Семейное счастье (СИ) - Фигг Арабелла

Лотта раздражённо вздохнула и провела пальцем по подоконнику. Пыли не было, но она всё равно сделала замечание служанке. Уже третьей за полгода, хоть за ногу приковывай мерзавок! Ещё и Адриан прислал записку, в которой просил о встрече. Ненадолго, буквально на четверть часа. Лотта надеялась, что он хочет попросить прощения, но в глубине души понимала, что надежды на это маловато. А, вот и он! Всё такой же стройный, ловкий, загорелый… предатель.

— Ло, милая, — сказал он, целуя ей руку, — всё хорошеешь? А я вот тут подумал, что это я всё в гильдейской спальне на четверых вечно слушаю чужой храп, когда у тебя есть такой чудесный домик?

— Хочешь переехать ко мне? — ядовито спросила Лотта. — Немного поздно, не находишь?

— Да почему же поздно? — ухмыляясь, возразил он. — По мне, так в самый раз. Мы тут недавно с Эрланом посидели хорошо так, припозднились немного, Эрику твою как раз спать вели. Я на неё посмотрел — ну, вылитая Люсия, племянница моя, даже нос точь-в-точь, не то что кудряшки. Вспомнил, когда ты её родила, на пальцах пересчитал для верности…

Он развёл руками, показывая, как удивили его подсчёты.

— И как это Вебер обсчитался? — фальшиво удивился он. — Он ведь, я видел сам, в уме только так считает, без всякого абака.

Лотта резко выдохнула сквозь стиснутые зубы.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

— Ну, с приятелем малефикарши я ссориться точно не хочу, — заверил её Адриан. — Так что у него просить ничего не буду. Но у тебя же таких гнусных знакомых не водится, правда? — Он положил руки Лотте на талию и выдохнул ей на ухо: — Неужели я тебе настолько противен, что ты откажешься приютить меня?

Лотта нервно засмеялась. Вот они, сбывшиеся мечты — свой домик, где она сама себе полная хозяйка, и раскаявшийся предатель, вернувшийся к ней. И никаких мерзких крикливых детей…

Она смеялась и смеялась, заходясь в истерическом припадке, а сильные мужские руки то поглаживали её, успокаивая, то принимались распутывать пояс и шнуровку у горла…

Комментарий к Эпилог

Ох, я это сделала. Это было занятно и познавательно, но уж очень тяжело: выкапывать всю грязь, которая лежит себе тихонько на самом дне души. Вспоминать, какой сукой я иногда бываю. Вытаскивать из памяти подростковые комплексы… Тяжело и противно. Пожалуй, я удовлетворюсь этим экспериментом и вернусь к моим белым и пушистым с мелкими, вполне простительными слабостями.

А чтобы не заканчивать на такой пессимистической ноте - драбблик про Рутгера.

========== Бакалейщик для ткача ==========

Пока дед-Вебер отплясывал ритуальные танцы с дедом-Меллером, Рутгер потихоньку смылся из гостиной. Отловив в незнакомых коридорах бойкую пухлую девицу, он отколол с галстуха булавку с простым голубоватым горным хрусталём и, протягивая ей, прошептал заговорщицки:

— Тс-с, милая, я хочу увидеться с женихом раньше, чем нас усадят за стол. А то мы будем там сидеть с негнущимися спинами и вежливо ругать погоду, а я хочу посмотреть, какой он настоящий.

Девица охотно закивала, но булавку не взяла, даже руки за спину заложила, упрямо помотав головой.

— Пойдёмте, сударь, — сказала она. — Отведу вас к господину Алексу. Вам бы и правда с ним поговорить раньше, чем старшие вас сведут.

Она довела его до какой-то мастерской, где остро и пряно пахло свежим деревом, немного — лаком и скипидаром и чем-то ещё, чего Рутгер не знал и определить не мог, хотя бывал в красильнях и нюхал много всякого, очень всякого.

— Вот, — сказала она. — Тут он. Из дерева всякие штуки режет. Красивые… — она мечтательно зажмурилась. — Мне на прошлый Солнцеворот такой гребень подарил, что я его на полочку положила, да там он и лежит, жалко им волосья чесать.

— Спасибо, — сказал Рутгер и, вложив в крепкую мозолистую ладошку ту самую булавку, сжал пальцы девушки своими. — Это я не подкупить тебя хочу, это в подарок к Солнцевороту. Будешь ею платок закалывать. Глазок будет сверкать, парни будут оглядываться сперва на него, а потом — на тебя: такая красивая и нарядная…

Она поупиралась было немного, но тут из комнаты её окликнули:

— С кем ты там, Рина? Пора идти?

