Жизнь как она есть - Борис Костюковский

Дядя Саша на чистой половине поставил на стол сало, молоко, хлеб. Ну и, конечно, самогон. После первой рюмки кто-то из ребят спросил у меня, действительно ли я хочу уйти к партизанам.

— Ясно, хочу, тут и спрашивать нечего, — ответила я.

— Ишь ты какая быстрая! — заухмылялся паренек и пошире уселся на лавке. — А в какой же отряд ты хочешь попасть?

— В тот, где мой брат, — говорю.

— А кто твой брат?

— Марат Казей. Он еще маленький, ему всего двенадцать лет. Но он уже разведчик и две благодарности получил, — расхвасталась я.

— Знаем такого. Это тот малыш из двадцать пятого отряда. Ну, это рядом с нашим. Знаем мы твоего Марата хорошо. Боевой парнишка, ничего не скажешь.

Меня прямо распирало от гордости: вот он каков, мой Маратик! Его даже в соседнем отряде знают! Я уже в душе ликую: все в порядке, наконец-то я попаду к партизанам.

Но ребята быстро умерили мой пыл: не могли они взять меня с собой, так как они совсем не из этой партизанской бригады, а «из-за железки» (так условно называли партизан из лесов по ту сторону Дзержинска, за железной дорогой) И приехали они сюда на связь совсем с другим партизанским отрядом. А «Двадцать пятый» они, конечно, знают. (Только позднее я расшифровала это название: отряд имени 25-й годовщины Октября.)

— Эх, — сказал парень лихо и подмигнул мне заговорщицки — ты духом не падай. Вот зайдет сейчас третий наш товарищ, он здешний. Может, и сумеет помочь в твоем деле.

Вскоре действительно зашел еще один партизан с задорным, как у петушка, чубчиком и с планшетом на боку. Видно — не рядовой. Назвался Сашей.

Саша был комсомольским организатором отряда «Боевой». Он пообещал взять меня в партизанскую зону, но с условием, что я подожду до утра, когда они будут возвращаться на базу после выполнения задания.

— В залог мы здесь соль оставляем, — улыбнулся Саша, — а соль, сама понимаешь, на дороге теперь не валяется.

Саша стал подтрунивать над моей обувью: на мне были те самые мамины разношенные туфли, да в придачу к ним резиновые ботики. Конечно, все это не подходило к суровому партизанскому быту, но где я могла взять другую обувь?

— Прежде чем везти тебя в зону, мы обязаны достать тебе валенки или, на крайний случай, сапоги, — командирским тоном, солидно и веско сказал Саша.

А меня все это почему-то не радовало. Опять новая отсрочка. Поманили, как это уже было, и след их простынет. Так я думала и тут же приняла «оперативное решение».

Пока ребята ужинали и о чем-то говорили с дядей Сашей, я потихоньку накинула пальто и платок, всунула туфли в боты и пошла на улицу. Увидев у забора лошадь, запряженную в обычные крестьянские сани-розвальни, я обрадовалась: раз сани — места хватит. Вот если бы они были верхами или пешими, мне бы за ними не увязаться.

Я уселась в сани, ноги укрыла сеном, руки засунула в рукава пальто (даже варежек не было) — и жду.

Ребята скоро вышли из дому, увидели меня в санях и рассмеялись.

— Да иди ты и спокойно спи, — уговаривал меня Саша, — слово даю, что возьмем тебя.

— Нет, — закричала я и готова была разреветься, — никуда я не пойду, хоть силой выбрасывайте из саней! Теперь куда вы, туда и я.

— Э-эх, — с сердцем сказал Саша, — ты что думаешь, мне есть время с тобой в бирюльки играть? Мне задание выполнять надо.

— Ну и выполняй, садись, и поехали, — сказала я, подвигаясь в санях.

Саша снова не выдержал и засмеялся.

— Горе ты луковое. Что нам с тобой делать? Если бы ты хоть из пистолета стрелять умела, дал бы я тебе свой, а себе винтовку оставил.

— А я умею, — сказала я и повеселела.

Уж что-что, а стрелять я умела и пистолет и винтовку знала.

— Я же ворошиловский стрелок, — с гордостью отрапортовала я.

— Ну, раз ворошиловский, то получай, — сказал Саша и снял с ремня пистолет в кобуре.

И мы поехали. Ребята, видно, поняли мое состояние: относились ко мне, как к равной, оставляли меня в карауле, подбадривали, немного подшучивали. Мне вообще теперь кажется, что партизаны никогда, даже в самые тяжелые минуты, не обходились без шутки, задиристого, острого словца. Это, как ничто другое, помогало выносить тяжелые будни партизанской жизни, лишения и опасности.

В одном селе мои ребята «для храбрости» еще раз приложились к самогону и мне налили. От радости, что ли, но я отчаянно, впервые в жизни выпила полстакана. И ничего: на меня это не подействовало. Нет, я и без того была пьяна. Я чувствовала себя равноправной, нужной, впереди — определенность. Теперь-то я буду партизанкой. Уже партизанка!

Задание у ребят, кажется, заключалось в сборе оружия у населения по данным партизанской агентурной разведки. Хлопцы мои лазили на сеновалы, в сараи, в погреба, на чердаки домов. Одному деревенскому парню пообещали «всыпать», и только после этого он увел ребят в сад и там, под деревом, помог выкопать целый ящик с оружием.

— Почему скрывал? Для кого берег? — кипятился Саша, сдвинув набекрень шапку, и его русый чуб грозно топорщился.

— Мне Митька велел спрятать. И никому не отдавать. «Двадцать пятому» отряду сберечь.

— Слышь, Ада, — расхохотался Саша, — твоему отряду.

Мы объехали три деревни; очевидно, ребятам были известны адреса, и действовали они безошибочно.

За эту ночь ребята меня здорово экипировали. В одной деревне помогли сменять мои туфли и боты на стеганые, сшитые на машинке ватные бурки с калошами. В другом доме этой же деревни, куда мы зашли, одна девушка подарила мне шерстяные белые перчатки.

К утру мы возвращались снова в Ляховичи. Почти в центре деревни нас остановил вооруженный часовой и спросил пароль. Выяснилось, что это возвращались с задания партизаны из «Двадцать пятого». Теперь они отдыхали в доме связной Марии Ивашиной. Мы зашли в этот дом, и я увидела там среди партизан своего дядю Николая.

— Что же ты не приехал за мной, как обещал? — набросилась я на него, вместо того чтобы поздороваться.

— Да понимаешь, Адка, командир в другое место послал, — оправдывался Николай. — Но ты, того… поезжай теперь с нами.

— А как же мы? — взлохматив еще больше свой чуб и выпятив грудь, шутливо вскричал Саша. — Мы ее нашли, мы ее отогрели, мы ее обули, одели, а теперь отдавай какому-нибудь дяде? Так не пойдет.

— С кем была на задании — с теми и поеду, — решила я этот шутливый спор.

Мы еще раз остановились у дома дяди Саши, ребята забрали соль и напомнили, что я могла вот до этого времени спокойно спать. «Может быть, вы бы и взяли меня, — думала я, — но уж будить не стали бы. Нет, милые мои, правильно я поступила, поехав с вами».

В лагерь мы приехали с рассветом. И снова шутки в мой адрес: