Элианна, подарок бога - Эдуард Тополь

…

Mr. Alexander Solzhenitsin,

Vermont, USA

Многоуважаемый Александр Исаевич!

Рад Вам сообщить, что в ближайшее время в Нью-Йорке начнет свои передачи наша Первая независимая русская радиостанция. Готовясь к этому, мы силами талантливых молодых московских актеров, выпускников ГИТИСа и Щукинского театрального училища, сделали радиоспектакль по Вашему роману «Раковый корпус». Кассету с записью этого спектакля прилагаю и хочу поделиться с Вами следующей идеей.

Представьте себе, что с помощью Freedom House или других организаций мы забросим в СССР несколько сотен аудиокассет с записью Ваших «Ракового корпуса», «В круге первом», «Архипелага ГУЛАГ» и др. Ваших произведений. Я уверен, что они будут скопированы сотнями тысяч или даже миллионами людей и разлетятся по всей стране, как расходятся песни Высоцкого, Галича и Окуджавы. Это будет такой удар по советской власти — никакое КГБ не сможет остановить их распространение!

Прошу Вас послушать наш радиоспектакль по Вашей книге и сообщить мне Ваше отношение к моему предложению.

С глубоким уважением, Вадим Дворкин, главный редактор радиостанции WWCS.

Гордясь своей сокрушительной идеей и не сомневаясь в одобрении великого писателя, я отправил это письмо в Вермонт и засел за очередной репортаж для «Нового русского слова» об ударных темпах установки наших приемников — нужно было успокоить уже начинающих нервничать клиентов и заверить их в том, что наши передачи вот-вот начнутся.

А после обеда Эли со своим прекрасным английским и хваткой выпускницы бизнес-скул Колумбийского университета добилась приема у Эдварда Коча, лучшего мэра всех времен и народов. Оказалось, что пройти в мэрию Нью-Йорка проще пареной репы — единственный полицейский, стоявший у входа, сверил наши имена с журналом-расписанием визитов к Кочу и, даже не глянув на документы, отправил на второй этаж. После яркого уличного солнца кабинет мэра показался мне почти темным — тяжелые шторы закрывали высокие окна, старинная темная мебель и заставленные старыми книгами стенные шкафы отсылали к временам Линкольна и Вашингтона. Но Эдвард Коч, за спиной которого стоял американский флаг и висели его фотографии с Джоном Кеннеди и Джимми Картером, молодо встал нам навстречу:

— Hi! How are you, my friends? (Привет! Как поживаете, друзья?)

Я включил магнитофон и — чтобы не позориться своим жутким английским — по-русски сказал несколько слов о скором открытии нашей радиостанции. А Эли перевела куда пространней и спросила, может ли мистер Коч поприветствовать наших слушателей. Коч улыбнулся и прочел с бумажки:

— Пос-трав-ляю вас, друзия!.. — после чего перешел на английский: — Это будет первая русская радиостанция, которая войдет в каждый дом тысяч новых американских граждан или тех, кто станет американским гражданином завтра! Я хочу поприветствовать вас и сказать, что русские эмигранты своей энергией и умом продвигают нашу страну по пути прогресса, украшают ее и наш город. Я польщен, что вы здесь, друзья! Лучшего приветствия пожелать было невозможно, но я им не удовлетворился и попросил мэра написать пару слов на бумаге, чтобы я смог опубликовать его автограф в «Новом русском слове». Коч взял из стакана остро отточенный карандаш и написал в своем желтом рабочем блокноте:

…

«To the Russian language Radio Station.

I wish you all success & ultimately 50.000 watts.

Ed Koch, Oct. 9, 1980» [7].

Затем вырвал из блокнота эту страницу, вручил мне, и мы попрощались.

Если учесть, что за два дня до этого я получил еще более пространное поздравление из Олбани от губернатора нашего штата Хью Л. Кэрри, то уже вполне мог петь, как Фрэнк Синатра: If I can make it there, I’ll make it everywhere!

Что я и сделал не только днем, когда сбежал по ступеням парадного входа мэрии Нью-Йорка, но и ночью в нашей студии на шестом этаже отеля Greystone, когда терзал своей любовью американку Элианну Давидзон. А утром, сидя в ванной на крышке унитаза, я снова стучал для нее на «Эрике»…

19

Любка Шикса, королева Брайтона

(Продолжение)

…

Даже на третью ночь после скандала их примирение не состоялось — стоило Йосе, выйдя из ванной, лечь в постель и хозяйски положить руку на высокое Любкино бедро, как Любка выдернула из-под его руки свою роскошную попку, демонстративно схватила подушку и ушла спать в гостиную.

Полежав пару минут в раздумье и одиночестве, Иосиф встал и отправился мириться. Однако и в гостиной Любка, лежа на диване, продолжала показывать характер. Едва Йося, став пред диваном на колени, тронул Любку за плечо, как она взвилась так, словно ее обожгло:

— Не прикасайся ко мне!

— Да ладно тебе, ведь ничего не было… — миролюбиво заканючил Иосиф, пытаясь обнять жену.

