Наследник - Алексей Хапров

— А Катерина?

— Уехала куда-то с Баруздиным. Как сам? Оклемался?

— Какое там! — разочарованно протянул я и положил трубку.

Мои мысли занял Радик. Я снова поднялся на второй этаж. Дверь комнаты мальчика в очередной раз оказалась заперта. Его ответы на мои вопросы по-прежнему отдавали враждебностью:

— Не открою!… Я занят!… Мне ничего не надо!…

"Эх, не был бы ты маленьким, беспомощным ребенком, послал бы я тебя ко всем чертям! — раздраженно подумал я. — Нужен ты мне, как собаке пятая нога. У меня и своих проблем хватает. Я общаюсь с тобой только потому, что меня просил позаботиться о тебе твой приемный отец, которого я безгранично уважаю. Тогда, у оврага, он словно предчувствовал, что назад уже больше не вернется. Я дал ему такое обещание. И я не могу его нарушить".

Вместе с этим я, конечно, понимал, что Радик был страшно напуган. Не приведи господь пережить такое в его юном возрасте! Сначала убили его отца, затем бабку. И теперь у него не осталось абсолютно никого, кто относился бы к нему с заботой. Он был совершенно одинок. Он был предоставлен лишь самому себе. Как он живет? Он же практически не выходит из дома. Чем он питается?

Ввиду скудности имеющегося в доме провианта, я решил сходить в магазин. На всем протяжении пути я предавался размышлениям. Что произошло той злополучной ночью в Голосовом овраге? Этот вопрос не вылезал у меня из головы. Он занимал все мои мысли. Во мне роились десятки самых разнообразных предположений, от предельно банальных, до неимоверно фантастических. Но ни одно из них не представлялось мне наиболее вероятным.

Очевидным было только одно — что произошло дикое, варварское убийство. Но вся подоплека этого убийства, весь его антураж, были покрыты непроницаемой завесой тайны. Как я ни старался, но в своих раздумьях я никак не мог пробиться сквозь зеленоватый туман, что покрывал тогда дно оврага.

Все мои стремления рассматривать случившееся сквозь призму логики неизбежно натыкались на мир потустороннего, присутствие которого во всем произошедшем казалось мне очевидным. Ведь об этом присутствии я судил не понаслышке. Я наблюдал его собственными глазами. Я реально его ощущал.

Пережитый мною небольшой скачок во времени, таинственные объекты на фотоснимках, встреча с посланцем прошлого, призрачные ночные видения — ведь все это действительно было! И на нездоровую игру воображения этого не спишешь. Уж слишком явно те явления, с которыми мне довелось столкнуться, соответствовали тем явлениям, которые происходили здесь и раньше. А если совпадения столь явны — это уже не совпадения, а реальные факты, какими бы невероятными они ни казались.

Куда исчезли Карпычев со стариком после того, как спустились в овраг? Каким образом тело Карпычева оказалось в канализационном люке? Кто и почему убил его мать? Где сейчас находится Митрофан Никитович?

Я никак не мог избавиться от ощущения, что ответы на эти вопросы лежат вне пределов моего понимания.

Накупив продуктов, я вернулся обратно и состряпал на скорую руку сытный ужин. Половину приготовленного я отнес Радику (поднос с тарелками я снова поставил перед "детской"; он оттуда быстро исчез, из чего я заключил, что ребенок действительно был сильно голоден), половину съел сам.

Когда моя трапеза подходила к концу, появились Катерина и Баруздин. Хозяйка с белым, как мел, лицом сразу прошла к себе в спальню. Мой шеф, увидев меня, зашел на кухню и уселся рядом.

— Ну, что, посвежел? — приветливо осведомился он.

— Да как сказать? — пожал плечами я. — Относительно.

— Какие планы насчет дальнейшей службы?

Я замялся. Оставаться долее в этой "обители" мне решительно не хотелось.

— Я-я-ясно, — огорченно протянул Баруздин. — Ну, что ж, решил — так решил. Но, надеюсь, ты понимаешь, что мне сначала нужно найти тебе замену?

Я кивнул.

— У тебя найдутся силы еще на одну-две недели?

— Изыщем, — ответил я.

Мой шеф благодарно похлопал меня по плечу.

— Уясни ситуацию, — доверительно произнес он. — Ты сам видишь, что в этом доме творится что-то странное. Как будто его кто-то проклял. У меня голова идет кругом. Два трупа! Два убийства! Одно за другим! Катерина сама не своя. Пацан тоже. Ширяев рассказывал, что когда его вчера опрашивали, он буквально трясся от страха.

— Я даже еду ему отношу наверх, — горько усмехнулся я.

— Вот-вот, — вздохнул Баруздин.