— Пока не звали, — откликнулась она. А Рутгера тихонько подпихнула в двери, шепнув: — Идите уже, сударь, и без того времени мало.

Он вошёл, оглядываясь с любопытством: какие-то устройства и инструменты, какие-то куски дерева, а вот готовых вещей нет. Дарит сразу, как сделает? Меллер-старший обронил между делом, что внук иногда мастерит что-нибудь под настроение. Не для заработка, понятно, так, для души.

У самого окна сидел парень примерно его лет. Ну… не красавец, не урод — обыкновенный, как и сам Рутгер. В руках у него был кусок древесного ствола с неснятой корой, и из коры этой, разрывая её, выступал то ли сук, то ли наплыв, из которого Алекс Меллер резал определённо женскую фигуру. Она была ещё намечена в самых общих чертах, но вот это движение, которым женщина выходит из расступающегося ствола, было передано так, что уже и деталей было не надо. Меллер же наверняка хотел именно с ними, с деталями этими, определиться, потому что вертел свою деревяшку так и сяк.

— Привет, — сказал Рутгер. — Это дриада?

— Понятно, да? — Меллер поднял на него ясный, хоть и немного отсутствующий взгляд. — Я вот думаю, нагую её сделать или в таком лёгком платье?

— Дриаду? — удивился Рутгер. — Нагую — ладно, но в платье? Они же шастают по своим лесам в штанах и сапогах до колен. Куртка проклёпанная, лук за плечами… Эрлан говорил, они те ещё стервы. Эрлан — это дядин фаворит, — пояснил он. — Слышал, наверное, про Эрлана Краснолесского? Это он.

— Правда? — Меллер чуть не подпрыгнул. Да, это вам не заносчивая курица Шарлотта. — А четвёртую книгу про наёмников он пишет?

Рутгер помотал головой.

— Он что-то другое пробует, но пока никому читать не даёт. Ни мне, ни даже дяде. Но когда допишет, я могу у него для тебя попросить.

— Попроси, пожалуйста. — Меллер умоляюще прижал к груди свою дриаду, а поверх неё руки. Левая вся была в мелких и не очень порезах — видимо, нож временами срывался. Зато у правой были обожжены кончики пальцев, пожелтели, как от чистотела.

— Обязательно, — кивнул Рутгер. — С дарственной надписью, всё как полагается.

— А я ему эту дриаду пошлю, — мечтательно проговорил Меллер. — Отвезёшь, ладно? Будет стерва с луком и в кожаной курточке.

— Ему лучше нагую.

Они переглянулись и хихикнули.

— Но всё равно стерву? — уточнил Меллер.

— Конечно. Дриада же.

Они уже не захихикали, а захохотали, но Меллер скоро раскашлялся так, что Рутгер испугался и кинулся открывать окно.

— Закрой, — замотал головой тот. — Продует — сразу слягу на месяц-другой, а я не хочу Солнцеворот в постели встречать.

Он посмотрел на Рутгера и кривенько усмехнулся.

— Вот такой вот я жених, — сказал он. — Чуть что — кашель до удушья, чуть сквозняком потянуло — свалился с лихорадкой. Нравлюсь?

— А лаком дышать? — опасливо спросил Рутгер. — И перед этим чем протравливаешь? С твоими лёгкими вредно же.

Меллер поставил начатую работу на стол и махнул рукой.

— Мне всё вредно, — сказал он. — Жить, дышать… Один лекарь даёт мне два-три года. Другой уверяет, что если аккуратно лечиться, я и до семидесяти доживу. Я больше верю первому, хоть они оба друг друга шарлатанами честят. Так что если первый прав, не беспокойся, долго со мной тебе мучиться не придётся. Если вообще до венчания доживу.

— Дурак, — сказал Рутгер с изумлением. — Ой, какой дурак. Со мной ты очень долго будешь мучиться, так и знай. Меня, знаешь, как в Излучине Светлой дедов целитель хвалил? Всем бы, говорил, таких внуков. А дед ворчал, что я хуже всякой пиявки. Будто бы помереть легче, чем жить с парнем, который за ним гоняется с лекарствами. До сих пор, кстати, жив милостью Девяти.

Он взял со стола деревяшку, бережно огладил намеченную фигурку. Женщина решительно шагала вперёд, раздвигая древесные слои. В ней была уверенность и сила, и Рутгер подумал, что где бы они с Алексом Меллером ни поселились, мастерская нужна будет обязательно. Может быть, дышать ядовитым лаком парню со слабыми лёгкими очень и очень вредно, но если он не будет работать по дереву — это его убьёт вернее всякой лёгочной гнили. А оставаться вдовцом Рутгер Вебер не имел ни малейшего желания.