— Убери руки! Убери свои грязные руки, или я закричу!

— Да чистые у меня руки, я же из душа…

— Вот иди и обнимай своих блядей-официанток! А ко мне не прикасайся!

— Я те клянусь: у меня с ней ничего…

— Не ври! — перебила Любка. — Мне все рассказали! Я ухожу! Утром я забираю Марика и ухожу! А сейчас оставь меня! Оставь меня в покое, или я закричу!

— Дура… — вздохнул Иосиф и ушел спать.

— Скотина! — сказала ему вслед Любка и заплакала. Она знала, что никуда от него не уйдет, но и простить измену не могла никак.

Утром тяжелые волны Атлантики гулко, как перед штормом, накатывали на брайтонский бордвок. Ветер срывал с гребней волн желтую пену, бросал на берег какие-то щепки и водоросли и трепал брезентовые паруса-шторы на веранде грузинского ресторана «Генацвале», что стоит прямо на бордвоке. Повару Арчилу, который колдовал у мангала над утренним шашлыком из осетрины, даже не приходилось раздувать горячие угли — штормовой ветер делал это за него.

В ожидании шашлыков Вахтанг Рисадзе, хозяин «Генацвали», Тарас Бурак, хозяин мебельного магазина Villa Goldoni и ресторана «Чумак», и Йося Гусь пили чай из бакинских стаканчиков «армуды» и совещались по поводу предложения дона Сильвио.

— Да я его маму имел! — горячился Вахтанг Рисадзе, бывший чемпион СССР по вольной борьбе. На его мощной груди были выколоты два церковных купола — знак двух тюремных ходок, а на огромных бицепсах — русалка и портрет Иосифа Сталина.

— Если этих макаронников пустить в «Распутин», они завтра весь Брайтон отожмут, — сказал Тарас.

— А сколько у него «штыков»? — спросил Вахтанг.

Днем, после полудня, два «архитектурных инспектора» приехали к Иосифу за ответом дону Сильвио. Иосиф встретил их с большим почетом — в новеньком ресторанном зале на новом итальянском столе был старый французский коньяк, молодое грузинское вино, русская черная икра, австрийские сыры и свежие флоридские фрукты, а чай подавали три официантки с фигурами Софи Лорен и Ирины Купченко. На эстраде специально для высоких гостей юная цыганка Земфира пела «Очи черные».

Но в конце дипломатической беседы о погоде и позорном провале рейда американских вертолетов, посланных Картером в Тегеран на спасение американских заложников («Он просто не тех людей послал!» — сказали итальянцы), так вот, в конце этой беседы Иосиф на прямой вопрос: «Так что передать дону Сильвио?» беспомощно развел руками:

— Brothers! К дону Сильвио я отношусь с большим уважением. Клянусь своим сыном! И мои партнеры тоже его уважают. Но, как вы сами видите, мы уже всё тут построили и даже мебель купили. Нам деньги больше не нужны. Зато в следующем проекте…

Итальянцы встали, даже не дослушав.

— Ты, fucking русский! — сказал один из них. — Ты кому это говоришь? Ты знаешь, кто такой дон Сильвио?

— Следующий проект! — усмехнулся второй. — Твой следующий проект имеет два метра в длину и полтора в глубину. Ты понял? Можешь начинать копать!

Дону Сильвио Маретти было пятьдесят четыре — самый, как он считал, правильный мужской период, сочетание житейской мудрости, опыта в крупном бизнесе и стойкости главного мужского достоинства. Став «крестным отцом» всего два года назад, в 1977-м, дон Сильвио тут же показал властям свой характер — подчиненный ему профсоюз мусорщиков устроил такую забастовку, что черные мешки с гниющим мусором четыре недели высились до второго и даже третьего этажа не только на Манхэттене, но и во всех остальных боро Нью-Йорка. Город задыхался от вони, а тут еще по приказу Сильвио прекратили работу члены профсоюза работников сабвея и водителей автобусов. Конечно, всех этих бастующих нужно было кормить из профсоюзных касс, а точнее, из «общака» мафиозного клана Сильвио. Зато Нью-Йорк действительно умер, его просто парализовало, крупные бизнесы стали спешно переселяться в Нью-Джерси, Коннектикут и даже в Северную Каролину. Стоя перед лицом неминуемого банкротства, городские власти и губернатор штата вымолили у Белого дома сорок два миллиона долларов и подняли зарплату мусорщикам до восемнадцати долларов в час, а работникам сабвея и шоферам автобусов — до шестнадцати. Это была такая победа, что еще три профсоюза сами прибежали под крутую руку Сильвио — Юнион торговцев мануфактурой Вест-энда, Юнион работников Северной электрической компании и Union of New York Construction Workers — нью-йоркских строительных рабочих. Теперь, в 1980-м, клану Сильвио Маретти принадлежал весь рыболовный флот Атлантического побережья США, вся переработка мусора Нью-Йорка и Филадельфии, все публичные дома в Манхэттене и в Бруклине, ну и еще кое-какие мелочи вроде туристических агентств, подпольных казино и производства порнофильмов.