Праздничная книга. Январь - июль - Макс Фрай

10:00

Запыхавшаяся, растрепанная и красная, с сумкой наперевес, она влетает в редакцию, на бегу разматывая шарф и срывая дубленку. Красоту навести не успеем, разве что причесаться.

— Готов ли ты к подвигу, друг мой? — вопрошает Лера.

Сама-то Лера к подвигу готова несомненно и всегда — от безупречно выщипанных бровей до последней пуговицы белоснежной мужской рубашки под чёрным бархатным корсажем. Тоже безупречным. Родись Лера мужиком и в XVII веке, быть бы ей пиратским капитаном фрегата «Арабелла», и жизнь бы у нее была куда спокойнее и размереннее. А так она редактор рукодельного журнала, а по совместительству ответственный за все. Когда говорит Лера, пушки молча завидуют.

— Давай быстренько прикинем по шагам: сбор каркаса два шага, третий обтяжка, сначала роспись или сначала проводка? Не важно, перемонтируем… Роспись — это шага три, проводка — два шага, подвесить кисточку. Девять шагов… многовато… Саша, ты готов?

Жанна привычно снимает с безымянного пальца серебряное кольцо и прячет в карман джинсов, закатывает рукава рубашки — руки на мастер-классах должны быть анонимны.

Каркас они мучают, мнут и тискают едва не полчаса, зато потом всё летит стремительным домкратом: ткань пришита степлером почти идеально, под кистью ожила и полетела над тростниками хохлатая цапля… Внутри загорелся матовый миньончик, цапля покачивается важно, как мандарин в паланкине.

— Саша, на перьях сними мАкрее! Ещё мАкрее — вот самый кончик, — командует Лера, заглядывая в кадр с табурета.

— Всё. Снято. Восемь шагов. А как ты кисть привязываешь, я публике буковками объясню. Час сорок пять — не гении ли мы?

— Гении, — радостно соглашается Жанна — А не может ли какой-нибудь гений мне поснимать руки для моего родного сайта?

— Для твоего сайта руки можно из любого мастер-класса нарезать, хочешь — в краске, хочешь — в золоте…, - пираты не уважают ненужных действий.

— Да мне бы без анонимности, — серебряное колечко возвращается на место, индивидуальность безымянного пальца восстановлена, Жанна умоляюще смотрит на Леру: — Ну буквально кадра три — с кистью, с резаком и с шуруповёртом.

— С шуруповёртом, — страстно рокочет Лера, — какая романтика! Я надеюсь, это не какой-нибудь пошлый декораторский сайт? Это эротика, да? Признавайся, детка, ты рекламируешь жгучее африканское порно с шуруповёртом? Саша! Вылези на пять минут из Интернета, будем снимать страсть с шуруповёртом. В этом сезоне они опять в моде, шуруповерты с широкими насадками…

Потом наступает очередь паяльника, кисточки, просто изящной длани на фоне клока белого овечьего меха, бархата, клетчатого тартана. В качестве тартана употребляют юбку самой Леры. «Отлично! — щелкает языком пират-редактор, — Теперь пальчики в кулачок сжали, кулачок пееее-ре-вееер-нули… и средний поднимаем. Ровненько его держи! Таааак! Сняли, отлично. Брутальненько получилось. Ну-ка еще! В Шотландии вы не найдете жены, а найдете… шуруповерт!»

Прощаясь, Лера напутствует ее: «Следующий номер — радуга. Семь цветов и все такое. Давай уж, подумай, молодой вьюнош, чем дарить будешь». На часах 12. За окном медленно затихает мартовский снегопад.

Три станции, пересадка, четыре станции. Юноша рядом то и дело лезет в карман за семечками, ритмично толкая Жанну локтём. В детективе героиня нашла труп, подверглась оскорбительному милицейскому допросу, зато олигарх подобрел и позвал в ресторан, есть суши. «Или он убийца, или женится», — думает Жанна.

13:00

В изостудии в это время тишь и благодать. В углу на тумбочке стоит огромный букет лилий и благоухает на всю комнату. На столе лежит стопка рисунков для оформления — младшая группа рисовала сказку. На картинках все сплошь красотки-принцессы, с огромными глазами разных цветов и тщательно вырисованными локонами. Иногда рядом с принцессами появляются котятки, единороги и розочки, старательный художник Илона даже замок пририсовала, двоюродного братца Пизанской башни, но со шпилями и стрельчатыми окнами. «А мы эту красотуу запихаем в паспартууу!» — напевает Жанна. Нина Аркадьевна пристроившись у стола, заполняет стопку журналов посещения, за всех педагогов скопом. Лилии немолодые, побитые жизнью, но зато их целая толпа и пахнут они одуряюще, их чуть пожухшие лепестки в коричневых мятых складочках щедро осыпаны грубоватой желтой пыльцой. Из-за ажурной зелени аспарагуса посверкивают блестками две перьевые бабочки-наколки.

— Ну, Жанна-не-д'Арк, чаю, кофе? — вопрошает Нина Аркадьевна. — Зефир, мармелад, конфетки-бараночки? Вчера мой день рождения отмечали, теперь мышам огрызков на неделю. И цветочки вот стоят, целая охапка.

Про день рождения Жанна забыла, как забывает заполнять журналы, составлять планы занятий и в срок расписывать методички. Поэтому, не краснея и не усложняя ситуацию, она с загадочным видом роется в волшебной сумке, достает оттуда расписной глиняный кувшинчик с прошлого мастеркласса и щедро презентует его старухе. Все детские шедевры обработаны, и даже вполне приличная получается выставка. Чай разлит по кружкам из натюрмортного фонда, тишина и спокойствие. Как хорошо в изостудии, когда нет детей, — райский уголок да и только. Но мысль о детях оказывается критической. И йогурт персиковый, и еду в дом, и тысячу вечером Светочке Григорьне. Хошь, не хошь — вынь да положь. А ведь можно же было занять у Леры, баклан ты, Денисова. Хотя не Лерой единой жив человек. Есть же, например, Еж, не работодатель и не коллега, а просто старый верный друг… За что сейчас и будет отдуваться.

— Вжжж — интимно говорит мобильный в нагрудном кармане, «Еж» высвечивается в зелёном окошечке. — Слушай, ты мысли читаешь? Я сейчас тебе звонить хотела.

— Телепатии не существует. Это ты, Денисова, громко думаешь. У меня к тебе дело на стомильонов.

— А у меня к тебе на тысячу рублей. До зарплаты.

— Ты, Денисова, меркантильное кю, не вопрос, приезжай, — отвечает старый верный друг.

Видя, что коллега хватает сумку и намеревается улизнуть, Нина Аркадьевна вытаскивает из букета ветку лилий помоложе, с тремя изящными цветками и полураскрывшимся бутоном на гордом стебле, и протягивает ее Жанне, решительно пресекая отказы.

— Не кокетничайте, Иоганна, — улыбается она, — столько лилий — это на похороны впору, чтоб трупом не пахло. Люди в таком амбре не выживают. Я их домой не понесу ни за что — это же верная мигрень! А с другой стороны, жалко их. Одна еще куда ни шло, постоит у вас, Дарью порадует.

С одинокой лилией наперевес Жанна сбегает с лестницы, а на улице ее встречает солнце. После снегопада и сырого ветра совершенно неожиданно прояснело, слякоть, нападавшая с небес мокрым снегом, по-прежнему портит всю малину, но зато под солнечным светом — редким подарком в эту чудовищную весну — воздух кажется свежим и умытым. Серые голуби, урча, топчутся на подоконнике, очевидно, кормятся от чьих-то щедрот.