Дети Империи - Олег Измеров

И тут Волжанов сам обратился к Виктору:

– Вы тут так иронически смотрите… Скажите честно – не верится сегодня в это?

– Ну почему же не верится? Физике это не противоречит, а технология за десятилетия быстро развивается… Вот, например… например… кого из современных людей удивил бы полет Гагарина?

– Хм… авиацией сейчас, конечно, никого не удивишь… – Он взглянул на часы. – Ну ладно, выключайте пока, а то много за свет нагорит.

«Не знает».

Народ начал расходиться. Виктор взял из шкафчика круглый металлический пенал – закрыть лабораторию, опечатать и сдать на вахту.

«А может, он из другого будущего? Где нет Гагарина?»

Глава 18

Трамвай с Мекки Мессером

Виктор уже шел по длинному гимназическому коридору старого корпуса к выходу, когда его догнала Зинаида.

– Виктор! Постойте! Вас можно на минуточку! Вы не могли бы пишущую машинку у меня посмотреть?

– А что с ней?

– Понимаете, мне осталось два слова напечатать, а она щелкнула и выключилась. Она электрическая, так не печатает. И звонить некому, рабочий день кончился. Вы не посмотрите? Там два слова всего осталось…

Пишущая машинка стояла на небольшом старом, но крепком столе, на толстой подкладке из технического войлока – шум снижать, за столом – высокий стул с надставленными для удобства ножками. На стене над столом… То, что увидел Виктор, вновь его поразило. Собственно, это была вырезанная из какого-то западного рекламного проспекта цветная иллюстрация, на что указывала надпись «Ellenberg: looking forward» («Элленберг: смотря вперед»). Но Виктора удивило не то, что здесь тоже есть фирма с похожим названием. На иллюстрации была девушка перед плоским монитором в черном обрамлении, причем перед вытянутым – такие и во время Виктора появились недавно. «Где-то двадцать один дюйм будет, не меньше», – на глаз оценил он. На мониторе был реактивный самолет в голубом небе. Еще удивительно то, что картинка не крепилась к крашенной масляной краской стене кнопками, а налеплена по углам скотчем.

– Нравится? Это Семен Игнатьевич после командировки разбирал бумаги и подарил.

– Красиво… А что с машинкой?

– Да вот видите… не включается.

Виктор проверил розетку настольной лампой, раскрутил перочинным ножом штепсель – там было все в порядке, потом прощупал толстый шнур в коричневой оплетке из искусственного шелка – нет ли скрытого перелома. Сзади машинки, возле входа шнура он увидел черную карболитовую крышку с накаткой и открутил ее. За крышкой потянулась стеклянная трубка длиной со спичку; стенки ее изнутри были серыми и мутными.

– Предохранитель полетел. А запасного нет?

– Сейчас, минуточку… где-то они тут лежали… – Зина выдвинула ящик стола и начала быстро шарить в нем. – Ага, вот они. – И она извлекла небольшую картонную коробочку из-под марганцовки, в которой лежало несколько таких же стеклянных предохранителей, лампочка от карманного фонаря и еще какие-то детали. Виктор осмотрел металлический колпачок – на нем оказалась выбита та же цифра допустимого тока, что и на сгоревшем.

– Ну вот, можете печатать.

– Уже все? Огромное спасибо! А то бы я тут сидела и не знала, кого ловить, чтобы помог… – Она быстро добила недостающие слова, выключила машинку и понесла бумагу в кабинет на стол Волжанову – чтобы, когда придет с утра, сразу же подписал.

Виктор опять начал внимательно рассматривать картинку. Неужели Эленберг стал плоские мониторы делать?

– Ждете? – вернулась улыбающася Зина. – Вы, наверное, решили меня проводить, но стесняетесь? Верно?

– Вы угадали, – со смущенным видом ответил он.

– А я и не против, – сказала Зина, подправляя помадой губы возле зеркала, что висело на внутренней стороне дверцы стоявшего у дверей шкафа для одежды.

Виктор подошел, снял ее длинное твидовое пальто с деревянных плечиков в шкафу и помог надеть.

– Кстати, знаете, что на этой картинке? Так ученые представляют себе телевизор будущего: плоский и с широким экраном. В общем, домашний кинотеатр… – Она еще раз критически осмотрела себя в зеркало. – Ну все, идемте.

«Все к лучшему, – подумал Виктор. – Может, Вэлла остынет и не будет за мной бегать. Пусть кого-нибудь помоложе присмотрит».

– А вы вообще куда сегодня собирались? – спросила Зина, когда они уже вышли на улицу. Здесь яркое солнце играло на ослепительно-белом снегу, и голубое небо дышало свежестью сквозь алмазную паутину ветвей. По такой погоде хотелось просто прогуляться.

