Живые против зомби. На заре заражения - Николай Дубчиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет, парни, – сказал здоровяк в защитном костюме, широко улыбаясь, – с возвращением! Сейчас мы замерим радиацию, и поедете в клинику.
Он начал махать счетчиком Гейгера, еще несколько спасателей спросили, как самочувствие, и направились со своими дозиметрами внутрь корабля.
Иширо, глядя на них, сказал:
– Радиация в норме, образцы проб в отсеках.
Герои спустились на землю и попали в окружение медиков. Врачи усадили всех троих в машины и провели беглый осмотр. Уже в автомобиле по дороге в больницу Иван почувствовал себя хуже, Иширо тоже был какой-то бледный, даже Том сидел, опустив голову. Доктор замерил у парней давление и покачал головой:
– Очень низкое… сейчас сделаю вам инъекцию – станет полегче, а там уже в клинике будете под присмотром.
После укола голова стала шуметь меньше, но началась тошнота. Иван помнил только, что машина остановилась, открылась дверь, и тут он потерял сознание. Очнулся Воробьев примерно через 20 минут, уже лежа в отдельной палате на мягкой кровати. Он огляделся, комната была не хуже номера-люкс в отеле.
Через пару минут вошла красивая молодая латиноамериканка, в белом халате, на котором не были застегнуты верхние пуговицы, что чрезвычайно привлекало внимание к ее выдающейся груди.
– Очнулись, как самочувствие? – спросила она с улыбкой.
– С вашим приходом уже лучше, – неуклюже заигрывая, ответил Иван.
– Отлично, сейчас зайдет врач, он как раз осматривает капитана.
– А Вы не врач?
– Нет, я – медсестра, меня зовут Лина. А вас, кажется, Иван?
Она сделал ударение на первую букву, что очень рассмешило Воробьева. Иван не думал, что его имя может так забавно. Тут мужчина понял, что уже год не видел женщину. И вот – на тебе, такая провокация в виде этой смуглянки Лины.
Девушка подмигнула русскому и сказала:
– Я зайду позже, отдыхайте.
Медсестра вышла, и вскоре в палате появился доктор. Это был пожилой мужчина с бородкой и большой лысиной. Он оглядел космонавта своими добрыми смеющимися глазами и, улыбаясь, сказал по-русски:
– Так, так, вижу, Вы лучше всех перенесли приземление. Даже гордость берет за соотечественника. Ваш капитан едва может голову оторвать от подушки, а японец… этому бедолаге вообще не позавидуешь… зеленый как от морской болезни…
– Это опасно? С нами что-то не так? – насторожился Воробьев.
Доктор подмигнул ему и присел на край кровати:
– Скоро должно пройти, за вами круглосуточное наблюдение, пока не обследуем с ног до головы, отсюда не выпустим. Сегодня сдадите несколько общих анализов, отдохнете, а завтра уже начнем…
Это «начнем» немного смутило Ивана, но он не подал виду и лишь кивнул головой:
– А Вы русский?
– Я из одесских евреев, моя фамилия Кассель, Борис Кассель. Когда-то во времена своей молодости, я иммигрировал сначала в Канаду, а потом поселился в США.
– Ясно, – лаконично прокомментировал космонавт.
– Нууууссс, – доктор неожиданно громко хлопнул в ладоши и поднялся, – попрошу Лину быть к вам повнимательней. Она прелесть, правда?
– Угу, – согласился с врачом Воробьев и немного смутился.
– Вы молодец, – доктор показал большой палец и, насвистывая какую-то песенку, вышел из палаты.
В течение дня еще несколько раз заходила Лина, и каждый раз Иван с трудом сдерживал себя, глядя на знойную латиноамериканку.
«Все-таки это Америка, здесь даже за комплимент могут в суд подать, – размышлял он, провожая медсестру взглядом, – забавная была бы история, по новостям, наверное, тут же бы показали. Кстати, мы вроде как герои, интересно, журналисты уже осаждают эту больничку? Скоро будем давать интервью, Я, Иширо, Капитан, Рич…»
Иван автоматически про себя перечислил весь экипаж, остановившись на англичанине. Но тут вновь вошла Лина, заставив его забыть грустные мысли. Она, видимо, догадалась, какое чувство испытывает к ней мужчина, остановилась у кровати Воробьева и произнесла почти шепотом:
– Вам сегодня нельзя напрягаться, завтра будет много исследований. Сегодня нужно отдохнуть, а завтра, если все будет хорошо, я зайду вечером.
