинете Карганова и Палмера мы впервые услышали из этого крошечного, как пачка сигарет, коробка голос Козловского, который, сидя в нашей звукостудии, переводил легендарного Волтера Кронкайта, ведущего программы новостей телекомпании CBS (голос Козловского уходил по телефону в трансляционный центр WBIA, а оттуда без всяких проводов, по радио, возвращался к нашему приемничку), мы хохотали и обнимались от радости. Давид Карганов открыл бутылку Moet, и все сотрудники радиостанции, даже сестры Перловы, получили зарплату.

Но как только наши технические гуру Арнольд Басов и Дима Истратов развезли первые сотни этих приемников по Квинсу и Бруклину и мы вышли в эфир серией пробных передач, оказалось, что из ста радиоприемников только десять ловят эти передачи, да и то с такими помехами, словно их, как передачи Би-Би-Си и «Голоса Америки», глушат советские глушилки. А поскольку с помощью WBIA в том же Бруклине аналогичные приемники в китайских и итальянских бизнесах прекрасно слышали свои радиостанции, грешить на слабость сигнала WBIA мы не могли. Таким образом, оказалось, что на расстоянии десяти километров только десять процентов тайваньских приемников могут кое-как брать наш сигнал, а остальные не берут его вообще. А требование срочно переделать приемники тайваньский производитель отмел с порога — Марик Палмер, заказывая эти приемники, не указал, на каком расстоянии они должны принимать закодированный радиосигнал.

Короче говоря, это был такой удар, что мы три дня были в нокауте отчаяния.