Пункт назначения 1978 - Виктор Громов

Мне ответили. Ладонь у батюшки оказалась твердой, мозолистой.

– Отец Серафим, – представился он зычным басом.

– Олег, – ответил я и выпалил, словно дернул кто: – Интересное вам дали имя. Как Серафиму Саровскому.

И тут же прикусил язык. Но было поздно. Сказать, что батюшка изумился, не сказать ничего. Но обратился он не ко мне.

– Евдокия, откуда у столь юного отрока такие глубокие познания?

Бабуля промолчала. Ей тоже было любопытно.

Я оказался в неловкой ситуации – врать не хотелось, а говорить правду… Хм… Я мог бы рассказать про интернет и телевиденье из моей прошлой жизни. Но, боюсь, меня бы не поняли. Попросту сочли сумасшедшим. Поэтому пояснил, стараясь избегать откровенной лжи:

– Рассказали.

Собственно, и не соврал. Просто, не уточнил источник. Действительно, рассказали.

Батюшка понимающе хмыкнул, сделал приглашающий жест, пропустил нас вперед. Баба Дуся прошмыгнула внутрь первой. Но для начала обожгла меня негодующим взглядом. Я сделал вид, что ничего не заметил. Это было совсем несложно – внутри бабуля отвлеклась на образа, на свечи, принялась молиться. Верила она искренне.

Меня же отец Серафим отвел в сторону, указал пальцем на банку и спросил напрямик:

– С чем пожаловал Олег? С добром или нет?

Здесь я мог быть абсолютно честным.

– С добром.

Батюшка забрал у меня банку, отставил в сторону.

– Вижу, что ты не веруешь.

Это была правда. Мне отчего-то стало ужасно стыдно. За все эти годы я так и не научился верить. Не мог понять, отчего Господу пришло в голову забрать себе Иру? Зачем? Ей было всего девять лет.

И вот сейчас я пришел в дом Господень за помощью. Хоть в эту помощь почти не верил. Я опустил глаза. Ужасное чувство – неловкость и беспомощность, вот что сейчас творилось в моей душе.

– Не веруешь, – утвердился в своем мнении отец Серафим. – Так зачем пришел?

Я набрался смелости и ринулся в этот разговор, как в омут головой. Будь, что будет.

– Мне нужна святая вода.

Отец Серафим оглянулся на банку, нахмурился, свел на переносице брови.

– Зачем? – повторил он с нажимом.

А я вдруг испугался. Не даст! Что мне тогда делать? Как со всем этим справиться. И я заговорил. Поспешно, сбивчиво, совсем как пацан. Я даже не понял, как это получилось. Все вышло само собой.

– Прошу вас, не спрашивайте. Я не могу сказать…

Батюшка нахмурился еще сильнее. Хотя, куда уж больше.

– Вы не поверите мне.

Наверное, в голосе моем было столько тревоги, что батюшка решил мне помочь. Он поднял банку, легко снял крышку и куда-то ушел.

Я стоял и просто ждал, пока вернется. Даже не заметил, как рядом появилась бабушка Дуся.

Вернулся отец Серафим почти сразу. Банка была полнехонька. Он укупорил ее, снова обратился ко мне:

– Хорошо, я не буду спрашивать. Это все, или тебе нужно что-то еще?

И тут меня осенило. Молитва «Отче наш», я совсем ее не помнил.

– Отче наш. Мне нужен текст…

Баба Дуся возмущенно вытаращила глаза. По ее мнению, я сейчас произнес величайшее кощунство. Каждый разумный человек должен помнить молитву наизусть! Она уже открыла рот, чтобы излить на меня свое негодование, но отец Серафим остановил ее жестом.

А я закончил мысль:

– Хотя бы переписать.

– Зачем же переписывать?

Он отошел ко входу, со стойки, где лежали свечи, взял половинку листа желтоватой бумаги и протянул мне.

Я уже и забыл, что бумага тогда была совсем не белой. Желтой, словно вымоченной в спитой заварке. На листке под копирку был отпечатан текст. Я бегло пробежал его глазами, и строки стали всплывать в памяти сами собой. Когда-то я пытался его учить вместе с бабулей.

– Забирай, – батюшка снова улыбался. Мягко, сочувственно. – Все удобнее.

Я с ним был согласен. Сложил листок в четыре раза, убрал в карман рубашки и застегнул на пуговицу. Потом взял банку, прижал к себе.

– Спасибо.

И собрался уходить. Но меня остановили.

– Так и понесешь? – усмехнулся отец Серафим. – Вопросов не страшишься?

Я сначала не понял. Потом дошло. Ехать мне предстояло в автобусе из Калачовки с банкой воды подмышкой. Странное зрелище, не находите? Странное, вызывающее ненужное любопытство.

Вероятно, все мои мысли отразились на лице. Батюшка улыбнулся еще шире и протянул руку:

– Давай сюда.

Банка перекочевала к нему.

Потом я смотрел, как мою добычу обернули листом коричневой бумаги, как обвязали поверх бечевкой.

Руки батюшки были ловкими, проворными, словно ему не впервой было паковать такие кульки.

В конце концов, меня благословили и отпустили на все четыре стороны, выдав напоследок напутствие возвращаться еще. Первая часть моей задумки оказалась выполнена.

* * *

Обратный автобус даже не пришлось ждать. Он уже стоял на остановке. Я забрался внутрь и опустился на заднее сидение, туда, где перед этим ехала бабушка Дуся. Билет мне попался самый обычный, ни разу не счастливый. Сразу подумалось, что это точно к удаче.

В этот раз на мой билет никто не претендовал. Даже контролеры. Они, определенно, не водились на этом маршруте. До города я добирался в гордом одиночестве.

Ехал и думал, что давненько уже мне не доводилось путешествовать вот так, в пустом салоне. «Как фон-барон!» – вспомнилось одно из любимых выражений бабули. Как же много у нее их было. Почему никто не додумался записать?

Взять тот же «пердимонокль». В детстве это изумительное слово смешило меня до колик. А песенки? Заводные хулиганские мелодии времен НЭПа. В голове сам собой заиграл «Цыпленок жареный». Я без труда вспомнил и слова, и мотив.

Цыпленок жареный Цыпленок пареный, Пошел по улице гулять. Его поймали, арестовали, Велели паспорт показать.