Невеста на уикэнд (СИ) - Цыпленкова Юлия

— О да-а-а…

Колчановский оттолкнулся от кровати и выдохнул. После, посмотрев на меня, буркнул:

— Я в душ, — и встретив мой недоуменный взгляд, проворчал: — Слишком эротично стонешь, у меня фантазия хорошая. Освежусь и вернусь. Спи.

— Извращенец, — проворчала я, глядя ему вслед.

Шеф проигнорировал мое мнение о нем и скрылся за дверями ванной комнаты. Я откинулась на подушку, закрыла глаза и постаралась забыть о том, что сейчас происходило. О том, как буду утром глядеть в глаза обитателям коттеджа, тоже.

— Гад какой, — проворчала я, переворачиваясь на бок.

Но перед глазами вдруг встал образ режиссера звуковой порнухи, его жестикуляция, когда он желал усилить или ослабить напор. Этот счастливый оскал и тон, каким он разговаривал с Александром, когда тот пришел вразумлять неадекватных гостей. И это: «Крепись, Вера. Надо».

— Черт, — сдавленно произнесла я и… расхохоталась.

Спешно уткнулась лицом в подушку и затряслась всем телом, не в силах справиться с истерикой. Когда вернулся еще мокрый и холодный от ледяного душа шеф, я продолжала ржать, подвывая и похрюкивая.

— Тигрик, — позвал Костик и тронул меня за плечо.

Я взвизгнула от прикосновения холодных пальцев, после полуобернулась к шефу, убрала с лица волосы и всмотрелась в его деловитую физиономию, а потом опять затряслась от нового приступа хохота.

— Поня-ятно, — протянул Колчановский.

Он ненадолго оставил меня наедине с истерикой. Потом снова послышались приближающиеся шаги. Костик сел рядом и потряс меня за плечо. Я заставила себя приподняться на локте, второй рукой зажимая рот, чтобы хоть так приглушить жутковатые горловые звуки, рвавшиеся наружу. Последнее, что я увидела, были раздутые щеки Колчановского, а потом мне в лицо брызнул фонтан воды.

— А-а, — шумно выдохнула я, мгновенно прекращая хохотать.

Молча открывая и закрывая рот, я смотрела на то, как Костик невозмутимо вытер рот, и сжал мое лицо ладонями. Он открыл рот и, медленно кивнув, словно предлагая последовать его примеру, шумно вдохнул. Я машинально повторила за ним и только поняла, что всё это время не дышала. Сделав жадный глоток воздуха, я увидела полотенце, которое мне подал шеф.

— Спасибо, — хрипловато произнесла я и промокнула лицо и шею. — Я бы и так успокоилась.

— Мой способ быстрей и действенней, — ответил Колчановский и забрался под одеяло. — Всё, я спать. Добрых снов, тигрик.

Я отложила полотенце на тумбочку со своей стороны кровати, улеглась, повернувшись спиной к Костику, и подтянула одеяло под подбородок. После закрыла глаза и прошептала в ответ:

— Добрых снов.

— Угу, — промычал Колчановский.

Я некоторое время слушала его размеренное дыхание, но вскоре мое сознание начало путаться, и сон, наконец, сжал меня в своих крепких объятьях. Объятья оказались не только крепкими, но и жаркими. Что мне снилось в эту ночь, у-у-у… Почти всё то же, что мы вытворяли с Костиком, имитируя бурный секс, только уже по-настоящему. И шею он мне целовал, и бретельки спускал, и вообще… Я даже чувствовала тяжесть мужского тела, и вспотела под этой тяжестью. Наверное, потому и проснулась, прервав тот самый акт в сновидении.

Открыв глаза, я попыталась пошевелиться, но не смогла даже сдвинуться с места. На мне лежала половина начальника. Костик удобно устроился на животе в позе морской звезды. Верхушка этой конструкции, то есть голова, находилась рядом с моим ухом и сопела в него. Рука почти лежала на моей шее, но, слава Богу, только почти. Может поэтому я еще дышала, с трудом, но всё же… Помимо длани на мне удобно расположилось плечо, часть торса, бедро, нога, короче, половина начальника, как я и сказала. Удобству Колчановского я никоим образом не мешала, кажется, он даже не заметил, когда начал прессинг собственного бухгалтера. Однако бухгалтер с такой постановкой вопроса согласен не был.

— Эй, — шепнула я. — Эй.

