Ванесса - Эммануэль Арсан

— А как насчет тебя, Вана? Что Сильнее всего возбуждает тебя?

— Любопытство, как и тебя. Но мое любопытство совсем другого рода. Я не знаю, существует ли то, чего мне хочется. И это не имеет для меня никакого значения.

Глава шестая

НАДПИСЬ НА РОЗЕТТСКОМ КАМНЕ НИКОГДА НЕ БУДЕТ РАСШИФРОВАНА

— Нике! — голос Ванессы прозвучал так пронзительно, что Гвидо невольно отдернул от уха руку с телефонной трубкой.

— В самом деле? — облегченно проговорил он.

— Когда я говорю, ты должен верить, — проворчала Вана. — И если я кричу «Победа!», ты должен понимать, что мы действительно победили.

— Выбор триумфального клича я предоставляю тебе.

— Нет, от этой привычки тебе придется отказаться!

— От какой еще привычки?

— Оставлять мне возможность выбора.

— Я и сам не умею принимать решение, хотя ты меня убеждаешь, что это не так.

— Не будем спорить. Лучше сдавайся без боя.

— Так я и сделаю.

— Ты знаешь, как я отношусь к обещаниям. Поэтому Незрин сдержал свое слово. Наши пропуска готовы. Он настаивает на том, чтобы вручить их нам лично. Незрин, Видишь ли, никому не передает свои полномочия. Чтобы отметить это событие, он устраивает в нашу честь небольшой прием. Так что сходи к парикмахеру и освежись.

По реакции собеседника Вана догадалась, что он о чем-то задумался.

— Что это нашло на Незрина? — вслух размышлял Гвидо. — Почему он вдруг решил предать гласности нашу поездку?

— Не волнуйся, — успокоила его Вана. — Наоборот, Незрин снова предупредил, что мы с тобой должны помалкивать. Единственной возможностью пробить нам разрешение в высоких инстанциях было использовать его старые связи. Власти Египта не планируют делать из Сиваха курорт для усталых бизнесменов.

— А как же тогда сегодняшняя вечеринка? — Там будет лишь несколько его близких друзей.

— Удивительно, что такой тип способен с кем-то дружить, — прорвало Гвидо.

— Ты не всеведущ. Как мне лучше одеться — поскромнее или совсем непристойно?

— Одевайся так, как нравится твоему хозяину.

— Какому хозяину?

— Ты что, уже забыла, что работаешь на Адли?

— Тот, кто мне платит, не владеет мной! — она бросила трубку, предоставляя Гвидо поразмыслить над этим изречением.

Когда Гвидо в условленное время зашел за Ванессой, она была в длинном белом платье — не просвечивающемся, но сделанном из такой тонкой ткани, что казалось прозрачным. В такси она подняла его до самого верха бедер, и Гвидо сказал, что одобряет ее стиль.

— Я задираю юбку не ради того, чтобы продемонстрировать тебе ножки, — заметила она. — Я это делаю по привычке. Хотя, наверное, всякая привычка — признак слабости.

— Нет, слабость — это то, что создает тебе неприятности. Разве у тебя что-нибудь болит?

— Нет, доктор. Но из-за моих привычек бывают неприятности у других. Мои школьные учительницы терпеть не могли, когда я задирала юбку. И мама тоже. Особенно когда я это делала в церкви. Совсем не обязательно быть верующим, чтобы восхищаться произведениями искусства, посвященными Богу, — Вана укоризненно посмотрела на него. — Храм Саграда Фамилиа — Святого Семейства, например… О, прости, я забыла, что от зданий в стиле барокко тебя тошнит.

— Они не в моем вкусе, только и всего. И меня удивляет, как они могут тебе нравиться.

— Моя мать научила меня видеть их особую красоту. К тому же не каждый день попадается церковь, в которую хочется зайти.

— Так ты заходила в Саграда Фамилиа?

— Да, всякий раз, когда видела вблизи головокружительные линии его свода, окруженного фаллическими группами наклонных колонн.

— А ты уже знала, что такое фаллос, когда была маленькой девочкой? — усмехнулся Гвидо.

— Чтобы узнать это, мне не нужен был практический опыт.

Их такси остановилось перед большим домом, к двери которого вела широкая каменная лестница — красивая, но не производящая впечатления претенциозности. Вана одернула платье и поцеловала Гвидо в щеку.

— Но я не грущу о своих детских привязанностях. Человеку нужно время от времени менять храмы.

Глаза Гвидо неотрывно следили за Незрином. Он пытался разгадать, чем живет этот человек. Итальянцу вспомнилась их первая встреча, когда египтянин прикидывался идиотом. Судя по результату, их тогдашнее соревнование в притворной тупости не прошло даром. Что ж, пропуск в Сивах, как и Париж, стоит мессы.

Незрин в тот вечер не казался ни скучным, ни скучающим. Он был даже весел и подстриг свою бороду, что ему очень шло. И белый смокинг сидел на нем не менее элегантно, чем вечерний костюм.

Возле больших ваз с цветами порхали модно одетые дамы, но ни одну из них не представили Гвидо как хозяйку дома.

Должно быть, Незрин был холост или прятал жену от посторонних глаз. Гвидо хотел было расспросить об этом Вану, но их разделил поток гостей. Судя по их количеству, у хозяина были довольно своеобразные представления об интимной вечеринке. В дом набилось уже несколько десятков любителей выпить шампанского и поскрипеть креслами.

Все проходило очень официально. Гвидо чувствовал себя так, словно его одурачили. Хотя чего еще можно было. ожидать. Он решил дать выход своему разочарованию.

— От этого дипломатического приема я чувствую себя совсем больным, — пожаловался он Незрину, перенимая беззастенчивую манеру египтянина. — Я не привык вращаться среди сильных мира сего.

— Согласен с вами, чернь более колоритна, — ответил Незрин. — Но мне тогда пришлось бы полностью изменить интерьер. Я должен следить, чтобы мои друзья соответствовали моим креслам. Гвидо с серьезным видом кивнул.

— Настоящий Людовик Пятнадцатый! Великолепная подделка.

— Как видите, я ничего не преувеличил, — скромно согласился Незрин.

— Значит, несмотря на обилие культурных связей, вы успеваете читать? — Гвидо с мрачным упорством продолжал изображать придурковатого увальня.

— Меня выручают знания, полученные в юности, — улыбнулся хозяин дома.

— А сколько вам лет? — спросил Гвидо, сознавая, что преступает грань приличий. И Незрин Адли не преминул указать ему на это.

— Как вы знаете, люди Востока предпочитают избегать этой темы. Давайте лучше я отведу вас к вашей возрастной группе.

Он взял итальянца под руку и подвел его к юной паре, методично поглощавшей содержимое буфета. Но Гвидо повернулся спиной к голодной парочке и пожал руку огромному человеку, втиснувшемуся рядом с тощей дамой.

— Синьор Андреотти, инженер, — с улыбкой представил его Незрин. — А это — достопочтенный Алистер Баррет и миссис Аврора Баррет.