Дикие питомцы - Амбер Медланд

У нее блестящие светлые кудри. Я и не знала, что такие укладки еще делают. И она глаз с меня не сводит. Может, у меня сопли размазались по губе? На всякий случай шмыгаю носом. Пытаюсь слушать Сэма, но она говорит мне что-то одними губами.

Сэм оборачивается взглянуть, на что это я такое смотрю, и лицо его темнеет. Он идет к ее столику. Женщина сначала оправдывается, потом указывает на меня подбородком. Сэм заслоняет меня от нее спиной. Я утыкаюсь в свой телефон и качаю головой – ох уж эти нью-йоркцы. Явно не очень-то счастливые люди.

Чего она хотела?

Да водки мало выпила.

Официантка выводит женщину из зала. Проходя мимо меня, та шипит – мусульманская сука.

Сэм так на меня смотрит, словно я должна забиться в истерике. Я отпиваю пива и отвожу глаза. Лицо пылает. Мда. Странный случай – я прижимаю ко лбу прохладную бутылку. Самое смешное, что я даже не мусульманка. Впрочем, ей, наверно, без разницы.

Наконец я решаюсь взглянуть на Сэма. Вид у него такой потерянный, что я начинаю смеяться. Как думаешь, дело в юбке?

Айрис, качает головой Сэм. – Неделька у тебя явно не задалась.

Он начинает рассказывать мне, сколько в Остине всякого расистского дерьма. Какое-то тупое противостояние между нами и мексиканцами. Но не открытое, не вроде вот этого, – он кивает на опустевший столик. Просто все слишком серьезно относятся к тому, что едят.

Я подбираю со стола табличку и кручу ее в пальцах. Сэм раздраженно отбирает ее у меня и ставит на место. Я из-за тебя теряю нить.

Читаю надпись на табличке. «Что еще за шот с рассолом?»

Что еще за шот с рассолом??? – смеется он.

Опрокинув первый шот из виски с рассолом, я заявляю ему, что в мире нет никого лучше Эзры.

Чертовски романтично, отзывается он.

Сэм старше меня всего на десять лет, но между нами целая жизнь. У него есть зажим для денег, он умеет смешивать коктейли и спать с кем попало. А я за всю жизнь была только с Эзрой. Рядом с Сэмом я чувствую себя семнадцатилетней.

Когда доживешь до моих лет… Нет, не пойми меня неправильно, я не сомневаюсь, что твой парень просто чудо, но тебе сколько? Двадцать один? У тебя вообще есть знакомые не из числа бывших однокурсников? Он фыркает и прихлебывает пиво. Мир – это же настоящее Эльдорадо.

Эльдорадо?

Ага, уж ты мне поверь. Я на этом Эльдорадо съел дораду.

Лондон

Долли осветлила волосы. Эзра никак не может понять, пугает его такая смесь юности и зрелости или восхищает. Она отводит от лица короткие пряди и показывает всем два новых прокола в верхней части ушной раковины.

Колечки из розового золота, хвастается она. Просто улет.

Обалденно, кивает Ндулу.

В салоне воняет «Хэппи Милом». На часах семь утра, а Ндулу заставил каждого взять себе по обеду. Эзра на свой даже смотреть не может. Вчера вечером они выступали на корпоративе в Шордитче. Эзра объелся сырных шариков и перебрал халявного вина. Ндулу стонет. Он всю ночь не ложился, смотрел выборы в Америке и глотал «Лемсип».

Чувак, меня просто радиоактивной блевотиной рвало.

Якуб оборачивается к Эзре и ухмыляется, сверкая серебристыми пломбами. С тех пор как они стали нанимать его на несколько дней подряд, он решил, что они неплохие ребята. Завтра он повезет их в Ливерпуль. Когда все уселись, он забил в навигатор «Лидмилл»[17] и хлопнул Эзру по плечу, как старого друга.

От Лондона до Шеффилда: три – три с половиной часа.

Торопиться некуда, выпалил Эзра.

Лукас присвистнул. Ндулу потянулся за одеялом.

Мальчики, мальчики, разулыбалась Долли.

На первой заправке Ндулу сунул Якубу под нос выпуск «Гардиан» со статьей о «Простаивающих клинках». Тот одобрительно прищелкнул языком.

Ндулу барабанит по потолку, перечисляя группы, которые тоже выступали в «Лидмилле»: Arctic Monkeys, The Stone Roses, The Strokes, The White Stripes, Oasis, Muse, Kings of Leon, Manic Street Preachers, Bloc Party.

Чем громче он барабанит, тем сильнее Эзру мутит. Чтобы отвлечься, он начинает собирать игрушку из «Хэппи Мила», но никак не может найти пропеллер. Якуб врубает «Радио 1», и Ндулу начинает подпевать.

Эзра, хмурясь, пытается разобрать, о чем беседуют Долли и Лукас на заднем сиденье.

С Лукасом Долли разговаривает, как с равным. Им нравятся одни и те же музыканты. Правда, стоит им стать известными, как Долли с Лукасом тут же перестают ими восхищаться. Эзра как-то обмолвился, что любит Blondie и Woody Guthrie, и Долли улыбнулась – как ему показалось, насмешливо.

Ты как будто плохие стихи себе под нос бормочешь, жалуется Макс.

Ндулу вскидывает вверх руку, словно приносит клятву. Чувак, я артист, мы обязаны творить.

Он достает телефон и начинает загружать их снимки в приложение, где можно править черты лица. Макс кидает в чат фотку с пятнадцатилетним Эзрой, очень серьезным и одетым во флисовую толстовку. Ндулу соединяет ее с недавней, той, где Эзре двадцать один и взгляд у него, как у серийного убийцы. Ребята пускают телефон по кругу, рассматривают получившееся изображение и хохочут. Якуб, увидев снимок, со смехом отодвигается от Эзры подальше.

Езуз Крист, выдыхает он.

Эзра пытается перестать хмуриться. Он уже боится собственной мимики, Ндулу постоянно делает из его снимков мемы и постит их в Инстаграм. Макс забирает телефон. Он обожает это приложение, в нем прическа у него получается не такая уж лохматая, а фигура вполне ладная.

Смотрите, прямо Хью Грант, объявляет он, показывая всем свое обработанное фото.

Ндулу снова выхватывает у него телефон и, проводя пальцем по экрану, приговаривает – контакты, Харуто, отправлено.

Макс кричит – не надо, не надо. Но вид у него довольный. Ндулу улыбается даже как-то слегка кокетливо.

Так что, когда твой парень к нам присоединится?

Он приедет на поезде после работы, отвечает Макс, покосившись на Долли. Я сказал ему, что он может выпить с нами после концерта.

Чем больше народу, тем веселее, отзывается Долли.

Долли не особенно интересуется Максом. Айрис говорила, она как-то обмолвилась, что он «идет в нагрузку», но Эзре не хочется в это верить. Он пытается разобрать, что там рассказывает Долли. Кажется, она только что рассталась с «очередным хахалем».

Он что, не звонил тебе с самого Лидса? – хмурится Лукас.

В боковом зеркале Эзра видит, как он сворачивает толстовку и вручает ее Долли вместо подушки. Не совсем понятно, искренне ли Лукас о ней печется или это все хитрый тактический