От этих слов Иван чуть было не повалил девушку на кровать, но сдержавшись уже, наверное, десятый раз за день, закрыл глаза и попытался уснуть. Действительно, он был еще слишком слаб. В голове путались мысли: «Прошлое, настоящее, будущее… разделится ли теперь жизнь на „до“ и „после“ полета? Чем заниматься дальше? Том вот в политику хочет… у него получится – американцы любят таких героев… Иширо думает заняться частной практикой в своей клинике. А чего хочу я? Вроде и вариантов много, а что-то конкретное еще не решил…»
С этими мыслями парень незаметно уснул. Первый раз почти за год Воробьев спал на Земле, не слыша гудение двигателей и не боясь, что датчики допустят ошибку, в корабль врежется метеорит и «проснется» он уже в открытом космосе. Но спокойных снов не было, и всю ночь марсонавт ворочался, вздрагивая словно от кошмара.
Вот он бежит по пустому городу, а вокруг – никого, но бежать надо очень быстро. Он все бежит и бежит, останавливаться нельзя подсказывает интуиция. Ивану вдруг становится очень страшно, но от чего он сам не понимает. Теперь он стоит один посреди улицы, быстро темнеет. Воробьев смотрит в окна домов, в них нет света. Вокруг – брошенные автомобили, битые стекла и поломанные сухие деревья. Сердце сжимает какое-то ощущение ужасной неизбежности. Вдруг мужчина почувствовал, как нечто схватило его за плечо. Он боится повернуться и посмотреть, кто это. А ноги как будто вросли в землю, и сделать шаг нет сил.
Иван резко поднялся на кровати и несколько раз глубоко вдохнул. Лина осторожно теребила его за плечо. Придя в себя, парень с трудом разобрал ее слова:
– Доброе утро. Доктор уже ждет, Вам пора на обследование.
Торжественные будни
Прошла неделя с тех пор как марсианский экипаж вернулся на Землю. Иван сидел в салоне самолета и смотрел в иллюминатор. По сравнению с их кораблем, самолет казался велосипедом после суперкара. Лайнер поднимался над землей. Когда двигатели загудели, Иван закрыл глаза и вспомнил первое ощущение взлета на «Эвересте». Теперь он летит назад в родную страну.
Пилотов держали в клинике пять дней, исследований и опытов провели не меньше, чем при отборе для полета. В итоге медики сообщили, что состояние космонавтов лучше, чем ожидалось, защита марсоботов и корабля справилась с радиацией превосходно. После того как врачи дали разрешение, с экипажем сразу же встретились большие космические «шишки» из международного агентства. Чиновники намекнули, что кто-то сможет войти в состав второй экспедиции, если здоровье и форма будут позволять.
«Даже не знаю, хочу ли я это повторить. Сейчас, по крайней мере, точно нет, а через несколько лет – все возможно», – решил тогда про себя Воробьев. Перед отъездом он, Иширо и Том на прощание посидели в ресторане, обменялись контактами и пообещали друг другу не теряться и поддерживать связь.
Сейчас Иван летел в Россию на Президентский прием в честь участников космической экспедиции на Марс. Космонавт надеялся, что там что-то прояснится с его дальнейшими планами. Хотя сейчас парню ничего не хотелось – он наслаждался отпуском.
Приземлившись в Москве, Иван заселился в гостиницу, принял душ, достал свой ЛИСТ и немного почитал новости. Главной темой был успех марсианской экспедиции. Журналисты наперебой делись последними фактами и подробностями, которые удалось добыть у экспертов. Когда глаза устали от строчек, парень вышел на балкон подышать воздухом. Уже стемнело, и Москва была похожа на огромную стаю светлячков. Внизу на дорогах мелькали десятки электромобилей, а выше на уровне двадцати метров в специальном воздушном коридоре пролетали авиакары – пока доступные лишь очень обеспеченным людям. Купить, а тем более содержать летающую машину могли единицы. Да и передвигаться в них большинство людей еще побаивалось.
Воробьев вернулся в комнату, открыл на ЛИСТе список контактов и нажал на слово «мама». Пошел вызов, затем на мониторе появилось родное лицо.
– Привет сынок, уже долетел в Москву?
– Да, все хорошо, сейчас в гостинице.
– Соскучились по тебе уже так.
Судя по фону, мама была на кухне.
– Скоро прилечу. Завтра на прием к президенту, если все закончится быстро, то – сразу к вам.
– По новостям-то будут вас показывать завтра?
– Должны, – немного смущаясь, ответил Иван.
– Когда улетели прям, наверное, месяц журналисты ко мне в дом ходили, и сейчас уже вторую неделю ходят. Я уж не пускаю – говорю некогда, делами не успеваю заниматься. Говорю, вот сын приедет и вам все скажет, а я что знала, уже сто раз рассказывала.
Она произносила это с той скромной гордостью, как говорят матери, очень гордящиеся достижениями своих детей, но старающиеся этого чересчур не показывать.