– Да, собственно, еще не решил. Разве что за продуктами на обед, но это всегда можно… Погода хорошая.

– А я решила поехать в Брянск, а пообедать можно в кафе-столовой на Куйбышева. Вы уже там были?

– Еще нет. Вывеску видел.

– Знаете, даже очень рекомендую, если некогда. Там вечером кафе, а днем – столовая, нет наценок, очень хорошо и дешево. Когда кафе, тут джаз играет, правда, ходит по вечерам одна молодежь, лет по двадцать-двадцать пять… Да и рок-н-ролл я плохо танцую.

– Ничего страшного, я тоже.

Столовая оказалась диетической, и сегодня в меню были салаты, бульоны с яйцом и фрикадельками, молочные супы, паровые котлеты, тушеная рыба с рисом и картофельным гарниром, омлеты, творожный и рисовый пудинги и тому подобная снедь. Виктор понял, почему здесь довольно свободно и недорого. Доходность заведения, вероятно, обеспечивали вечерние наценки. Вместо ожидаемых металлических столиков и стульев стояли деревянные, стены зала приятных коричневых тонов были со вкусом украшены лепными барельефами, а на окнах волнами спускались белые шелковые занавески.

– Днем сюда хорошо с детьми ходить, – сказала Зина.

– Да. Очень даже уютненько.

На столах лежали скатерти, а вместо раздачи блюда по-старому подавали официантки. Последний раз Виктор видел такое лет тридцать назад в столовой на Фокина; как-то сохранился тогда этот островок во всеобщем океане самообслуживания.

– Самообслуживание есть в фабрике-кухне, – словно угадывая его мысли, произнесла Зина. – Там быстрее. Но мы-то с вами не спешим?

На трамвай они сели у почты, в первый вагон; трамвай оказался новым, теплым и выглядел внутри как-то по-домашнему уютно. Народу ехало немного, и они с Зиной устроились на одном из мягких, с коричневыми кожаными сиденьем и спинкой, двухместных диванов справа по ходу. Билеты отрывала кондукторша в темно-синей форме; в граненой кабине вагоновожатой громко играл переносной приемник, и трамвай катился по стальным нитям заснеженного пути под звуки «Мекки Мессера», исполняемого в ритме фокстрота. Невысокое солнце в просветах между домами заскакивало в салон, играя на золотисто-желтом линкрусте. На задней площадке что-то весело обсуждала между собой группа лыжников. Возле них на задних сиденьях пристроились две бабки-«парашютистки», выставив корзины в проход. «Видимо, с рынка едут», – решил Виктор. «Парашютистками» этот род пассажирок прозвали потому, что они надевали на себя две корзины с товаром, спереди и сзади, как основной и запасной парашюты. С левой стороны, в одиночном ряду, сидела какая-то пожилая дама в белом вязаном платке поверх шляпки фасона сороковых, а впереди разгалделась группа школьников с черными ранцами из кожзаменителя.

Город, по-видимому, застраивался новыми домами главным образом вдоль линий общественного транспорта. Высокие пятиэтажные сталинки стояли там, где в эти годы должны были стоять бараки Старого базара, вплоть до выезда; ими же, вместо болгарских двухэтажных домов, была застроена и противоположная сторона улицы Ленина, выделялся только квартал дореволюционных одноэтажных коттеджей-«колонок». Зина объяснила, что их решили сохранить как часть исторической застройки, вместе с баней и выходившими на улицу заводскими зданиями губонинских[7] времен. Ради линии трамвая был уже построен и новый мост через Десну взамен деревянного – видимо, недавно, потому что дорога к нему, по новой насыпи лежавшая от Ленина, а не от Восточной, была аккуратно обсажена маленькими деревцами.

Трамвай миновал густой лес в овраге на Первомайской и быстро взобрался на Городищенскую горку, обгоняя медленно карабкающиеся наверх грузовики. Бежицкая оказалась значительно реконструирована и спрямлена, а на месте снесенной частной застройки вдоль дороги по обеим сторонам выросли желтые двухэтажные шлакоблочные дома. К удивлению Виктора, на Чашином Кургане церковь была сохранена и даже отреставрирована; правда, на стоящем тут же рядом клубе он увидел большие рубленые буквы «Бога нет».

«Надо будет как-то связаться с местными археологами, чтобы на Кургане раскопки сделали. Самая древняя часть города, тысяча лет ей, а об этом тут пока и не знают…»

На подъезде к роще «Соловьи» строительства еще не начинали; не было тут еще ни пединститута, ни Кургана Бессмертия, насыпанного в шестидесятых, зато над лесом гордо возвышался цилиндр водокачки. На остановке за аэродромом возле воинской части лыжники вышли.