Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони - Иосиф Гольман

Воронцов молчал.

Ольге даже показалось, что сидевший перед ней слабый человек – а агрессивные часто таким образом маскируют собственные комплексы – чуть заколебался. Но взял себя в руки: видно, обещания крышующих были максимально позитивны.

– Нам больше не о чем говорить, – сказал он.

– Значит, встретимся в суде, – оставила за собой последнее слово Шеметова.

Уже выйдя на улицу, обругала себя: нельзя давать волю чувствам. Но по-человечески о брошенных в лицо подлецу словах не жалела. Это так редко удается в нашей жизни – назвать подлеца подлецом.

Теперь предстояло заняться подготовкой визита на Волгу.

Поехала в родную контору, в который раз тепло подумав о ее обитателях.

Здесь чужих дел не было.

Гескин обещал найти знакомого старого адвоката из того самого города, куда собиралась Шеметова. А тот наверняка скажет пару честных слов о следователе, который вел дело Бориса.

В конечном счете, несмотря на юридическую отточенность и выверенность каждого слова увесистых кодексов, успех дела решают человеческие отношения и эмоции. Причем речь в данном случае не идет о взятках или телефонном праве. Речь идет о чистом состязательном процессе, в котором, тем не менее, судья обязан руководствоваться не только написанным в кодексе, но и собственными ощущениями, и голосом собственной совести. Причем это тоже прямо написано в кодексе. Ну а коль речь идет об ощущениях и совести, то не может не идти и об эмоциях. Которые, как правило, легче возникают и максимально усиливаются именно при личном общении сторон.

Разумеется, следователь – не судья. Тем не менее, от него чрезвычайно много зависит в будущем процессе. А еще – пусть это и несколько фантастично – следователь может не доводить дело до суда, закрыть. Крайне маловероятно в случае Бориса Семенова, но почему бы молодой девушке не помечтать…

– Твоя нанимательница будет разочарована, – сообщил Гескин, почему-то улыбаясь.

– Монстр? – ужаснулась Шеметова.

– С какой стороны смотреть, – уклонился старый защитник.

И рассказал все, что удалось узнать.

Уложился в десять минут, ровно столько они сидели за небольшим столиком, рядом с Валентиной Семеновной, попивая налитый ею чаек и заедая ею же испеченными пирожками с яблоками.

Портрет следователя, со слов гескинского информатора, представлялся примерно таким. Не пьет, не курит, взяток не берет. Живет вдвоем со старенькой мамашей. Детей нет. Друзей практически тоже нет. Все счастье жизни – в работе. Никуда не уезжая из города, дослужился до следака по особо важным. Раскрыл ряд тяжких преступлений. Начальство не использует его в делах, где вероятно влияние телефона. Зато охотно использует в «висяках», поисках маньяков и в таких вот странноватых, в данном случае – с международным привкусом. Остальное, как ехидно сказал гескинский информатор, «увидите сами по приезде».

– Да, Кочергина расстроится, – согласилась Шеметова.

Для Кочергиной гораздо лучше было бы, если б следак ездил на «Феррари», крышевал казино и был вась-вась с губернатором. Тогда можно было бы надеяться услышать из его уст сумму – пусть даже многозначную – и рассчитывать на скорейшее завершение дела. А оно просто необходимо, завершение.

Шеметова с Кочергиной улетели из Франции в Москву. Семеновы же в полном составе – в Будапешт. После чего Екатерина Андреевна, встретившись с Борисом в тюрьме, повторила Елене Леонидовне позицию сына.

Позиция не изменилась. Если Кочергина не вытащит его из тюрьмы, он сдаст в суде всех ее клиентов. После этого о доверительном бизнесе – коим являлась ее распухшая от заказов и денег контора – можно было бы забыть навсегда.

Шеметова же, в отличие от Кочергиной, расстраиваться пока не собиралась. Она, несмотря на юный возраст – а может, благодаря ему, – относилась к тем юристам, которые, не надевая розовых очков, тем не менее, предпочитали работать юристами, а не специалистами по «заносам». Здесь же, по ее оценке, юристу было с чем работать.

Тем не менее, к Кочергиной ехать все равно было надо. Она жестко контролировала ход Ольгиной работы, хотя, похоже, пока была ею довольна. Ольга еще потусовалась с Воликом – у них давно зрели общие планы на отпуск. Три минутки поболтала о жизни с Гескиным. И, поскольку милый друг в контору так и не пришел, собралась на выход.

Виделись они теперь с Багровым гораздо реже, чем раньше. Правда, раньше и загрузки такой у Ольги никогда не было. Но, несмотря на всю свою логику и «мужские» мозги, адвокатесса Шеметова начинала страдать чисто по-женски. И если говорить максимально откровенно, то даже по-бабски.

То она представляла Багрова очаровывающим длинноногих моделей, то – в недвусмысленных позах со знакомыми симпатичными юристками и даже почему-то с официанткой Воликиного ресторана, куда они давненько уже не хаживали коллективом.

Впрочем, с официанткой как раз все ясно.

Волик, женившись на своей мышке-укротительнице, виолончелистке-математичке Марине, разом бросил старинную привычку обласкивать половину модельной Москвы. Причем без всяких волевых усилий со своей стороны. Ольге даже казалось, что Томский, влюбившись, вообще перестал замечать иных особей противоположного пола.

Как выяснилось, это все же было не так.

Одно из мероприятий в собственном ресторане затянулось сильно за полночь. А Волик, только что закончивший победой сложное дело, позволил себе расслабиться. Вот такого-то, совсем расслабленного, и заполучила официантка Таня. Кстати, не хищница какая-нибудь. Просто целевым образом ждала момента осчастливить давно приглянувшегося ей мужчину.

Похоже, Волик в тот момент не очень понимал, что происходит. Поскольку даже не узнал заглянувшую в ресторан жену. К счастью, наиболее острые моменты Марина воочию не лицезрела. Но не девочка, смогла реконструировать события. Вспыхнула, повернулась, ушла.

На следующий день Волик осознал трагичность произошедшего.

Он названивал Марине, та не отвечала.

Тогда Томский залез в мозг Шеметовой, умоляя ее сделать что-нибудь, пока он живой. Марина и Ольгу поначалу не слушала, подозревая уже всех вокруг.

А с Томским становилось все хуже и хуже.

Он фактически перестал работать.

Чтобы парень не потерял клиентуру, и Багров, и Гескин, и Шеметова пытались поддержать его дела, благо они пока шли в пассивных стадиях. Но все равно долго так продолжаться не могло.

С Воликом разговаривал Олег Всеволодович. С ним общалась Шеметова и Гескин. Даже Валентина Семеновна, набрав жратвы, поехала к страдальцу, надеясь, что природные инстинкты возьмут верх. Однако он, похоже, и жрать перестал.