Он внимательно посмотрел на меня и тихо проговорил:

— Впереди следующая ночь. Где гарантия, что сюда снова кто-то не заберется? Черт его знает, что за мотивы у этого маньяка! Поэтому тебе и Панченко придется провести ее на ногах. Панченко — снаружи, тебе — в доме. Глаз не спускать. Внимания не ослаблять. Бдительность, бдительность, и еще раз бдительность.

Мой шеф немного помолчал.

— Я очень боюсь за свою сестру, — шепотом добавил он. — У меня такое предчувствие, что она может стать следующей.

— А почему Вы не хотите временно переселить ее к себе? — также понизив голос, спросил я.

Брови Баруздина взметнулись вверх.

— Не хочу? Да я весь день ее об этом уговаривал. Она ни в какую. Мой дом, говорит, здесь. Жень, я на вас с Анатолием очень рассчитываю. Пойми, от вас зависит жизнь двух человек. Я могу быть в вас уверен?

— Можете, — пообещал я…

Глава двадцать пятая

Чем темнее становилось на улице, тем сильнее во мне нарастало беспокойство. Я с удивлением почувствовал, что начинаю бояться ночей. Впрочем, если разобраться, в этом не было ничего удивительного. В последнее время они приносили только неприятности и беды. Как то будет сегодня?

Пока все вокруг окончательно не погрузилось во мрак, я решил тщательно осмотреть дом. Убедившись, что все окна наглухо закрыты, я спустился в холл, запер изнутри входную дверь, уселся в кресло и погрузился в свои мысли.

Перед моими глазами замелькали сцены юности. Школа. Институт. Друзья-приятели. Наверное, это была своеобразная защитная реакция моего сознания на мучившие меня переживания. Ведь юность — это самая счастливая пора. Но приятные воспоминания продолжались недолго. Мною снова завладели ужасные картины прошлой ночи.

Вскрик… Окровавленное тело старухи… Таинственный силуэт…

Кто же, все-таки, мог накануне пробраться в дом? И был ли это, вообще, человек?

Запиликала телефонная трель. Я от неожиданности вздрогнул. Звонил Панченко.

— Ты привел себя в повышенную боевую готовность? — поинтересовался он.

— Привел, — ответил я.

— Как там Катерина?

— Тебе ее позвать?

— Зачем? — засмеялся мой напарник. — Я не сомневаюсь, что у нее есть надежный защитник. Ты соорудил себе охранный пост у ее постели?

— Балабол! — рявкнул я и швырнул трубку, после чего тут же отругал себя за несдержанность, представив, каким довольным хохотом заливается сейчас Панченко.

— Что случилось? — осведомилась появившаяся в холле хозяйка.

— Да так, — отмахнулся я.

— Сослуживцы подковыривают?

— Что-то типа этого.

На лице Катерины, с которого не сходил бледноватый оттенок, отчетливо читалось напряжение. Ее лоб был нахмурен, губы плотно сжаты, а скулы словно свела жесточайшая судорога.

— Не знаю, смогу ли я заснуть после вчерашнего, — пожаловалась она. — Без снотворного, наверняка, не обойдется. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил я. — Ночь, думаю, выдержу.

— Может, кофейку?

— Не откажусь, — кивнул я, и просительно добавил: — Вы бы Радика покормили.

Пропустив последнюю фразу мимо ушей, хозяйка скрылась на кухне.

Я тяжело вздохнул. Мачеха — она и есть мачеха.

Послышался свист вскипевшего на плите чайника.

— Иди сюда! — донеслось до меня.

Я прошел в "трапезную". На столе, источая аппетитный горьковатый аромат, дымилась чашка крепкого "Якобс Монарх". Катерина открыла холодильник и достала торт.

— Угощайся, — приветливо, но как-то натужно, улыбнулась она, и осторожно, одними кончиками ногтей, словно боясь пораниться, придвинула мне нож. Это был огромный кухонный нож, предназначавшийся для резки мяса.

Как часто я потом вспоминал этот эпизод!

Я отрезал небольшой кусочек, съел его, выпил кофе, буркнул "спасибо", и вернулся на свой "дежурный пост".

Хозяйка проследовала в спальню.

Приближалась полночь.

Устав сидеть, я решил размяться и походить по холлу, полагая, что это не только позволит мне коротать время, но и поможет держаться в тонусе.

Двенадцать шагов по диагонали в одном направлении, двенадцать в другом. Прохаживаясь из угла в угол, я не переставал прислушиваться ко всему, что доносилось до моих ушей, а также раз за разом бросать взгляд в окошко, выходящее во двор. Но чего-либо подозрительного пока не наблюдалось.