Колчановский остался глух, нем и сопел по-прежнему сладко. Лежал бы в стороне от меня, я, может быть, даже умилилась, но этот кабан влез в мое интимное пространство! Кровожадно оскалившись, я ущипнула шефа от всей своей бухгалтерской души.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— С-с-с, — зашипел змеище, дернувшись в сторону, и я добавила ему локтем в бок. — Озверела?

— Ты чуть не раздавил меня, — ответила я и блаженно вздохнула, ощущая свободу.

— Можно было просто толкнуть, — проворчал Костик, отползая на свою половину.

— В следующий раз так и сделаю, — пообещала я, поворачиваясь на бок.

— Чудовище.

— Ты, как всегда, очарователен.

— Такой уж родился.

— Угу.

— Ага.

И мы снова уснули. Эротические сны меня больше не терзали, гранитной плитой мышц никто раздавить не пытался, и потому утром я встала даже в благодушном настроении, обнаружив свои ноги на шефе. Теперь он ютился на самом краю, а я лежала поперек кровати, отвоевав территорию тихой сапой. Однако смущенно хмыкнув, я убрала нижние конечности с Колчановского и слезла с кровати.

Уже подойдя к двери ванной комнаты, я обернулась и посмотрела на спящего ангела с приоткрытым ртом. Спящий шеф был милым. Он не иронизировал, не давал прозвищ и не заставлял орать, симулируя оргазм, на весь дом. Вполне приличный человек, хоть и Колчановский. Затем перевела взгляд на предплечье и, увидев синяк, снова смутилась. Хотя… Чего это я смущаюсь? Синяк — это следствие борьбы за живучесть, а то, что по-хозяйски завладела ложем, так имею права. Во-первых, женщина, во-вторых, ни к чьему умерщвлению это не привело, а значит, всё хорошо. Посчитав инцидент исчерпанным, я ушла в душ.

Когда я закончила с водными процедурами, шеф всё еще изволил почивать. Огорчаться этому факту я не стала — хотелось спокойно одеться и закончить утренний моцион без комментариев и подначек. Но вот выходить из комнаты без Костика мне было страшно. Этот кошачий концерт, который мы учили ночью, заставлял стыдиться и прятать глаза. Может, молодое поколение и отнесется к этим воплям павианов в брачный период с юмором и снисходительностью, то перед старшими поколениями мне было неловко.

Я успела пошуметь феном в ванной, одеться, накраситься, а моя спящая красавица всё еще мусолила подушку. Меня такой расклад не устроил. Желудок напомнил, что завтрак — трапеза необходимая. А еще мне было скучно, как бывает в любом малознакомом месте, где ты не можешь чувствовать себя свободно и вынужден полагаться на хозяев или того, кто привез тебя в это место. Меня привез Колчановский, и это ему нужно было прыгать обезьяной, чтобы позабавить почтеннейшую публику и сорвать овация. Я здесь являлась лишь дополнением для достижения целей своего начальника. А раз так, то он за меня в ответе, за мой желудок и досуг. И значит…

Я подошла к кровати и, нагнувшись, ласково позвала:

— Счастье мое, открой глазки.

Глазки остались закрыты. Я поджала губы и тихонько потрясла шефа за плечо. Он промычал нечто невразумительное, отвернулся на другой бок, отмахнувшись от меня, как от назойливой мухи, и завернулся в одеяло, став похожим на большую гусеницу.

— Костя, — позвала я. — Просыпайся. Костя!

— Отстань, чудовище, — ответил шеф, и я поняла, что надеяться на кого-то, кроме себя любимый, не приходится.

— Ну, ты нарвался, — мрачно пообещала я.

После взяла стакан с водой, который стоял на тумбочке со стороны шефа, ухмыльнулась и набрала в рот воды. Долг, говорят, платежом красен. С силой ткнув кулаком в спину Колчановского, я дождалась, когда он обернется, пылая возмущением и гневом, и разрядила ему в физиономию всю обойму своего водомета.

— А-ах! — шумно вдохнул Костик, часто моргая мокрыми ресницами. Я утерла губы тыльной стороной ладонью и заявила прежде, чем он успеет наговорить гадостей:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я хочу есть.

Глаза Колчановского округлились, взгляд полыхнул бешенством, и я снова поспешила напомнить ему:

— Я — твоя вселенная.

Он накрыл лицо ладонями и снова повалился на подушку, простонав:

— Угораздило же меня связаться именно с тобой.